Пусть дерутся другие (СИ) - Булаев Вадим

Пусть дерутся другие

Часть первая

Победу в Розении отмечали с размахом.

Отовсюду лилась бравурная музыка, торжественные марши сменялись церемониями награждений и репортажами о приподнятом настроении в войсках на передовой. Бравые вояки, исполненные важности, строили планы на будущее, разумеется, далеко идущие и насквозь патриотичные.

Каждый, мало-мальски причастный к оборонному ведомству чиновник, норовил влезть в объективы камер, чтобы разразиться пафосной речью о грядущих свершениях, о долгих бессонных ночах, проведенных во славу народного блага, скорбно приплести павших, но без переигрывания, дабы не омрачать всеобщее ликование упоминанием изувеченных солдатских трупов.

Жёсткое, пронзительное «мы», используемое для скромного обозначения собственных заслуг при незначительной помощи всех остальных, звучало почти в каждом предложении. Мы выстояли, мы смогли, мы сделали это, мы подготовили победоносную операцию, мы...

Сплошное «мы», и ни одного конкретного упоминания о прочих, чинами поскромнее. Не сидел бы я лично на позиции, в окопе — подумал бы, что нас задавили без единого выстрела, одним лишь штабным, сильно могучим интеллектом, а не массированным огнём, превратившим окружающие насосную ландшафты в преисподнюю.

Выступающие расхваливали достигнутые результаты на все лады, стучали кулаками по трибунам, тактично умалчивая о том, с чего по-настоящему всё началось.

Я с ними соглашался. Поделись суровые вояки правдой с обывателями, вся их бесконечная мудрость слегка бы померкла на фоне истины, став более честной и менее торжественной.

Да и кому она нужна, эта правда?

По краткому, но информативному рассказу бойца с позывным «Длинный», взявшим меня и Психа в плен и болтавшим с нами в ожидании медиков, по увиденной своими глазами армейской мощи, пущенной в дело, стало понятно — стрельба первого номера из штатной пушки сыграла роль брошенного камешка, с которого началась лавина событий.

Прилетевшие из нашего окопа, а вернее, со стороны противника, снаряды подействовали, как катализатор для начала полноценных боевых действий. Висящие на орбите спутники зафиксировали данный факт во всех ракурсах, необходимые комиссии извлекли заранее заготовленные протоколы о нарушениях, взвились знамёна, визоры дали экстренный выпуск новостей.

В общем, мы с Психом, сами того не зная, подарили Розении возможность перекроить существующее положение дел, красиво избежав обвинений в вероломстве и умышленном обострении. А они и воспользовались, в полной мере реализовав заранее подготовленные наработки.

Как точно подметил Длинный: «Должно же было это рано или поздно чем-то закончиться? На то и война».

К наступлению вооружённые силы розенийцев готовились долго и тщательно. Пока действовало перемирие — наращивали мускулы, формируя железный кулак для молниеносного удара, тайно перебрасывали технику в район карьера по добыче редкоземельных металлов, разрабатывали планы, чертили карты наступления.

Данный участок фронта выбран был неспроста. Насосно-фильтрационная станция, контролируемая «Титаном» и обеспечивающая питьевой водой близлежащий посёлок, была у военной верхушки как бельмо в глазу и со стратегической, и с политической точки зрения. К тому же, располагалась она на оккупированной территории, о чём регулярно вспоминали ушлые телевизионщики. Любили они иногда разразиться упрекающими в бездействии репортажами, многозначительно вопрошая: «Доколе?».

Получалось едко, злободневно, и в духе безграничной любви к родине.

Близость армейских подразделений Нанды заставляла здорово нервничать и толстосумов, имеющих отношение к месторождению. Сложно вести бизнес, если в любое мгновение его могут отжать или уничтожить без положенных по международному праву компенсаций. Потому они всячески лоббировали наступление, не забывая по максимуму ужиматься в текущих расходах на случай проигрыша.

И вот теперь, после выхода армии Розении на старые государственные рубежи, все ликовали. Даже про пленного бойца Маяка вспомнили — дали банку пива, чтобы отпраздновал. Что на победителей нашло — я без понятия. Но выпил.

