Газета День Литературы # 122 (2006 10) - Газета День Литературы

Газета День Литературы # 122 (2006 10)

Иван Евсеенко УСТАЛОСТЬ ЛИТЕРАТУРЫ

 Cерьезная литература в постсоветское время у нас резко разделилась на два лагеря: либеральный и патриотический. Деление это в общем-то не новое, еще в шестидесятые годы минувшего столетия покойный Александр Михайлов разделил (правда, одну только поэзию) примерно по тому же принципу: на интеллектуальную и почвенническую, народную, которую сегодня как раз и можно назвать патриотической. Тогда вокруг статьи Ал. Михайлова разгорелись жаркие споры. Сейчас никаких споров и дискуссий нет, поскольку деление вполне очевидное: литература развивается по двум, часто взаимоисключающим друг друга ветвям и направлениям. Либеральную литературу мы оставим пока в стороне. Хотя бы по той простой причине, что никаких особых изменений внутри ее не произошло. Она как занималась углубленным (сплошь и рядом ложноуглубленным) самокопанием, так и занимается им по сей день. Даже вспышка модернизма и постмодернизма в ней явление не новое. Подобные вспышки наблюдались и в двадцатые, и в шестидесятые годы, а потом все благополучно затихало.

Конечно, ожидалось, что после ельцинского переворота представители экстремистского крыла либеральной литературы начнут, подражая пламенным большевистским поэтам, воспевать и распад СССР, и взятие Белого Дома (чем не взятие Зимнего Дворца?!). Не зря же они подписывали печально известное воззвание в октябре 2003 года "Раздавить гадину". Но, увы, этого не произошло (пусть разбираются в столь странном явлении либерально настроенные критики). Даже, более того, произошло прямо противоположное. Многие поэты, в том числе и "подписанты", вдруг начали оплакивать страдающую и гибнущую Россию. Вот всего лишь один пример. Воронежская поэтесса Галина Умывакина, которой не откажешь в либеральных настроениях, пишет:

Когда стоит такая тишина,

пронзительная, зимняя, земная,

не верится, что мается, стеная,

огромная родимая страна.

И в другом стихотворении:

Опять орут: — и гонят, и торгуют,

и жизнь на части рвут лихие кореша

Любимая земля! Я не хочу другую…

Россия велика — я буду здесь лежать.

Хорошо, что так пишут, постепенно прозревая, либеральные поэты. Глядишь, дело дойдет и до покаяния за безрассудное свое содействие разрушившим страну “корешам”. Но, повторяю, разговор о либеральной литературе отдельный, требующий всестороннего осмысления всех парадоксов ее развития. Мы же вернемся к литературе патриотической.

Как и следовало ожидать, она еще при первых признаках крушения Советского Союза, а потом и России, стала поднимать свой голос в защиту поруганных идеалов русского народа. И тут были заметные обретения. В поэзии: стихи Юрия Кузнецова, Бориса Примеров, Юрия Беличенко, Владимира Кострова, Виктора Верстакова, Станислава Золотцева, Александра Боброва, Ларисы Таракановой и многих других поэтов этого ряда. В прозе: повести и рассказы Валентина Распутина, Василия Белова, Бориса Екимова, Владимира Крупина, Виктора Лихоносова, Владимира Личутина, Виктора Потанина, романы Александра Проханова; рассказы, повести и романы писателей более молодого поколения, которых теперь именуют "новыми реалистами": Олега Павлова, Евгения Шишкина, Лидии Сычевой, Александра Яковлева, Алексея Варламова, Михаила Тарковского, Василия Килякова, Виктора Никитина и других. Постепенно даже вызрел термин (если я не ошибаюсь, в недрах "Нашего современника") — протестная литература. Казалось бы, влияние этой литературы на читателей большое, она вызывает в их сердцах живой отклик, поскольку отражает болезненные явления, происходящие в нашем обществе. Беспокоиться вроде бы нечего. И тем не менее, беспокойство есть и оно все усиливается. В последние годы ощущается усталость и застой протестной литературы. Она идет уже по второму и по третьему кругу излюбленных своих тем: столкновение разрушительных криминально настроенных сил с силами добра и созидания. Произошло это, на мой взгляд потому, что протестная литература отступила от основных принципов русской национальной литературы. Увлекшись протестом, ее представители забыли, что русская национальная литература — это: во-первых, нравственно-философские и нравственно-религиозные искания; и во-вторых — изящная словесность. То есть, протеста много, а литературы — мало! Удивительного здесь в общем-то ничего нет. Нас еще со школьной скамьи приучили, что Пушкин, Гоголь Лермонтов, Толстой, Достоевский прежде всего борцы с царизмом, а потом уже мыслители, пытающиеся посредством литературы познать мир, вселенную и место человека в этой вселенной. Нас с восторгом заставляли читать стихи Некрасова:

