Без маски - Алексей Корепанов

Алексей Корепанов

Без маски

«…Он выпустил из рук горячий лучемет и бросился к оплавленной выстрелами стене, перепрыгивая через холмики пепла, оставшиеся от хранителей Черных Книг. Девушка лежала на каменном возвышении в углу полутемной пещеры и измученно улыбалась, глядя на него полными слез глазами. Он разорвал веревки, опутывающие ее запястья, и придвинулся губами к ее губам…»

Я хмыкнул и поставил на полях знак вопроса. Герой рукописи явно тянулся в супермены, он не только голыми руками рвал не гнилые, надо думать, веревки, но еще и перемещался с помощью губ. Если, конечно, я правильно понял автора. Как бишь его зовут? Я разыскал первую страницу этого шедевра. Ага, Александр Константинов. «Время собирать камни». А также грибы и зерновые культуры.

Все. На сегодня хватит. Если начинаешь злиться по пустякам – значит, пришло время собирать бумаги и кончать работу. И, между прочим, было уже без чего-то там шесть. Я уложил в папку недочитанную рукопись фантастической эпопеи Александра Константинова и встал. Протиснулся между столом Галки (у нее простудился Славик и объявления пока принимал я) и столом Цыгульского (он умчался лепить интервью с каким-то залетным то ли йогом, то ли экстрасенсом, и отвечать на телефонные звонки, адресованные ему, приходилось тоже мне), итак, я протиснулся между столами, присел на подоконник и выудил из печки сигарету.

Распахнутая форточка всасывала уличную сырость, в туманном ореоле парили над мокрым асфальтом похожие на НЛО фонари, безнадежно атакуя полумрак ноябрьского вечера, прохожие брели по лужам, прикрываясь щитами зонтов. Я глядел в окно и думал о том, что сроки подписки уже на излете, а страничка фантастики готовящегося субботнего номера пока похожа на снега Килиманджаро. Александру Константинову явно придется собирать свои камни в другом месте. Не у нас. Не в нашей славной профсоюзной газете. Впрочем, на моем столе, в толще бумажных завалов покоились целых две рукописи, которые я еще не успел просмотреть. Но если и они окажутся на уровне творения собирателя камней…

Оставалась надежда только на четверг и пятницу – и если надежда не оправдается, думал я, придется срочно затыкать дыру чьим-нибудь переводом, который еще можно раздобыть. Мда-а… Я выщелкнул окурок в форточку. Великое, сложное, удивительное дело – битва за подписчиков. Второй год я применял в этой битве оружие фантастики и толк, судя по тиражу, все-таки был. Не буду утверждать, что газету читали только из-за фантастики – всякой интересной и полезной информации хватало, – но мой камешек все-таки лежал в этом фундаменте.

В конце концов, можно было залепить пробоину собственным рассказиком о детях, играющих в звездоплавателей, но, честно говоря, он мне не нравился. Писал я его, в общем-то, для галочки, дабы реализовать пришедшую в голову идею – не пропадать же ей, бедняжке, невоплощенной – вот и получилось именно для галочки. Кто-то из известных или полуизвестных, помнится, писал, что нет, мол, для него большего удовольствия, чем создать в воображении завершенное произведение, а потом дать ему возможность раствориться без следа. Рисовался ли тот известный или так и поступал на самом деле – неведомо никому, кроме Бога, как говорил платоновский Сократ. Итак, дети-звездоплаватели не годились, а очередную идею я собирался воплощать только с утра в субботу, потому что на работе занимался работой, а вечерами не хотелось ничего делать, а хотелось спать – вероятно, влияла гнусная ноябрьская сырость. Было в моей почте и кое-что другое, но все не то, не то…

За стеной размеренно запищало радио («Московское время – восемнадцать часов»), я закрыл форточку и направился к вешалке забирать свою одинокую куртку. И в это мгновение дверь распахнулась, с шорохом затрепетали бумаги на столах, лампа дневного света под потолком несколько раз мигнула, и даже радио за стеной, кажется, начало заикаться – потому что произошло явление Залужной. Залужная никогда не входила и не врывалась, и не влетала. Она именно являлась. Многое теряет тот, кто не знает Залужную. Я замер, не дойдя до вешалки.

– Леха, привет! – с ходу сказала Залужная. – Автоматы, сволочи, не работают, не дозвонишься. Вот тебе клевая тема: пришельцы, сволочи, явились из супергиперполя и специально портят автоматы, чтобы никто не мог ни к кому дозвониться. Ни в милицию, ни к этим… А потом порабощают и устраивают тут всякие штуки, знаешь, по Шопенгауэру?

– Здравствуй…

Это было все, что я успел вставить. Залужная почти никогда не слушала того, кого избрала объектом словесной атаки. Напор ее слов был подобен девятому валу с картины Айвазовского или даже цунами.

– Я тебя два часа вызваниваю, пришлось переться через полгорода, – продолжала Залужная, водружая на Галкин стол полупрозрачный пакет с какими-то бумагами. Говорила она без запятых и прочих знаков препинания, они просто не поспевали за ее стремительной речью. – Едем к Наташке на Хутора, Сашка Назаренко сказал, что она взяла одну клевую штуку для Гриши на пару дней, и ты тоже посмотришь. Какой-то медный или кафельный, не помню. Надо кафель в ванную где-то раздобыть.

Залужная уже сидела возле Галкиного стола, распахнув пальто, положив ногу на ногу, дымя «примой» и стряхивая пепел в корзину с бумагами. И продолжая говорить. Я не спеша натянул куртку и покосился на бумажные Эвересты моего рабочего места. Все-таки нужно бы найти те две непрочитанные рукописи и посмотреть дома после традиционной вечерней яичницы и чая. А вдруг?..

– …представляешь? – развивала какую-то тему Залужная. – Проступила какая-то черная жидкость прямо сквозь линолеум, около холодильника, а там ведь пол бетонный, Олька перепугалась, соседа позвала, а тот бухой, как обычно, кошка лакала – и ничего…

– Олька… – машинально пробормотал я, роясь на столе в поисках рукописей. – Что за Олька?

Ларису Залужную я воспринимал как стихийное бедствие. Я стоически выслушивал все ее бесконечные истории о полуизвестных или вовсе неизвестных мне Сашках, Надьках, Наташках и Валерках. Эти истории были той самой словесной рудой, в которой попадался иногда грамм-другой радия. Именно Лариса натолкнула меня на идею «Музыки желаний» – по-моему, самого удачного моего рассказа.

– Ты что, Леха, совсем заработался? Васильева Олька, какая же еще! И вообще, мы будем ворошить макулатуру или мы поедем к Наташке?

Я, наконец, разыскал рукописи, повернулся к Ларисе и ответил неторопливо, вдумчиво и убедительно, как и нужно было отвечать Ларисе:

– Ты можешь ехать к Наташке, равно как к Ольке и Надьке, а я не поеду сразу по трем причинам. Во-первых, я никогда не слышал о Наташке с Хуторов, во-вторых, Хутора – края неблизкие, а в-третьих, нет материала в номер. Почитаю сегодня вот это, – я помахал свернутыми в трубку рукописями, – и если там белиберда – придется где-то добывать перевод. Так что… – Я развел руками.