Незакадычные друзья - Елена Джонсон

Елена Джонсон

Незакадычные друзья

«Незакадычные друзья… отправились делить свою последнюю девицу»… – редактор запнулся, и его светлые пушистые брови в скорбном недоумении поползли наверх. Он перевернул страницу, словно надеясь увидеть пояснение на обороте, и поднял глаза на гордо откинувшегося в кресле Леонида. – Это что такое? – слабым голосом вопросил он. – Это – перевод?

– Это очень хороший перевод, – обиделся Леонид и подобрал губы, собрав их в тонкую ниточку. Редактор потряс пухлой пачкой листов перед его носом:

– Это перевод? «Девушка улыбнулась тонко и стройно»! Это перевод?

– Перевод! – упорствовал Леонид. – Я передал иронию! Это – тонко!

Редактор шумно выдохнул и уселся в кресло. Он на секунду зажмурился, откинул голову и посмотрел на потолок.

– Так-так… Русский язык, насколько я помню, тебе родной?

Леонид с трудом выбрался из кресла и потянул пачку листов из рук редактора, оскорбленно сопя. Тот отдал ее, не сопротивляясь, и сложил пухлые ручки на груди:

– Сволочь ты, Леня! – грустно резюмировал он. – Пошел вон!

– Я так и знал, что вы не оцените! – возмутился Леонид. – Что ж. Я был к этому готов! Вам же хуже, вот! Давно хотел вам сказать. Я открываю свое издательство! Чтоб вы знали! Читатели рассудят, перевод это, или не перевод.

– Не злись, Леня, – продолжая смотреть в потолок, меланхолично ответил редактор. – Лучше улыбнись стройно!

Не слушая, как Леонид нес свое шумное негодование по коридору, редактор грустно размышлял о том, что три месяца потеряны зря, что перевод чудесного психологического детектива Бэйтса, который должен был принести издательству так необходимые сейчас деньги, придется отложить еще на три месяца, и за это время их запросто могут выселить из замечательного офиса в центре города. Он попробовал было представить себе, что он задержит выплату зарплаты сотрудникам, и его губы невольно сложились в привычное: «Сволочь ты, Леня!».

Сволочь Леня был сыном начальника налоговой инспекции города. Поэтому последствия Лениного перевода были вдвойне ужасны: с налоговой инспекцией редактор проблем иметь категорически не хотел.

Рука редактора потянулась к телефонной трубке и замерла. Звонить замечательной переводчице, которая была отвергнута из-за сволочи Лени, было совестно. Переводчица была молода, скромна, хороша собой, и взгляд ее был по-детски обиженным и незащищенным. Она уже перевела для издательства один роман, и на деньги от публикации молодое издательство просуществовало безбедно полгода, пока сволочь Леня, вместо незаслуженно отвергнутой Танечки, кропал своих «незакадычных друзей».

Реактор шумно вздохнул и набрал номер.

– Танечка, мне невероятно стыдно, я очень виноват, только вы можете меня понять, – завел он. Если бы у него был хвост – как бы он сейчас им вилял! По опыту он знал, что ничто так не сближает, как сетования по поводу других людей – разумеется, злых и нехороших.

– Я вынужден был… скрепя сердце, слышите, Танечка? Просто скрепя сердце изменить вам. И вот я снова у ваших ног. Выручите? Ведь перевод, в общем-то уже есть. Правда, – замялся редактор, – по нему трудно судить, что хотел сказать автор…

– Вот еще, – возмущенно сказала Танечка. – И смотреть даже в него не буду! Буду переводить заново.

– Отлично! Умница! – восхитился редактор. – Мне так неудобно, что я позволил себе, так сказать, усомниться… отвернуться…

– Это легко исправить, – сказала по-детски беззащитная Танечка, и назвала такую сумму гонорара, от которой у редактора потемнело в глазах..

Он положил трубку и некоторое время безмолвно шевелил губами. Гонорар он пообещал, с трудом уговорив ее, что треть он заплатит только с продаж. Танечка покапризничала, но поняв, что в противном случае она не получит заказ, неохотно согласилась.

Редактор был довольно юн, пухл и белес. При огромном интеллекте и безупречном литературном вкусе он был трусоват и нерешителен, что не давало развиваться его издательскому делу так, как хотелось бы ему, а еще больше хотелось бы его сотрудникам.

На сердце у редактора было тревожно и смутно.

Но за окнами бушевал июль, и Ирка Громова согласилось поехать с ним на дачу! До самой середины следующего дня, которые редактор с трудом решился оторвать от своего бизнеса.

