Ипоходрик - Алексей Писемский

Алексей Феофилактович Писемский

Ипохондрик

Комедия в четырех действиях

Действующие лица

Николай Михайлыч Дурнопечин (ипохондрик), 35 лет.

Соломонида Платоновна, тетка его, 60 лет.

Прохор Прохорыч Дурнопечин, брат H. M. Дурнопечина в 4-ом колене, 48 лет.

Настасья Кириловна Белогривова, дама лет 50, дальняя родственница Н. М. Дурнопечина.

Ваничка, сын ее, 21 года.

Надежда Ивановна Канорич, девица, 36 лет.

Mихайло Иваныч Канорич, брат ее, 33 лет.

Никита, слуга Дурнопечина, 40 лет.

Сергей, цирюльник, слуга Соломовиды Платоновны, 22 лет.

Действие происходит в уездном городе, в 40-х годах.

Действие первое

Театр представляет комнату вроде кабинета, стол с различными вещами, мебель хорошая, на диване разложено платье, на стене висит большое зеркало.

Явление I

Дурнопечин (сидит один перед столом в ваточном пальто). Удивительное дело, как идет жизнь моя!.. Страх какой-то… тоска… скука… (Грустно усмехаясь.) А как другие-то, посмотришь, прекрасно живут: веселые такие… смелые… жизнию как-то умеют пользоваться, а ты вот сиди себе да думай; но это бы еще ничего – жил бы себе просто, так нет!.. Беспрестанно наскакиваешь на такие затруднительные положения, из которых не знаешь как и вывернуться: на родину было приехал, чтобы подышать чистым воздухом и успокоиться, и вдруг отыскивается какая-то старая любовишка! мальчишкой бывши, за барышней одной, Надеждой Ивановной Канорич, тут ухаживал, а теперь она пишет, что руки на себя наложит, если не женюсь на ней; но какой я жених?.. Куда я годен? А с другой стороны, подумаешь, что если в самом деле она руки на себя наложит? Что тогда ляжет на совесть? Пожалуй, и сам не перенесешь… Особенно при моем здоровье… Вон опять начало давить под ложечкою… Так!.. Пора!.. Ох, уж это мне утро… Вчера даже мало и ужинал, желудок должен бы быть хорош… (Берет зеркало со стола и смотрит язык.) Ну, так и есть: желтоват! С краев-то ничего – красен; а в середине желтоват!

Явление II

Входит Никита. Дурнопечин и Никита.

Никита (про себя). Опять рот пялит перед зеркалом.

Дурнопечин (услышав его шаги). Это ты, Никита?

Никита (довольно грубо). Я-с!

Дурнопечин. Поди вот тут встань поближе ко мне!

Никита подходит нехотя.

Скажи ты мне, братец, только смотри говори правду: не чувствуешь ли ты по утрам или после обеда, вечером, этакого неприятного ощущения… тяжести?

Никита. Нет-с: этого, кажись, не чувствую.

Дурнопечин. Припомни-ка хорошенько!

Никита. Чего припоминать-то, право, не чувствую-с!.. Вон грешным делом иногда с похмелья, так болит голова по утрам.

Дурнопечин. По крайней мере не хочется ли тебе этак, вставши поутру, поскорей бы на воздух? Или вот, например, скажи мне, братец: можешь ли ты сейчас поутру ваниматься чем-нибудь? Не чувствуешь ли ты этакой тоски… лени?

Никита (с улыбкою махнув рукою). Не знаю, что вы такое говорите! Наше известное дело: не хочешь, да делаешь… Вон за водой сходишь, сапоги вычистишь, самовар тоже велишь поставить поваренку… Не этакая жизнь-то, как ваша: валяться некогда!

Дурнопечин (рассердясь). Что ты за околесную городишь? Черт тебя знает: о сапогах да о самоваре мелешь! Все не то говоришь, о чем тебя спрашивают.

Никита. Что мне говорить-то?.. Я ведь не барин какой-нибудь поученой.

Дурнопечин. Ну, ладно, ступай!

Никита хочет уйти.

(Проведя рукою по лбу и сконфуженным голосом.) Никита, постой… Не уходи! У меня опять, братец, изнурительная испарина показалась.

Никита. Ничего нет, никакой совсем испарины не бывало.

Дурнопечин. Как нет?.. Дай-ка сюда руку! (Берет у Никиты руку и водит ею по своему лбу.) На лбу-то не чувствуешь? Что, нет?.. А? Нет, спорщик этакой?

Никита. Ну что ж?.. Есть!., показалась маленькая!.. Вы ведь, уже известно: давнишний трус. Еще молоденьким были, – прыщик, бывало, какой-нибудь вскочит: «Ой, совсем погиб и не вылечусь».

Дурнопечин. Хорош теперь прыщик!.. Упадок всех жизненных сил. В лечебнике именно сказано; «начинается тоскою, апатиею, а там и конец делу»!

Никита. Ну да, как же! Вы все знаете.

