Подозрительная труба, Логика и Пунтиллятор Шмульдерсона - Александр Шленский

Подозрительная труба,

логика

и пунтиллятор Шмульдерсона

С какой бы стороны ни подойти к огромному наследию ленинизма, убеждаешься в том, что благодаря своему колоссальному размаху оно имеет существеннейшее значение не только для прогресса, но и для спасения самой цивилизации и рода человеческого.

Часть 1.

Подозрительная труба

Почтовый ящик лязгнул и со скрежетом открылся, выплюнув из своей ржавой утробы порцию ежедневной печатной дряни, написанной нечестивыми авторами для нечестивых читателей, без зазрения совести и без малейшего намека на скромность, стыд и иные чувства, хотя бы отдаленно напоминающие человеческие. Я брезгливо взял в руки цветастую рекламную газету «Без базара» со знакомым девизом на первой странице:

Газета громко воняла краской, дешевой полиграфией и копеечной рекламой, и по этой причине напоминала дешевую проститутку, благоухающую дешевой парфюмерией. Но основной аромат в подъезде создавал, конечно же, мусоропровод, который представлял собой огромную трубу с замызганными квадратными крышками опускных люков на каждой площадке. Мусоропровод был как бы «визитной карточкой» нашего подъезда. Вензелями на этой визитке были, разумеется, непристойные надписи и рисунки на стенах, а рассеянные там и сям плевки в различной степени высыхания вполне могли сойти за узорчатое тиснение бумаги.

Внезапно труба мусоропровода подозрительно завибрировала, затем задрожала сильнее и наконец громогласно загремела в полный голос, наполняя подъезд невыносимым грохотом. Без сомнения, кто-то на верхнем этаже с размаху бросил в нее цветной телевизор. То, что телевизор был цветной, а не черно-белый, я сразу определил по звуку. Технические характеристики черно-белого телевизора, в частности его габариты и вес, не позволяют ему лететь по трубе с таким жутким грохотом. Это вам объяснит любой телемастер в любом телеателье, если он изучал в институте автоматику и телемеханику. Стало быть, телевизор выбросили именно цветной, со злобой швырнув его в открытую грязную пасть богомерзкой трубы. И я хорошо знал, почему его выбросили. Его выбросили от бессильного бешенства, по той же самой причине, по которой мне хотелось немедленно швырнуть на пол вынутую газету.

Ну разумеется – из-за рекламы.

С некоторых пор стало совершенно невозможмо нормально жить, ездить в лифте и в метро, посещать салоны, поправлять прическу, любить женщин, потому что нельзя это делать без содрогания, когда тебе старательно напоминают по многу раз в день с телеэкрана, по радио в перерывах между музыкой и новостями, и черт знает из каких еще кричащих, вопящих и моргающих несусветных дыр, о том, что существует перхоть, менструация, молочница, грибок на ногах, вонючий пот подмышками, грызение в желудке, громкая зловонная отрыжка, дурной запах изо рта, запор, понос и вредные кишечные газы, которые рвутся наружу в самый неподходящий момент. А также головная боль, зуд в заднем проходе и в половых органах, унылая потеря волос на голове и произрастание вульгарной растительности на тех местах, где она не радует взор. Наличие великолепных, замечательных, суперэффективных патентованных средств от этих проблем уже не утешает: вера в человеческое совершенство подорвана так основательно, что аппетит к жизни, чистота и свежесть восприятия испорчены безнадежно и навсегда. От огорчения и горькой обиды за растоптанные эстетические чувства и безжалостно изгаженные представления о мире, хочется придти в самую шикарную рекламную фирму в разгар их сволочного банкета, натрясти перхоти на богато украшенный праздничный стол, обильно рыгнуть тухлой отрыжкой в блюдо, где лежат бутерброды с черной икрой, громко испортить воздух, и под конец измазать шикарную обивку диванов, стульев и кресел вонючим пузырящимся поносом и липкой менструальной кровью с комками и с пенками. Нате вам, пидоры гнойные, жрите сами свою рекламу, приятного аппетита!

Поганая труба напоследок брызнула через этажи царапающим уши звуком стеклянного взрыва – видимо лопнул кинескоп – и наконец затихла.

– Чтоб тебя в один прекрасный день разорвало, блядское отродье! – пожелал я трубе, и брезгливо отставив подальше от себя руку с газетой, поднялся в свою холостяцкую квартиру. Вообще-то, мне кажется, в последнее время я стал слишком желчен и чересчур раздражителен.