С твоим талантом стыдно спать;

Еще стыдней в годину горя

Красу долин, небес и моря

И ласку милой воспевать…

Слов нет, призыв вполне справедливый, но все же стоит задуматься и о том, что может быть, в годину горя как раз и надо воспевать и красу небес, и ласку милой, потому что человек жить одними слезами и горем не в силах. В любой, ситуации, в любой самой страшной социальной беде он хочет оставаться человеком, любить и радоваться жизни. Забрать это дарованное ему от Бога желание мы не вправе. Протестная же литература покусилась именно на это и во многом терпит поражение. К несчастью нашему, традиции одномерного, а подчас и прямолинейно-лобового изображения окружающей действительности прочно укоренились в предшественнице протестной литературы — в литературе советской. Ни о каких нравственных, философских, а тем более религиозных исканиях советский писатель и помыслить не смел. От него требовалось четкой и ясной позиции, марксистско-ленинской методологии в познании и оценке жизненных процессов. Лишь немногим удавалось преодолеть эту губительную для любой творческой личности установку, да и то опосредованно, глубоко пряча свои мысли в высокохудожественной ткани произведений, в изящной словесности.

Во второй половине ХХ-го века философская направленность просматривалась в творчестве Юрия Бондарева, Василя Быкова, Чингиза Айтматова, Сергея Залыгина и еще нескольких писателей. Юрий Бондарев и Василь Быков интересны прежде всего тем, что они отошли от традиционной для большинства писателей-фронтовиков позиции, когда конфликтная ситуация проходила по линии фронта: свои — чужие, наши — немцы. Юрий Бондарев и Василь Быков перенесли конфликтную ситуацию внутрь "своих". Их интересовало в первую очередь, что происходит между нашими солдатами и офицерами, какой ценой дается им победа. Вспомним повести Василя Быкова "Мертвым не больно", "Круглянский мост", "Беда", "Сотников", романы Юрия Бондарева "Берег", "Выбор". Но в подцензурной советской литературе и Быков, и Бондарев останавливались на полдороге и не шли, не могли пойти дальше дозволенного. Примерно то же самое получалось и с романами Чингиза Айтматова "И дольше века длится день", "Плаха". Сергей Залыгин писал в основном о двадцатых-тридцатых годах, и там простору было побольше, хотя и он выйти из рамок социалистического реализма тоже ни разу не рискнул. Но попытки были. В протестной же литературе таких попыток почти не заметно. Все как в прежние, давно забытые времена: свои — чужие, демократы — патриоты. А где же современный Мелехов или хотя бы Телегин? Ведь и в сегодняшней жизни не все так просто, не все однозначно, она соткана из противоречий: социальных, нравственных, мировоззренческих. И именно эти противоречия должны бы стать предметом внимания писателей патриотической направленности. Каждый писатель, разумеется, пишет так, как ему пишется, и никакие подсказки (а тем более упреки) со стороны ему не помогут. Но обратить писательское внимание на те явления, которые требуют творческого исследования, наверное, можно.

Вряд ли приходится ожидать, что писатели старших поколений, фронтовики и бывшие "сорокалетние", дети войны, напишут с полной отдачей и полным пониманием произведения о той катастрофе и трагедии, которые произошли с Россией в начале ХХI-го века. У них другие, как мне представляется, задачи. Они должны (да и обязаны) "дописать" войну и послевоенное детство. Кроме них, никто иной этого уже правдиво и достоверно не напишет. А вот молодые писатели, которые пережили катаклизмы, выпавшие на долю России в двадцати-двадцатипятилетнем, самом восприимчивом к любым потрясениям возрасте, не могут обойти эти катаклизмы стороной. У каждого поколения писателей своя "биография", своя главная тема. У фронтовиков и детей войны — война, у молодых писателей, которых нынче именуют "новыми реалистами", — крушение великой державы, великой эпохи. Или они в силу своей затянувшейся юности этого пока не осознали? Есть некоторые подозрения, что именно так. Многие писатели нового поколения пишут коротенькие полурассказы-полуочерки и документальные повествования. На произведения же более объемные и, главное, более содержательные, не решаются. Те же, кто решается, остаются в плену протестной, одномерной литературы. Философские откровения там встречаются редко. И не потому ли у романов молодых писателей столь короткая жизнь. В лучшем случае они держатся на слуху год-полтора, а потом прочно уходят в историю литературы.