Принцесса - Анастасия Малышева

Анастасия Малышева

Принцесса

Пролог

Сидящий в глубоком кресле мужчина был невероятно стар. Он доживал на свете уже второй век, и жизнь не пощадила его, всласть поглумившись над его внешностью. От времени его волосы стали даже не белыми, а бесцветными, точно так же, как и глаза, которые уже давно слепы. А тело его и вовсе напоминало скелет, обтянутый похожей на тонкий пергамент кожей и словно бы начисто лишённый мышц. И тёплая, не по погоде, одежда лишь подчёркивала возраст старика.

И словно в противовес ему — король. Тёмноволосый, с ярко-синими глазами, высокий даже сидя в низком кресле — он выглядел сущим подростком, несмотря на свои сорок лет. И смотрел он с несвойственной возрасту надеждой.

— Учитель… — Лерион нахмурился, вспоминая положенную случаем формулировку. — Оракул. Скажи мне, что видишь ты?

Он нетерпеливо расправил лежащий на подлокотнике листок, готовясь записывать.

— Две дочери, отцу на радость …

Голос старика совершенно не соответствовал внешнему виду — сильный, напевный и тягучий баритон любые слова превращал в сказку.

— Похожи, словно капли две, — старик сделал паузу, начав мерно раскачиваться, словно маятник часов. — Узнай же ту, что силой обладает. А главный выбор женщине оставь.

— Что?.. Учитель?..

Король хотел спросить, о чём речь, но старец распахнул глаза и посмотрел прямо на него. Слепые глаза на один удар сердца обрели насыщенный фиолетовый цвет, в котором можно было разглядеть смесь синего и красного цветов, сошедшихся в диковинном танце.

— Не ошибись, иначе же обеих потеряешь! — сурово произнес Оракул, глядя прямо в душу своего собеседника, от чего не робкий, взрослый и властный мужчина, смутился словно нашкодивший подросток.

Несколько секунд молчания, но и во второй раз ему так же не удалось задать мучивший вопрос: не работающие уже несколько десятилетий напольные часы, стоящие около стены, внезапно начали отбивать полдень.

В комнату осторожно заглянул слуга.

— Ваше Величество… Там… — паренёк старательно пытался говорить спокойно, но отдышка всё равно прорывалась. — Королева!.. Она… Она зовёт вас!

Старик, как и пророчество оказались… Не забыты, нет. Но их значение сильно упало в цене, вытесненное более важной новостью. Бежать монархам не пристало, но шагал Лерион очень и очень быстро, практически не обращая внимания на дорогу и перешагивая всевозможные препятствия совершенно механически.

В покои своей жены король ворвался, чудом не сметя с ног повитуху, и выдохнул. Его супруга, его королева, его любовь… Его Кармель лежала на кровати бледная и измотанная, с растрепавшими волосами, от влаги приобретшими цвет гречишного мёда. Увидев мужа, молодая женщина улыбнулась той самой, полной нежности улыбкой, от которой, кажется, даже цветы в палате расцвели пышнее. Подойдя к ней, Лерион церемонно коснулся поцелуем её руки. Лишь то, что поцелуй длился дольше положенного, выдавало всю его любовь.

— Лери… Моя Светлость, я рада, что ты пришёл, — тихо произнесла Кармель, умиротворённо закрывая глаза.

Король запечатлел на её руке ещё один долгий поцелуй, с неохотой отстраняясь.

— У вас две девочки, — повинуясь молчаливому приказу произнесла повитуха.

Она указала на кроватку, в которой мерно посапывали две крохотных малышки. И рядом уже сидела их будущая нянька, выбранная лично Кармель. Сима выглядела немногим старше самой королевы, и была её названной сестрой, и король мог не переживать за своих дочерей. Величественно кивнул прислуге, и покинул покои, окончательно успокоенный.

А оставшийся в одиночестве старик, сидя в башне, едва заметно улыбнулся, слепыми глазами глядя на что-то, ведомое лишь ему одному.

— И мир затрепетал, предчувствуя беду. Но колесо Судьбы уж начало свой ход… — последнее дыхание сорвалось с губ Оракула вместе с его самым последним предсказанием, после чего он буквально растворился в воздухе, рассыпавшись серебристой пылью, которую тут же подхватил порыв ветра, появившийся из ниоткуда…

* * *

— Кармель, ты уверена?..

Сима с тревогой смотрела на королеву. Они были в покоях одни, если не считать двух спящих малышек, и можно было говорить не без лишних церемоний.

— Я просто не могу поступить иначе, — в глазах Кармель плескалась печаль пополам с решимостью, но при взгляде на дочерей её голос наполнился нежностью. — Не могу. Я прожила жизнь. Я люблю и любима… А моя малышка умирает, не прожив и пару месяцев.

Женщина сморгнула непрошенную слезинку и подняла на свою молочную сестру взгляд, полный мольбы.

— Ты позаботишься об Артемии? О моей наследнице…

— А как же Астерия? Она тоже твоя наследница, — с укором заметила Сима.

— Астер моя дочь. Но именно Мие не повезло стать наследницей. Только в ней может проявиться моя кровь…

Королева ласково погладила малышку по голове. Бледная, хрупкая и маленькая на фоне лежащей рядом близняшки, девочка спала тревожным сном. Не надо быть лекарем, чтобы понять, что жизнь в её теле держится с трудом.

— И всё же стоит сначала попробовать вознести молитву Богине, — неуверенно возразила Сима.

— Арион не всесильна, — строго возразила Кармель. — И скорее всего плата будет та же. Ты позаботишься о моих девочках? — королева требовательно посмотрела на Симу. И столько мольбы было во взгляде, что та не смогла отказать.

Кармель улыбнулась светло и умиротворённо, и с нежностью поцеловала обеих своих дочерей.

— Я, Кармель Оннор Китенская, младшая жрица Арион, Богини жизни, отдаю свою жизнь взамен и в уплату за жизнь своей дочери, Артемии, — уверенным тоном начала эта женщина, совсем ещё девушка, лишь недавно ставшая матерью. Она взяла ленту, которую вышивала не так давно. Белоснежная лента с серебристой вышивкой «Артемия». — Я прошу и требую… Арион защити её, как свою дочь! — торжественно провозгласила Кармель.

После этих слов королева провела кинжалом, поданным Симой, поперёк своей правой ладони и сжала этой рукой ленту, позволяя крови впитаться в шелк. Вместе с кровью, в шелк переходила и сила, и жизнь.

В отличие от Астерии, которая выздоровела всего через два дня после того, как заболела, Артемия была слабой. И сейчас Кармель без раздумий отдавала всю себя своей маленькой дочери, на протяжении тринадцати дней балансирующей на краю смерти и жизни.

Сима с болью и тоской наблюдала как Кармель жертвует себя на алтарь ради жизни дочери. Несмотря на все возражения и попытки отговорить, женщина прекрасно понимала чувства королевы. Жить, зная, что