С тех пор как прекратил свое существование экспериментальный театр «Нейротравма», и мне пришлось пойти работать в магазин-салон менеджером по торговому залу, моя жизнь стала гораздо более сытой и солидной, но значительно менее веселой. У меня внезапно исчезло противоядие к мерзостям современной жизни, которое каким-то образом защищало мой внутренний мир от его разрушительного влияния, пока я работал в театре. Там у меня было свое лицо, были творческие планы, стремления и надежды. Были, конечно, и неудачи, но были и замечательные находки. В последнем спектакле Дмитрия Набутова «Жизнь и смерть Славы КПСС», в самом начале первого акта в авторском тексте стояла ремарка: «Призрак коммунизма бродит по Европе, наводя уныние и тоску». Нам вдвоем с Валерой Дементьевым, моим помощником и лучшим другом, долгое время не удавалось найти подходящего режиссерского решения и актерского воплощения для Призрака. Я позвонил Диме Набутову и спросил, что он думает по этому поводу. Дима был неумолимо лапидарен: «Матюша! Мои идеи и мой текст – а твое воплощение. Ты, Матвеич, режиссер, а не я, и тебе лучше знать, как именно бродит Призрак. Все равно лучше вас с Валерой никто не сделает».

Сперва мы с Валерой, не сговариваясь, решили, что Призрак должен танцевать. Но Призрак упрямо не желал вытанцовываться. Саша Дубравин, конечно, талантливый актер, и с танцем у него все в порядке ну просто от Бога. Но почему-то его зловещая пляска по большой карте Европы, расстеленной по сцене, скорее напоминала о коричневой чуме. В конце концов мы решили, что этот жуткий инфернальный танец больше подходит Берии, который тоже должен был танцевать во втором акте. Саша Дубравин получил роль Берии и так вошел в образ, что от его вида, и особенно от его танца, всем становилось немного не по себе.

Но что делать с этим проклятым Призраком? Гениальная мысль пришла мне в голову, как всегда, совершенно неожиданно, когда наш рабочий сцены Паша Тренчук явился после выходного с большого бодуна и, ничего не соображая, ходил по сцене туда-сюда с выражением дикого похмельного страдания на лице, под конец чуть не свалившись в оркестровую яму.

Я пошептался с актером Андреем Панталыковым, мы изготовили нехитрый реквизит, и в результате пролог стал выглядеть следующим образом: на сцену выходил весь актерский состав, включая статистов. Они были одеты в балахоны с нарисованными на них флагами европейских государств. Андрюша Панталыков, игравший Призрака коммунизма, бесшумно спускался на сцену по канату, одетый в дырявый лоскутный плащ с портретом Маркса и надписью «Karl Marx Superstar»на спине, и нелепо ходил по всей сцене, натыкаясь на людей и предметы, затем спускался в зрительный зал и бродил по нему, спотыкаясь об стулья и искательно заглядывая зрителям в глаза, после чего возвращался обратно на сцену, докучая стоящим там европейским государствам непристойной пантомимой, а они в ответ меланхолически посылали его на хуй. В заключение Андрюша мастерски падал задом в оркестровую яму, из которой торчала табличка с надписью «Россия». Там его заботливо ловила российская интеллигенция. Андрюша бодро проходил по ее спинам, забирался на плечи, делал там стойку на руках и безобразно дрыгал ногами. После этого под громкий звук трубы на сцену выходил Бисмарк в ботфортах с раструбами и в пожарной каске со шпилем, и провозглашал: «Для того, чтобы совершить революцию, необходимо сначала выбрать страну, которую не жалко!» Затем Бисмарк с омерзением плевал в оркестровую яму, из которой торчали дрыгающиеся Андрюшины ноги, и уходил за кулисы, грохоча ботфортами и непристойно ругаясь по-немецки.

Вообще, пьеса вышла очень забавная, веселил даже сам состав действующих лиц: там были и Маркс, и Энгельс, и Анти-Дюринг с лицом, раскрашенным под фотонегатив, Материализм с Эмпириокритицизмом, которых мы сделали похожими на Кэрроловских Траляля и Труляля, Капитал с огромным надувным брюхом, в цилиндре, фраке и белых перчатках, Плеханов с ослиными ушами тащил на веревке броневик с надписью «Аврора», выструганный и склеенный Пашей из дерева и картона, а на броневике сидел Ленин в мятой кепке с матросскими ленточками, с якорем и с надписью РСДРП на околыше. Артисты исполняли по ходу действа множество ролей, им приходилось часто и быстро переодеваться и на ходу перевоплощаться. Впрочем, проблем с этим не было. В начале первого акта на сцене появлялся Гегель, значительно поднимал вверх указательный палец и говорил: «Диалектика – это вам не хрен собачий, а собачачий!» – и делал стойку на голове, а Маркс выходил на сцену, шатаясь, как пьяный и старательно держался за ноги стоящего на голове Гегеля, чтобы не упасть в болото поповщины и идеализма. Ренегат Каутский периодически перебегал со сцены в зрительный зал и назад, путаясь под ногами у других исполнителей, а Дзержинский выходил на сцену в тяжелых средневековых латах, лязгая и громыхая. На шее у него болталась большая масленка, как у Железного Дровосека, а на масленке было написано «КГБ», и так далее, и тому подобное.