Фитиль для керосинки - Михаил Садовский

Садовский Михаил

Фитиль для керосинки

Михаил Садовский

Фитиль для керосинки

СОДЕРЖАНИЕ:

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ. От автора АГАФЬЯ ПАВЛОВНА БЛУЗКА ВАЦЕК МААРИВ РОЗА ПЕРЕДАЧА ВНУК ТАТЬЯНА ИСААКОВНА ФИТИЛЬ ДЛЯ КЕРОСИНКИ ОСКОЛОК ЧАЙКИ КРИЧАТ... ТРЕТИЙ ЗВОНОК ГОЛУБЫЕ СТУПЕНИ ГОЙКА СТИХИ ПРИЧИНА ОБЫЧНАЯ ИСТОРИЯ ФЕЙС АП ПАРНУСЕ ПУСТЫРЬ ДЕВЯНОСТО ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ТАКИЕ ГОДЫ

ГЛАВА I. СУДЬБА ГЛАВА II. ДОКАЗАТЕЛЬСТВО ГЛАВА III. ИЗМЕНА ГЛАВА IY. ЛИЗАВЕТА ГЛАВА Y. ВСТРЕЧА ГЛАВА YI. НОВИЧОК ГЛАВА YII. СОЛОМА ГЛАВА YIII. ВИЗИТ ГЛАВА IX. НОВЫЙ ГОД ГЛАВА Х. МАМА. ГЛАВА XI. БЕДА ГЛАВА ХII. ВРЕМЯ ГЛАВА ХIII. ПАСХА ГЛАВА ХIY. ВЗРОСЛЫЙ ГЛАВА ХY. ЗАЧЕМ ГЛАВА ХYI. ПОБЕГ ГЛАВА ХYII. ВЧЕРА ГЛАВА XYIII. ЦЕЛЬ ГЛАВА XIX. В КОНЦЕ КОНЦОВ ГЛАВА XX. ПОРА ГЛАВА XXI. ЗАВТРА ГЛАВА ХХII. ВСЁ РАВНО ГЛАВА ХХIII. ОГОНЬ ГЛАВА XXIV. ИТОГИ

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ.

В далеких пятидесятых Миаил Садовский открыл для меня творчество Булата Окуджавы. И теперь, спустя полвека, мы вместе с Мишей вспоминаем крылатое: "Давайте говорить друг другу комплименты." Мудро это сказано, очень мудро. И все же каждый, кто слышит комплимент первым, рискует оказаться в положении петуха из басни Крылова. Вот почему, (вы поймете это, дорогой читатель), я испытываю сейчас невольное смущение. Ведь совсем недавно, еще, не успев как следует перехать из Москвы в Нью Йорк, Михаил Садовский опубликовал обо мне хвалебнейшее эссе, ну, прямо-таки настоящую оду написал! Читал ее в "Русском базаре" и ерзал в кресле -- неужто это обо мне? Начал было объясняться с автором, но тот решительно перебил меня: "Не запрещай мне удивляться! Это мое основное право! По крайней мере здесь, в Америке -- право на удивление!" Право на удивление. Оно вроде бы есть у каждого, но, наверное, разница в том, что один будет удивлен только в случае, если марсианин, похожий на осьминога, выйдет из своего заоблачного корабля и попросит прикурить, а другой... В этом как раз и собака зарыта: способность удивляться обычному, даже обыденному -- это талант.

Пытаясь сейчас сжиться с новыми героями Михаила Садовского, я осознаю: Миша умеет удивляться любому, с кем сводит его Фортуна. И обыденное тут же переводит в поэтичное. Даже если речь идет о тех, кто давно уже канул в Лету.

Ротшильд... Толстосум Ротшильд, решил никогда не умирать. Но что для этого сделать?

В Касриловку езжайте, -

Дают ему совет, -

Чтоб там богач скончался!?

Никто не помнит. Нет.

Шоломалехемовская ирония вошла теперь в поры стиха и вмонтирована (очень уместно!) в либретто оперы "Песнь Песней".

Не ищите либретто в этой книге. Ибо я --то хочу сказать о Мише Садовском совсем не с позиций аналитика данного сборника, а как свидетель его вхождения в музыкальный мир. Я не оговорился -- именно, в музыкальный. Хотя первоначальная профессия Садовского -- инженер (со степенью кандидата технических наук). И упомянутое мною оперное либретто Садовского, где оживают дорогие нашему сердцу одноименные персонажи Шолом Алейхема, где касриловская атмосфера сливается с пульсом телевизионного века -- безусловное свидетельство редкой музыкальности автора. Уверен, что новая "Песнь Песней" станет для всех нас реальной оперой. Найдется композитор, чей слух, а лучше сказать, чье сердце воспламенится идеей Миши Садовского. Передо мной, так называемый, пуримшпиль в 2-х действиях "Подвиг Эсфири", того же автора, где сольные партии вечных библейских героев перемежаются с современными народными хорами-комментаторами. Опять-таки хочется воскликнуть: Композиторы! Отзовитесь!

В нынешней России ставится оригинальная пьеса Садовского по песням и письмам Александра Вертинского, где самым чудесным образом задействован балет, идут его мюзиклы, идут спектали в драматических театрах... да, композиторы уже давно хорошо почувствовали музыкальную интонацию Садовского... Хорошо помню, как все начиналось... со стихов о музыке. Мой брат учит Шумана,

Мой брат зубрит Шумана,

Мой брат долбит Шумана...

И больше нет Шумана -Я слышу бездельника шумного...

