История дома Романовых - Николай Агнивцев

Николай Агнивцев

История дома Романовых

Сколь сладко знать, о дети,Что днесь за сей мой труд —В Цензурном КомитетеМне шею не натрут!Но предваряю, все-же,Во избежанье драмы —Читать сие негожеУшедшим цензорам!Зане, аз многогрешен,За труд сей при царе —Эх, был бы аз повешен,На первом фонаре.

Историей РомановаВсяк школьник умудренИ предков царских зановоТревожить не резон.Об их юдоли райскойИ о земных делах —Товарищу ИловайскийБез удержу писах.Тягаться не желаяС «Историей» его, —Мы — царством НиколаяЗаймёмся, оттого.И днесь, свой скоротечныйМы начинаем труд,— Гори, «Осрам» 100-свечный.Стучи, мой «Ундервуд»!

Итак, в 20-м векеПрепакостной порой, —Россией правил некийЦарь Николай 2-ой.Царевы предки личноПришли с иной землиИ очень романтичноСебя они вели;С экспрессией огромной,Как будто на пари,Тянулись к немкам томноРоссийские цари.И, в силу тех романов, —Российский властелин —Был — менее РомановИ более — Голштин.

Всяк мил в своем лишь стиле(Не угодишь ведь всем)!Одни — его любили,Другие — не совсем!Хоть к Истине путь труденМы скажем наперед:— Любил его РаспутинИ не любил народ!Свободных дней виновник, —Сей пресловутый царь —Веселый был полковникИ мрачный Государь!

И у него, со слухов,Порядок был таков:То вызывал он духов,То — змиев и слонов.Но все-ж гораздо хуже,Что, с немцами возясь, —Жена его, к тому-же,Алисою звалась!..

Итак, продолжим сноваСказание своеПро старое царевоВеселое житье: —Едва лишь только очи —Царь протирал, — с утра —До ночи, что есть мочи,Кричали все «ура!»И к царской спальне цугом,От имени страныСпешили друг за другомПридворные чины.И первым из холопов(Новинка в сей среде),Являлся ПротопоповС цветами и…..

За ним же, что есть силы,И даже свыше сил, —Качающийся НиловСо штопором спешил.А дальше, вслед за ними,Трусили на поклон:И отче ПитиримеИ Фредерикс барон!И стулья опрокинув,Во всю скакали мочь:Герр Штюрмер, СухомлиновИ проч., и проч., и проч.И, мучаясь отдышкой,Ту скачку завершал —С Кувакою подмышкой —Воейков — генерал.

На половине ж датскойAlice, не без причин,О чем-то по-немецкиПисала «нах Берлин»[1].И опускала веки,Взглянув на полуштоф,Что пил приятель некийMadame de Virouboff[2]

Но, вот самодержавноОкончив туалет,Царь шел легко и плавноВ рабочий кабинет.И целый час с размахаПодписывал дела…— Эх, шапка МономахаНе даром — тяжела!

Лишь только расписатьсяЦарь успевал, ан глядь:Десяток делегацийВдруг надобно принять!…Сверх них, в приемной царскойЦаря волнуясь ждут:Какой-то принц татарскийИ груженый верблюд

И всем, без прекословья,Твердил монарх с утра:— «Пью ваше, мол, здоровьеИ, вообще, урра!..(Весьма отметить ценно, —Что всюду речь своюВсегда и неизменно —Кончал он словом «пью»).

На половине ж датскойАliсе, не без причин,О чем-то по немецкиПисала «нах Берлин».И опускала векиВзглянув на полуштоф,Что пил приятель некийMadame de Virouboff

Для всяких делегаций,Так завелось уж встарь, —И — переодеватьсяБыл должен Государь.Согласно строгой норме,К гостям иных племен —Чтоб выйти в русской форме?!— Скандал и mauvais ton[3]!И бедный император,Блюдя престиж страны,Менял, как трансформаторМундиры и штаны!

За дверью же дворцовой«Возлюбленный народ»Все снова да и снова —Подтягивал живот.Но, плюнув на балансыИ плюнув на мораль,Российские финансыНа барке плыли вдаль.От плаванья такогоХудел наличный фондИ падал наш целковый,Как дама demi-mond[4].И в грустном разговореШептал народ, как встарь, —— «Ох, горюшко нам, горе!— Да, где же наш-то царь?»

Царя же, как булавку,Носило наугад:Из Петрограда — в Ставку,Из Ставки — в Петроград!

В ту пору Сухомлинов,Задорен и удал,Дорогу до БерлинаНа карте изучал— «Эй, в ногу, мол, ребята!Не выдадим своих!— Эх вы-то мол, да я-то,Да шапками мы их»!

