Бал был бел - Евгений Лукин

Евгений Лукин

Бал

был

бел

Сколько потеряла «большая литература», когда присвоила жанровой прозе ярлык недолитературы, лучше всего понимаешь, читая Евгения Лукина. Лукин — так называемый фантаст. Любимец цеха, лауреат чуть ли не всех жанровых премий. С кем только ни сравнивают его критики: Твен! Зощенко! Салтыков-Щедрин! Гоголь! — невольно выдавая секрет: в фантастических сериях Лукин издаётся по фантастическому же недоразумению.

Поэтическая его ипостась известна меньше: соответствующее сообщество просто-напросто не в курсе. А зря. Стоило Лукину один раз оказаться номинированным на поэтическую Гумилёвскую премию, и он получил гран-при. Так что, как сказал другой фантаст и поэт Олег Ладыженский — «Не мне беда, ребята, вам беда». Впрочем, совсем несложно исправить эту досадную ошибку.

«Бал был бел» — пятый и самый полный поэтический сборник Евгения Лукина. В него вошли песни и стихи, написанные почти за четыре десятилетия. Мы гордимся тем, что именно издательству «БастианBooks» выпало сделать читателям этот подарок.

I. Стихи разных миллениумов 

«Глупейшее из положений…»

Глупейшее из положений:сидишь — и на свою бедуперебираешь чередубылых побед и поражений.Всё чепуха. Зато грехи,не послужившие уроком,подчас припомнишь ненароком —и получаются стихи.

Проруби зеркал

«Государство, которому я присягал, мертво…»

Государство, которому я присягал, мертво,а взамен — минимаркеты, храмы, сиянье митр,не захват заложников — стало быть, взрыв метро.Ощущение, что попал в параллельный мир.Нет, не то чтобы я хотел вернуться туда,где никто тебя не продаст, а всего лишь сдаст,но понять бы, какого дьявола, господа,вы при всём при том говорите, что я фантаст!

Ничего нового

Такая оживает мумия,такие страхи перед нами,что мы, спасаясь от безумия,былыми грезим временами.Как будто бы в грядущем побылии возвращаемся к началам,где Пушкин пишет о Чернобыле,хотя зовёт его анчаром.

«Правда, хлынувшая сплошь…»

Правда, хлынувшая сплошь,довела до беспредела,но уже взялась за делосозидающая ложь:будет нравственный подъём,будут храмы и парады,а потом во имя правдывсё по новой долбанём.

Круг замкнулся

В итоге Гражданской войныдруг другу мы стали равны —и начали горько тужить,что всем одинаково жить.Тогда мы вождей дорогих,чтоб каждый стал выше других,низвергли — и ну горевать,что каждыми всем не бывать.

«А ты представь, что этот мир…»

А ты представь, что этот мирникто не создавал.Торчит какой-нибудь кумир —Перун или Ваал.Его уста обагрены,прищур неумолим —и никакой на нём виныза то, что мы творим.

Жанры

Умён или юродив,в трагедии ты — труп.В комедии — напротив:живёхонек и глуп.И вот с улыбкой Буддычитаю до утратрагедию Иуды,комедию Петра.

«Никого не удивит…»

Никого не удивит,ничему не огорчитсябездуховный индивид,что на мусорке харчится.Вязы цвета отрубей.Тополиные снежинки.Возле бака воробейпрыгает, как на пружинке.За оградой куполана известном учрежденьи —и гласят колоколао духовном возрожденьи.

«Добро не выстроит хором…»

Добро не выстроит хором,не выслужит жезла́,не назовёт себя добром —в отличие от зла.Куда б тебя ни завело,на сходку, на погром,пойми, что зло и только злозовёт себя добром.

«Господь! Карая по заслугам…»

Господь! Карая по заслугамнаш человечий раскардаш[1],Ты иногда за недосугом,ну, скажем так, не довоздашь.В итоге бед — всего лишь бездна,а счастья — целая щепоть,и мне по-прежнему любезнаТвоя рассеянность, Господь.

«Когда Ты говорил: «Да будет свет»…»

Когда Ты говорил: «Да будет свет», —Ты знал уже, что станется в Беслане?Прости меня, но это не ответ,что, дескать, люди виноваты сами, —их не было ещё под небесами,когда Ты говорил: «Да будет свет!»

«Всё изменилось. Все сошли с ума…»

Всё изменилось. Все сошли с уманепроизвольно и одновреме́нно.И только вам, старинные тома,до переплёта наши перемены.Теперь вообразите, как я радтому, что те же до последней фразы вы.Перечитай меня, «Хаджи-Мурат»,перечитайте, «Братья Карамазовы».

«Живи, земля, покуда я живой…»

Живи, земля, покуда я живой.И, как бы ты простор ни распластала,пойми: довольно дырки ножевойвот здесь, меж рёбер, чтоб тебя не стало.Живи, земля, покуда я живой.

«Солдаты редко пишут мемуары…»

Солдаты редко пишут мемуары.Зато их часто пишут полководцы.Поэтому значенья Божьей карынам никогда постичь не удаётся.

«У тебя, драгоценный, мания…»

У тебя, драгоценный, мания:чуть придумаешь три строки —и бежишь искать пониманияразумению вопреки.Ты же всё-таки не в Японии,где чаи с лепестками пьют.Вот и радуйся, что не поняли,потому что поймут — убьют.

«Этакие страхи!»

Этакие страхи! Только, знаешь, страхине спасут, не сгубят.Всё равно зарубят топором на плахе.Или не зарубят.Видел, как на бойне пуганая лошадьсизый глаз таращит?Всё равно потащат каяться на площадь.Или не потащат.Так чего ж ты бьёшься, голубочек белый,и о чём печёшься?Что с тобой ни делай, ты ж не отречёшься.Или отречёшься.

«Ежели не стыдно, покажись мне…»

Ежели не стыдно, покажись мнеиз невероятных лабиринтов,кто меня удерживает в жизни,дёргая за ниточки инстинктов.Жить и жить во что бы то ни стало,жить, хотя развязка очевидна…Слышь, друган! Из тучки, из астрала —покажись мне, ежели не стыдно.

«Когда, прощаясь с бытиём…»

Когда, прощаясь с бытиём,мой друг хрипит, теряет разум,поверю ли расхожим фразамо милосердии Твоём?Пойду поговорю с попом —пусть убедит красою слога,что да, помучишь, но немного,зато помилуешь потом.

Апокалиптическая

Погляжу я на жизнь с горькою усмешкой:неудачи, долги, творческий облом,и луна что ни ночь выпадает решкой —ну хотя бы разок выпала орлом!Нет, не та, ах, не та сторона медалиобернулась ко мне, всё отобрала.Видно те, кто умней, решку загадали,ну а я, дурачок, выдумал орла.Помню: лето, дворы, майка наизнанку,потому что нырять бегал на Урал.Говорили мальцу: не играй в орлянку.Не послушал малец — вот и проиграл.Это тем, кто умней, благостная сытость,это тем, кто умней, знания даны,что луна никогда не сумеет выпастьчем-нибудь, окромя этой стороны.Все коны отданы, но один за мною.Оберут догола, даже до мослов,а потом поглядят: что это с луною?И привет, Иоанн, здравствуй, Богослов!

«Вся жизнь моя, как черновик, поперечёркана…»