Дурнопечин. Конечно, знаю.

Никита. Бога, сударь, вы только гневите, вот что-с. Накликаете на себя разные болезни.

Дурнопечин. Где же я накликаю? Испарину, я думаю, ты сам видел.

Никита. Что ж испарина? Испарина у кажинного человека есть.

Дурнопечин. Однако у тебя ее нет.

Никита. Почем я знаю… может, у меня есть!.. Настоящим-то манером вы, видно, больны-то еще не бывали, – да-с! А вон как я в Москве, в мальчиках, в горячке лежал, так вот уж лежал: оглох совсем, ни руки, ни ноги не владели; доктора говорили, что беспременно умру, а после через месяц, по милости божией, так начал кашицу уписывать, только давай; харч ей-то только исправных не было.

Дурнопечин. Горячка!.. Что такое горячка?.. В горячке человек или выздоровеет, или совсем умрет, а у меня другое дело…

Никита. Ау вас и совсем ничего нет – вот что у вас! Так вы только больно уж робки, лучше бы погулять, сударь, сходили: на базаре народу видимо-невидимо!

Дурнопечин. Мне бы самому хотелось, да не холодно ли?

Никита. Никакого нет холода; лучше проветритесь.

Дурнопечин. Ну, хорошо!.. Что же я надену?

Никита. Так ступайте, пальто-то ватное.

Дурнопечин. Нет, нельзя так!.. Простудишься! Дай хоть кашемир.

Никита. Зачем кашемир?.. Лучше простынете!

Дурнопечин. Какие ты глупости говоришь? Давай, когда велят: – весь в испарине, а ступай в одном пальто.

Никита подает кашемир, которым Дурнопечин старательно обматывает себе шею, закладывает уши пенькою и, надев теплую шапку и калоши, идет.

Никита (вслед ему). Что обедать-то прикажете готовить?

Дурнопечин (за сценою). Ну, что-нибудь, братец, как будто не знаешь.

Явление III

Никита (с сердцем). Да я почем знаю; теперь вот не говорит, а ужо станет спрашивать, отчего того да другого нет. (К публике.) Каждое утро этакие штуки откалывает, поди ты: что с ним сделаешь? (Передразнивая Дурнопечина.) «Ой, не могу ничего есть, ой, ничего не надо, и слышать, говорит, о пище не могу»; а как проголодается, так всего давай; уписывает так, что за ушами трещит; а наестся, опять за те же манеры, удивительная вещь – право!.. Болен, говорили вон в Москве, в какой-то апохондрии, – экая болезнь славная!.. Все на ногах, да ничего и не худеет. С жиру бесится – вот что – да!.. Как бы посадить на постные щи да заставить бы, как мужика, воза два дров перерубить, так бы все прошло!.. Расхныкался, зачем вот пот в ваточном сертуке прошибает, – экая беда случилась!

Явление IV

Появляется Настасья Кириловна, а за ней Ваничка.

Настасья Кириловна (растопыривая перед Никитой руки). Никитушка! друг мой… тебя ли я вижу? Еще господь бог привел с вами встретиться… Поцелуемся, друг мой! (Хочет поцеловать Никиту.)

Никита (целуя у ней руку). Как возможно-с!.. Пожалуйте ручку.

Настасья Кириловна. Ничего, ничего, мой друг, лучше бы поцеловались… Ох, задохнулась, бежавши… Сейчас только узнала, что вы здесь; но где же дядюшка-то? Дай мне его, ненаглядного, поскорее увидать.

Никита. Они гулять ушли.

Настасья Кириловна. Как гулять ушел? Разве он ходит еще? А ведь меня напугали, сказали, что он ужасно болен.

Никита. Здоровье наше известное, каждый день все хвораем.

Настасья Кириловна. Слышала, слышала… и ты-то, Никитушка, что-то похудел, точно лицо-то ободранное… и ты-то уж не болен ли?

Никита. Нет-с, я ничего: мы не господа, хворать не любим.

Ваничка, смотревший первоначально на потолок, на стены, подошел к большому зеркалу и начал оглядывать себя в разных положениях.

Настасья Кириловна. Что говорить, конечно: человек простой всегда бывает здоровее; но дядюшка-то… Ах, творец небесный! Все это время я как будто бы предчувствовала: в город ехать не надобно, а хочется… Ваничка тоже подмывает; но Алексей Яковлич у меня ведь прескупой-скупой на лошадей: как ехать куда-нибудь, так и история, хоть до драки дело! Ну, думаю, впрочем, ничего! Встала сегодня еще в четыре часа утра, велела потихоньку заложить бричку, разбудила Ваничку: поедем, говорю, друг мой, покуда папенька спит, так в пять часов и укатили, он еще и не просыпался. Да ты узнал ли, Никитушка, моего Ваничку-то? Посмотри, батько, какой молодец вырос! Ваничка, поди, друг мой, познакомься, – это камердинер дяденьки.