Катрин - Александр Райн

Александр Райн

Катрин

Катрин родилась в семье, где пустую пивную бутылку выкидывали прямо из окна. В туалете их дома всегда стоял аромат крепких сигарет «Rothmans Royals», который по вытяжке разносился на несколько этажей выше, вместе с руганью, что была в этой семье стандартом нормального общения.

Отец Катрин не работал уже несколько лет. Вся его деятельность заключалась в курении на скамейке возле подъезда, а также в уборке придомовой территории, которую он сам же и загаживал, кидая куда попало окурки и бутылки. За это ему доставалась символическая плата от местного домоуправления, но он даже и не думал о том, что эти деньги ему включают в квитанции для оплаты жилья. А оплачивает эти квитанции его жена. Так что, по сути, она спонсировала уборку собственного мусора, а заодно и алкоголь, которым муж регулярно затаривался в местном магазине, так гармонично расположившемся в соседнем доме.

Катрин росла сама по себе. Чувство родительского долга у её матери просыпалось лишь ближе к ночи или ранним утром, когда у неё бывало не самое хорошее настроение, и поэтому она срывалась на дочь по поводу и без.

Катрин было лет двенадцать, когда однажды субботним вечером её мать перебрала «отвёртки» со своей подругой. Случайно заметив помаду на губах дочери, она буквально взорвалась: устроила пьяный скандал, сыпала грязными ругательствами, но, увидев безразличие на лице девочки, не придумала ничего лучше, как со словами: «Проститутка малолетняя!» ткнуть тлеющим окурком дочери прямо в глаз. С тех пор Катрин этим глазом видела лишь наполовину. Мать чудом не лишили родительских прав. Она напугала дочь, сказав, что ту отправят в детский дом, где она умрёт голодной смертью, если расскажет правду, и зашуганная Катрин наврала комиссии по опеке. В итоге всё спустили на тормозах.

Алкоголь пришёл в жизнь Катрин на четырнадцатом году жизни, тогда же пришёл и первый секс, а через год она втайне от родителей сделала аборт. И всё бы шло по накатанной – тысячи подобных историй всегда имеют один и тот же сценарий, один и тот же финал. Девочка увязла в этом болоте ещё до появления на свет, и было бы наивно надеяться на то, что эта соблазнительная топь так легко отпустит её из своих тёплых тёмных вод.

Но однажды в их подъезд въехала новая соседка, и по болоту пошла непривычная рябь…

* * *

Катрин поднималась по лестнице на родной третий этаж, громко топая по бетонным ступеням всякий раз, когда свет в подъезде гас. Датчики шума срабатывали, и подъезд заливал тусклый жёлтый свет. Девочка возвращалась после очередной гулянки с местной шпаной, с которой проводила бо́льшую часть своего свободного времени. Ещё не преодолев последний лестничный марш, она заметила на площадке мебель, совершенно не вписывающуюся в местный колорит. Большинство людей, живущих в этом доме, принадлежали к не самым успешным слоям общества. Они ютились большими семьями в холодных бетонных квартирках с совмещённым санузлом, и когда Катрин увидела массивный деревянный стол, занимающий половину прохода, то она не смогла пройти мимо. К тому же этот исполин стоял прямо напротив её двери.

Запах благородного дерева был таким насыщенным, что перебивал аромат жареных пельменей, доносившийся из квартиры Катрин. На столе идеально ровной стопкой лежала колода карт, рядом с ней – несколько упитанных книг в толстых кожаных переплётах, вес которых можно было ощутить одним лишь взглядом, и стояли вытянутые фужеры для вина. Катрин без лишней скромности провела по столу подушечками пальцев – на них не осталось ни пыли, ни плёнки жира, как это обычно бывает со столами у них дома. Затем девочка взяла в руки колоду карт с какими-то чудны́ми картинками, бесцеремонно её перетасовала и, сложив в безобразную пирамидку, бросила назад. Оставив без внимания книги, она потянулась к фужерам.

– Я попрошу тебя не трогать фужеры своими грязными пальцами, мне потом из них пить, – обратился кто-то к ней так резко, что от неожиданности Катрин отскочила от стола и больно ударилась о ручку собственной двери.

Свет погас. На площадке этажом выше светилась оранжевая точка. Катрин топнула, датчик звука послушно щёлкнул, и единственная лампа озарила подъезд своим унылым светом. Там стояла незнакомая девушка в тёмном платье с поясом. Платье имело довольно откровенный вырез. Девушка была младше матери Катрин, но значительно старше самой девочки – она вполне сгодилась бы ей в тётки. Тонкое лицо, припухшие губки, аккуратный носик, ямочки на щеках, тщательно уложенные волосы угольного цвета – все эти черты идеально подходили друг к другу и ужасно бесили неидеальную Катрин, подростковая кожа которой была покрыта угрями и ненавистными с детства веснушками. Острый нос раздражал её чуть меньше, чем тонкие губы и маленькие глазки, которые не могла спасти никакая подводка. Растрёпанные волосы, доставшиеся в наследство от матери, походили на прелую солому и не могли сложиться в какую-либо причёску, зато прекрасно прикрывали незрячий глаз, который Катрин прятала под чёлкой.

Девушка стояла боком, руки её были скрещены на груди, в одной руке тлела тонкая сигарета, её приторный дым вылетал в приоткрытое окно.

– Пф-ф, – фыркнула Катрин и, нервно покрутив ключом в замочной скважине, исчезла за дверью.

В течение всего дня из подъезда доносились звуки тяжёлой ходьбы и крепкий мужской мат. Грузчики таскали мебель на этаж и заносили её в квартиру новой соседки. Пришедшая с работы мать Катрин, не успев перевести дух, прямо с порога, во весь голос, так, чтобы её слышала вся лестничная площадка, заявила:

– Не, ну вы вида́ли?! Весь подъезд заставили своим хламом! Видите ли, у нас новые жильцы! А то, что старым с сумками ни пройти ни проехать, им уже наплевать! Дальше что от таких вот ждать?!

Эти слова не были адресованы кому-то конкретно. Они должны были быть услышаны, приняты соседями во внимание и расценены как знак недовольства, которое в лицо не высказывают, но обсуждают вслух, якобы «за своими стенами говорю, что хочу».

Катрин не любила эти показушные замашки, но в чём-то была солидарна с матерью: новая соседка её беспричинно бесила.

Следующий день был выходным. Родители Катрин были заняты каждый своим делом: отец спал до ужина после утренней попойки, а мать шаталась по рынку в поиске самых дешёвых туфель. Ответственной за обед осталась Катрин. Обычно это были макароны с дешёвой варёной колбасой или яичница из десятка яиц. Вот и сейчас