О деле том поведалИ шею дав в залог,Полковник МясоедовЕму весьма помог!

Царя же, как булавку,Носило наугад:Из Петрограда — в Ставку,Из Ставки — в Петроград!

В ту пору, благосклонноОткрыт со всех сторон,Сиял огнями томныйКлейнмихельский салон.Шинели нервно скинув,Тянулись гости в зал…Бывал там СухомлиновИ Штюрмер там бывал.И каждый день в том залеПрохвосты всех кокардНа ужин подавалиРоссию «a la carte»[5].

Царя же, как булавку,Носило наугад:Из Петрограда — в Ставку,Из Ставки — в Петроград!.В ту пору Протопопов,Среди дворцовых залГлазами скромно хлопав,С портфелем флиртовал.Портфель увидев близко,Он, вмиг, потупил взгляд…И пал тут, как модистка,Почтенный депутат.

Царя же, как булавку,Носило наугад:Из Петрограда — в Ставку,Из Ставки — в Петроград!

На половине ж датскойАliсе, не без причин,О чем-то по немецкиПисала «нах Берлин».И опускала векиВзглянув на полуштоф,Что пил приятель некийMadame de Virouboff.

Был старец тот ГригорийЛюбим со всех сторон…— Без всяких аллегорий —Сплошной Декамерон!

Царя же, как булавку,Носило наугад:Из Петрограда — в Ставку,Из Ставки — в Петроград!

В ту пору, в мрачном стилеС утра и до утра —Карандаши точилиЗловеще цензора.И, прыгая жеманноПред цензорской толпой,Газета, как Сусанна,Белела наготой.

Царя же, как булавку,Носило наугад:Из Петрограда — в Ставку,Из Ставки — в Петроград!

В ту пору по парадам,Сквозь барабанный гул,Срывалось сплошь и рядом«Ура» — «на караул»…Сквозя меж бед лещами —Из сита — в решето,Гуляли мы с «пажамиВ гороховых пальто»[6]…Была во время оноПропорция строга:— На каждую персону —Два с четвертью шпика!

Царя же, как булавку,Носило наугад:Из Петрограда — в Ставку,Из Ставки — в Петроград!

Быстрее небылицыПомчалась Быль… И вот, —На улицы столицыВдруг высыпал народ.Хоть «братцев» не скоплятьсяПросили пристава,Ответили им «братцы»:— «Да, как же, черта с два!»Тогда им для острасткиСказали гневно тут:— «Пожалуйте-с в участок,В участке разберут!»Но «братцы» ждать не сталиРазбора их деламИ сами разобралиУчастки по камням!..

— Позвольте, где ж Правительство?— Засели-с в кабинет!— А где ж его величество?— Pardon, их дома нет!

В ту пору, вереницей,Привычкам вопреки,Носились по столице!Во всю грузовики.И, погрузившись в думу,Персоны в орденахТряслись уныло в ДумуНа тех грузовиках.Что час, то по персоне,Груз умножался сейИ было в «Павильоне»«Свидание друзей»,

— Позвольте, где ж Правительство?— Засели-с в кабинет!— А где ж его величество?— Pardon, их дома нет!

Свершив дела такие,Настала всюду тишь…И лишь городовыеПостреливали с крыш.Пугливей антилопы,По крышам, наконец,Вернулся ПротопоповВ Таврический дворец.

— Позвольте, где ж Правительство?— Простыл его и след!— А где ж его величество?— Pardon, их дома нет!

Но все-ж нашли царя-то!..Во Пскове той поройС царем у депутатовБыль разговор такой:

— «Я очень озабочен!…Что просит наша Русь?»— «Отречься просит очень!»…— «Ну ладно, отрекусь»!…И, взяв перо, мгновенноЦарь написал, в присест,Экспромтно-вдохновенныйПоследний манифест:— «Мы, царь всехристианскийИ проч., и проч., и прочЦарь польский, князь финляндскийУйти решили прочь!…Пусть правит русским краемНаш братец наперед!О том оповещаем«Возлюбленный народ».И тут же, очень мило,Услышавши «merci!»,Он в пользу МихаилаОтрекся от Руси!

Явился к МихаилуВесь цвет кадетских сил:— «Эх, Господи помилуй,Пожалте-с, Михаил»!…Но Михаил в смущеньиК кадетам выйдя в зал,В ответ на предложенье —Руками замахал.

И так, в карман невзгоды!Тоску ж за воротник!— Да здравствует Свобода!И «вив ля републик»[7]!

Примечания