Психу не досталось ничего. Его прямо из нашего санитарного тупичка увезли сначала в медчасть добровольческой бригады «Юг», потом, как сказали, куда-то в госпиталь. Меня же препроводили в штаб, где посадили под замок после поверхностного врачебного осмотра и беглого общения с незнакомым типом, сходу назвавшим меня Готто Ульссоном, разыскиваемым за всякие пустяки на территории Нанды. Я с ним не спорил. Лишь голову склонил в мнимом восхищении от осведомлённости «южан».

Подозреваю, попадись кто из них «Титану» — там бы тоже папочку с файлами нашли. Подробными и обстоятельными, в которых заполнены все графы: от точного веса при появлении на свет до интимных предпочтений за последнее десятилетие.

Все знают всех. Эра цифровых технологий.

Так и сидел, от скуки размышляя о разном и отсыпаясь вдоволь. Ждал неизбежного, полномасштабного допроса, но он всё откладывался без объяснения причин. Наступательные действия ставили перед близнецом «Титана» иные приоритеты, а передавать меня армейской контрразведке они, отчего-то, не спешили.

Хорошо это или плохо — покажет время.

С одной стороны — добробаты более прагматичны и бесплатно стараются ничего не делать. С другой — они непредсказуемы. У нас, в «Титане», пристрелили же бойца, вынесшего наркоту за территорию. Без суда и следствия зачистили, без положенной бюрократии. Просто убрали лишнего свидетеля, руководствуясь внутренней необходимостью.

Кто мешает этим господам поступить так же? Решат, что правда о начале операции недостаточно подходит под сделанные на всех уровнях заявления — и каюк Маяку, чтобы молчал с гарантией, не портил людям светлые образы героев и не уменьшал вероломность коварного врага.

«Всё началось с двух бойцов, вляпавшихся в тайные делишки своего подразделения...» — дрянь сюжет, такой на первую полосу не подашь. Засмеют.

А в показательный, честный суд я не верил. Кому он нужен? Устраивать процесс над тяжелораненым и рядовым — надо уродиться законченным идиотом. Картинка получится жалостливая, притянутая, в чём бы нас ни обвинили.

Вдобавок, обязательно поднимется либеральная шумиха, намекающая на мелочность высокопоставленных победителей. Был бы я офицером или другой значимой шишкой — ещё куда ни шло. Но устраивать возню вокруг откровенно третьесортных пленных — перебор.

Мало, что ли, народу за четыре года войны наловили? Захотят — найдут, кого обывателям показать. С чинами и более удобоваримой историей.

… Тогда почему меня держат здесь, а не переведут в положенное пленному заведение? Для чего?

Возможно, ответ находился у меня за правым ухом, в виде чипа-синхронизатора Федерации. Других предпосылок торчать тут, в полной изоляции, я не видел. При осмотре его наверняка заметили, и теперь прикидывают, как со мной поступить и не продешевить. Слишком я необычный зверь для этого зоопарка.

Слишком редкий.

Об этом и размышлял уже пятый день, находясь в переделанной под тюремную камеру комнате без окон, да понемногу впадал в апатию, уставая от неопределённости. Закончилось бы это уже. Хоть чем-нибудь.

***

Звуковой сигнал, сопровождаемый препротивной вспышкой лампы под потолком, оповестил о визитёре. Надо подготовиться. Встать, подойти к противоположной от койки стене, ладони упереть в нарисованные жёлтые круги, ноги поставить на выделенные тем же цветом кафельные плитки.

Стойка из полицейского арсенала, неудобная, но кто меня спрашивает? Правила и порядки довели в первый день пребывания, сердечно предложив их нарушать. Тогда охране будет, с кем поразвлечься.

Тюремно-казарменную шутку я оценил, про себя отбросив из сказанного долю шутки в установленном регламенте для нарушителей и заключённых. Если без подробностей — за любой мелкий проступок либо в морду, либо в печень. За неповиновение, считающееся тяжким прегрешением, пообещали запоминающийся сюрприз. За попытку побега — ящик колы, если сумею добраться до выхода из здания и принудительную кастрацию в случае неудачи.