«Дети, вы хотите зиму?» - Юрий Леднев

Контроль над климатом в 2070 году.

Оставив бурлящий мнениями зал, они вышли вдвоем на улицу и направились к машине, чтобы успеть на аэродром.

Колкий ноябрьский ветерок гонял по тротуару пушистые, почти невесомые снежинки. Присев, она поймала на варежку несколько ажурных частичек, отливающих в неоновом свете фонарей миниатюрными алмазными бликами, и растопила их своим дыханием.

После того, что пришлось выдержать за эти сумасшедшие недели, этот ее невинный жест показался ему страшным легкомыслием. Поэтому-то он и взорвался злобной тирадой, хлесткий тон которой ударил по ее чувствительной натуре, как струя ледяной воды по обнаженному телу.

— Если вы еще хоть раз выскочите на трибуну со своими лирическими идеями, я буду искать себе другую помощницу! — высказавшись неподобающим для их деловых отношений тоном, он открыл перед ней дверку автомобиля.

Ее лицо вспыхнуло огнем обиды. Молча отвернувшись, она зашагала прочь от машины и профессора метеорологии. Поняв недопустимость грубости по отношению к своей помощнице, он, забежав вперед, встал перед ней и загородил дорогу, широко расставив руки.

— Что вам? — тихо, почти страдальчески, спросила она, опустив глаза, стараясь не глядеть на него.

— Диана, если вы будете капризничать, мы опоздаем на самолет, — стараясь утихомирить ее эмоции, спокойнее сказал Герасимов и, бережно взяв ее под локоть, отвел к машине и усадил рядом с собой.

На скорости сто двадцать километров — Герасимов не мог ездить медленно — они несколько минут молчали, но остаточная страсть все еще требовала выхода, и он опять начал назидательно:

— Причуды вашего характера хуже арктической погоды, — и, отметив, что она еще слушает его, переживая обиду, заговорил громко, возбужденно: — Да поймите же вы, наконец! Я не собираюсь оправдываться перед вами и доказывать свою правоту! Вы могли начисто провалить зиму! Через неделю в Европе могло наступить любое время года — весна, осень, лето, — но только не зима! Наши противники только и ждали от нас какого-нибудь легкомысленного словечка, чтобы зацепиться за него. Представляете, какие могли быть последствия, если бы после ваших поэтических душеизлияний делегаты конференции проголосовали против зимы?

— Представляю, — примирительно согласилась она. — Но ведь я хотела как лучше! — И, вспомнив свое выступление с трибуны многотысячного зала конференции Межконтинентального комитета погоды и легкий иронический смешок, долетевший из рядов делегатов, она вздохнула и выразила свое недоумение: — Вот уж не ожидала, что они не поймут поэзии зимы!

— «Как лучше», «Не ожидала», — в сердцах, но без злобы передразнил он ее и с мягким укором заметил: — У вас это не первый раз. В прошлом году мы чуть было не лишились в Средней Азии осени, и…, я… уверен, тоже из-за вас. Когда вы читали на Пекинской конференции стихи о стуке холодного осеннего дождя в оконное стекло, я видел, как в зале многие поежились, словно на них и вправду закапал холодный дождь. Ну и доводы вы нашли, Диана! — он иронически засмеялся. — Опустелые рощи, шорох падающих на землю листьев. Прощальный крик журавлей. «Люблю я пышное природы увяданье!» Хорошо Ломквист догадался тогда пригласить на погодную конференцию художника-пейзажиста с его выставкой. После вашей панихиды по осени он так здорово, зримо расписал прелести золотой поры, что конференция проголосовала за осень в Азии большинством голосов!

— На то он и художник, — защитилась она и с восторгом добавила: — Золотая осень! Чудное время года! Любимая пора для пейзажистов! — По ее глазам было видно, что вызванное воображением восхищение смыло в ее душе обиду от грубости шефа.

— А на этот раз что вы расписывали о зиме? — не унимался Герасимов и, имитируя ее звонкий юный голос, с издевкой продекламировал: — «Шалун уж заморозил пальчик: ему и больно и смешно, а мать грозит ему в окно…» Да тут каждая мать будет против зимней стужи и проголосует против зимы. Или еще, как вы там: «Дохнул, завыл!» Завыл! Эх вы, лирик!

— Это Пушкин! — с укором выкрикнула она и поглядела на профессора метеорологии, как смотрят невесты после первой свадебной ночи на своего молодого мужа, не оправдавшего их сладостных надежд.

— Да, — согласился он, не обратив внимания на ее укор. — Пушкин — это гений поэзии, но не метеорологии. Метеорология — точная наука, а такая наука апеллирует к сознанию точными цифрами, формулами, математическими моделями, но не стихами поэтов! — он старательно нажимал на понятие «точная наука».

— Мы разговариваем с людьми, — робко возразила она. — И обязательно обращаемся к их чувству…

Он не дал ей договорить свою мысль и выставил собственное резюме:

— К чувству, в котором засел прагматизм, деловой расчет, крайний субъективизм и еще с десяток хищных инстинктов! — и с ехидством добавил: — Это все Ломквист подбивает вас на лирические выступления, я знаю! Пялит на вас свои сальные, с «тортовым кремом» глаза и ублажает ваш слух комплиментами.

— Вы напрасно так говорите про Ломквиста. У нас с ним, кроме деловых отношений, ничего не может быть, — покраснев, возразила она.

Он хотел поиздеваться над тем, с какой предупредительностью, подчеркнутой нежностью обращается к ней Ломквист, руководитель ВКП Всемирного комитета погоды, но, глянув на ее обиженный вид, передумал, и некоторое время они ехали молча. Но странное ревнивое чувство, вызванное упоминанием о Ломквисте, вновь заставило его забрюзжать:

— А как вы разговаривали со школьниками — смех! — он и тут не удержался, чтобы не передразнить ее: — «Дети, вы хотите зиму?»

Лицо ее снова вспыхнуло обидой.

— В разговоре с молодежью должна быть честная прямота! Я сказала им правду. Для школьников и студентов зима — это лыжные прогулки, катание на коньках, новогодние балы, полет снежинок в лучах вечерних фонарей! Зима — чудесное время года!

— Для вас всякое время года чудесное! И Ломквист — тоже чудесный! Разве не так?

В последней фразе Герасимова было столько откровенной ревности, что она с удивлением посмотрела на него. Ее, хотя еще и неопытная в делах лирических, юная натура сразу угадала за интонациями усталого делового раздражения тонкие эмоциональные краски чувства молодого профессора. Она как-то мечтательно вздохнула и сказала, глядя на своего сердитого шефа:

— А знаете, как бывает приятно девушке, когда в зимнюю стужу, сняв с ее озябшей руки варежку, своим теплым дыханием отогревает ее любимый человек…