Вообще с девушками у редактора были определенные проблемы. Ему нравились тоненькие и юные, с нежным профилем и светлыми длинными волосами – желательно, распущенными. Еще к этому должны были прилагаться округлые бедра, по сравнению с которыми талия должна казаться неправдоподобно тонкой. Еще они должны быть порывисты, романтичны, смотреть на него с обожанием, быть легкими на подъем, иметь гостеприимную маму, которая любит кормить гостей. Впрочем, готовить может и девушка, лишь бы мама проявляла при этом полную щедрость и гостеприимство.

При этом редактора очень обижало, что девушкам преимущественно нравились стройные мужественные парни с узкими бедрами, по сравнению с которыми торс должен казаться мощным, и имеющие достаточно средств, чтобы быть щедрыми. Уметь готовить стройным блондинам было необязательно, поскольку они должны были водить девушку в ресторан.

Всем этим качествам редактор мог противопоставить только мощный интеллект, и, как было сказано выше, безупречный литературный вкус.

Ирка Громова, надо было отдать ей справедливость, была стройна. С волосами и порывистостью у нее тоже было все в порядке. Порывистость у Ирки даже перехлестывала через край. Проблемы у Ирки были с обожанием, которое никак не угадывалось в ее взгляде, устремленном на редактора. Не было обожания и у ее мамы, которая, если и любила кормить гостей, то тщательно это от редактора скрывала.

Поэтому каждая встреча, которой с трудом добивался от Ирки редактор, имела особенный привкус, потому что каждое ее мгновение было на вес золота. Ирку вполне устраивало обожание, которое сквозило в каждом взгляде редактора, устремленном на нее, а также его мощный интеллект. У самой Ирки с интеллектом было все с порядке, поэтому иногда она готова была простить парню некоторую пухловатость, если с ним было о чем поговорить.

Редактор крикнул секретарше, что он придет завтра после обеда, и вышел на улицу. Вернее, во двор, потому что вход в его редакцию, как, впрочем, и выход, был из небольшого двора в центре Москвы, и, чтобы добраться до улицы, надо было пройти еще через несколько дворов, соединенных арками. Это было неудобно, потому что машина через арки проходила, но существовала опасность не вписаться в них, поэтому его старенькую Ауди приходилось оставлять на улице.

Ауди, как всегда, послушно завелась, и редактор покатил в сторону Новогиреева. Подъезжая к Терлецким прудам, он издали увидел бегущую Ирку, которая торопилась к месту встречи. Он опустил окно и стал усиленно махать ей рукой.

Ирка начала открывать дверцу, не дожидаясь, пока машина остановится.

– Костик, привет! – бодро сказала она, загружая в машину объемистую сумку.

– Ты напрасно столько наготовила! – обрадовано сказал Костик. – Там у меня оставались макароны и тушенка.

– Вообще-то это не тебе, – немного смутилась Ирина. – это надо завезти по дороге деду.

– А что там? – поинтересовался Костик.

– Еда, – объяснила Ирка. – Мама обнаружила вчера, что у деда пустой холодильник, ну и наготовила ему.

– А сам он не может?

– Не-а. Сам никогда толком не поест, – ладно, если хлеб у него где-то заваляется. И полуфабрикаты какие-нибудь, – беззаботно сказала Ирка.

– Ага, – сказал Костик, и на некоторое время замолчал. Заброшенный полуголодный дед его немного смутил, – все же хотелось в своей девушке видеть немного больше заботы о ближнем. Потом он подумал, что заботу все-таки должна проявлять Иркина мать, поскольку Иркин дед приходится ей родным отцом, и повеселел. По дороге он рассказал ей про «незакадычных друзей», и Ирка хохотала от души.

– Поднимешься со мной? – предложила она, когда они подъехали к белой многоэтажке.

– Да неудобно беспокоить.

– Брось-ка. Идем, познакомлю с дедом.

Костик неохотно вылез из машины. Перспектива общаться с несчастным, одиноким стариком его смущала, – в таких случаях, наверное, надо что-то говорить, но что – этого Костик, несмотря на мощный интеллект, никогда не знал.

За дверью слышались чьи-то голоса и мужской громкий хохот.

– Дед, открывай, – забарабанила Ирка в дверь.

– Надеюсь, с ним ничего не случилось, – озабоченно проговорил Костик.

Дверь распахнулась, и Костик уставился на атлетического сложения мужчину в джинсах и клетчатой рубашке. Седые волосы были аккуратно расчесаны на пробор, он приветливо посмотрел на Ирку, и вокруг его глаз разбежались добрые морщинки.

– О, солнце мое, – пропел он, глядя на Ирку. – Заходи.

Костик оторопел.

– Вы – дедушка? – уточнил он.