Музыка не отрывается от повседневности, но преобразует повседневность и, в конце концов, возвышает ее. Теперь уже у Садовского целая летопись о музыке и музыкантах, начиная с Перголези и кончая великим Дмитрием Шостаковичем. Но, пожалуй, самым удивительным жанром, в котором Садовский проявляет свое мастерство, внедряясь в чужие стили, -- хоровые циклы. Что это значит? Когда-то в IХХ столетии знаменитый американец Эдуард Мак-Доуэлл создал "Идиллии Новой Англии" -- инструментальные пьесы. Подчеркиваю -инструментальные. Садовский же почувствовал в них дыхание живого слова и наделил их словом, расширив поэтические эпиграфы, предпосланные Мак-Доуэллом. Известный профессор Московской консерватории Владислав Геннадиевич Соколов необычайно вдохновился этим. Так и родились хоровые поэмы, выдержавшие уже несколько изданий и ставшие популярными в хоровых коллективах.

А с течением лет получили новую жизнь произведения Гретри и Рамо, Гайдна и Бетховена, Листа и Шумана, Грига и Дворжака. Даже инструментальный Сергей Прокофьев не был обойден его вниманием.

Превращение "абстрактного в конкретное" блягодаря поэтическому слову, органично впитывающему в себя эмоции и смысл музыкальных мотивов, стало целым направлением творчества. И думаю, что для Америки это особенно близко. Именно в этой стране считается нормой, например, петь темы из ноктюрнов Шопена или симфонической фантазии Чайковского "Ромео и Джульета" тоже со словами. Если угодно, -- это форма популяризации классики. И полагаю, что в Новом Свете Мишу Садовского, столь чутко отражающего музыку в слове, ждет успех и на этом поприще.

Наконец, о прозе Садовского.

Затрагивая широкий спектр социально острых проблем, автор отнюдь не удаляется от музыки. Собственно говоря, музыка, понимаемая достаточно широко, определяет те литературные жанры, в которых работает Михил Садовский. Не знаю, нужно ли их называть рассказами или окрестить как-то иначе. Они порой лишены ярко выраженного сюжета, который в обычном рассказе движет действие. В этом плане у Садовского много статики. Но вслушайтесь в нее, в эту статику, внимательно вслушайтесь, и вы наверняка почувствуете главное: прелесть сердечного расположения к человеку, о котором повествует писатель. Именно чувство ведет нас за собой, т.е. то, что составляет основу музыкальности. И заметьте, в литературной стилистике Садовского постоянно присутствует волнение музыкальной речи. Отсюда бесконечные отточия, (как бы неожиданные паузы-размышления внутри музыкальной фразы), отсюда повторы-возвраты, (музыкальная репризность), отсюда сбивки одного на другое, (своего рода полифоническая аритмия)... И слышится мне, что в драматургии его рассказов звучат лейтмотивы -- снова музыкальные аналоги. Потому-то старая Прасковья, изверившаяся во всем и во всех, повторяет: "Ня будить дела!" Этим антилозунгом и венчается "Пустырь".По-моему, здесь очень важно, что Прасковья говорит по-деревенски, на местном диалекте. А другие говорят с польским колоритом -- ("Вацек"),или с еврейским -- ("Агафья Павловна", "Фитиль для керосинки", "Гойка"). В литературной лексике Садовского это серьезнейший элемент звучащего характера. Он может поддерживаться и тем, что процитируется "Лесной царь" Шуберта -- ("Очередь"), или тем, что в синагоге прочтут хороший кадиш -- ("Фейс ап"), или даже тем, что в характеристике еврея помянется о том, как он ел:"очень красиво, будто совершал литургию, гимн радости" -- ("Третий звонок"). Мир самых различных звучаний наполняет атмосферу сочинений Садовского, и, порой, именно это подчеркивает самый пафос повествования. Рассказ "Штык", посвященный писаетелем отцу -- фронтовику, словно бы основан на контрастном и очень выразительном контрапункте мелодии молитвы с пронзительным свистом летящих снарядов -- это музыка войны.

"Такие годы" повесть о разгуле сталинского антисемитизма. И есть в ней характерная звуковая кульминация -- реплика режиссера, обращенная к еврейскому мальчику: "Не так каркаешь!"- в этой курьезнейшей фразе ключ к понимаю социалистической эпохи. Даже каркать надо было с соответствующим подтекстом. Для повести Садовского само произнесение вороньего глагола, как бы оттенено оркестровыми красками. Глядя в литературный текст, это слышишь. Да разве только здесь?!

Мне кажутся очень существенными тембры пустой консервной банки, ("Пустырь"), или медного таза для варенья, рухнувшего с гвоздя -- ("Фейс ап"), все это словно там-тамы, барабаны времени.

Читайте Садовского. Читайте -- чуть не сказал: слушайте. Вы, конечно, прочертите параллели с русской классической литературой. Вы обязательно почувствуете очень много еврейского, идущего не только от Шолом Алехема, Белл Кауфман, Башевиса Зингера, но и от Иосифа Уткина, Льва Квитко, Овсея Дриза.

Между тем, вы, наверняка, отметите своеобразие палитры Садовского. Она не заимствована, она индивидуальна. Просто каждый узнает в ней то, что ему близко, потому и новое, неожиданное звучит убедительно. Великий француз Антуан де Сент Экзюпери когда-то сказал: "Есть на свете только одна настоящая роскошь -- роскошь человеческого общения." Лично я чувствовал эту роскошь, читая Садовского.