Туман войны (СИ) - Курамшина Диана

Диана Курамшина

Туман войны

Пролог

15 (27[1]) июня 1812

Вечерело. Духота понемногу спадала, даря прохладу. По постепенно темнеющему небу медленно плыли небольшие облачка, словно и на их движение влиял удушающий зной. Слабенький ветерок принёс хоть какую-то свежесть от текущей рядом мелкой речушки. Вокруг вились насекомые, обрадованные уходом жары и их жужжание, почти заглушало шум разбиваемого рядом лагеря. На земле тоже что-то непрерывно стрекотало и пощёлкивало. Запах свежескошенной травы перебивал даже стоящий вокруг лошадиный дух и другие «соответствующие» бивуаку ароматы.

Невысокий темноволосый мужчина в расстёгнутом синем гвардейском мундире, белых лосинах и высоких сапогах стоял на небольшом пригорке заложив руки за спину и отстранённо смотрел на расположенный невдалеке город. Он уже настолько привык постоянно скрывать свои эмоции от окружающих, что свита старалась теперь угадать его настроение по малейшим нюансам движений. Сейчас же, повинуясь взмаху руки они отдалились, давая возможность почувствовать ему хоть какую-то уединённость. И хотя не один мускул так и не дрогнул на лице стоящего человека, раздражение постепенно затапливало его разум.

Злился он только на себя… ведь тогда, узнав от преданных людей, что Александр находится здесь, рванул к этому городу, не давая роздых ни людям, ни лошадям.

И вот… стоял, можно сказать «у стен Вильно» и понимал, «Его» тут нет. Просто нет. Завтра город будет взят, а причина такой поспешности благополучно исчезла. Император Франции вообще не понимал, зачем кинулся в эту погоню. Ведь, по плану — Эжен[2] будет переправляться только завтра. И не удержался от тихого вздоха.

План… да. Имелся чёткий план и долгая подготовка к этой восточной кампании. Организация была поставлена строго и лично им контролировалась на всех этапах: сборы оружия, войск, продовольствия, фуража… Всё было разработано, выверено и действовало как хорошо отлаженный механизм любимых часов. А главное, были потрачены колоссальные деньги, которые нужно было чем-то окупать. Противник явно понимал смыл всех этих приготовлений, но почему-то ничего не предпринимал. И это было до крайности странно…

Согласно плану — тут должна была состояться блестящая и приятная военная прогулка, как множество, уже им совершённых, и рассчитанная дней на двадцать, не более. Произвести несколько так любимых им крупных сражений и завершить всё виртуозным «принуждением к миру», с выгодными для Франции условиями. Ну… может с немного унизительными для Александра. Всё-таки он не забыл эту его оскорбительную выходку с сестрой…

Ведь тогда, на Тильзите[3], российский император действительно обрадовался его заинтересованности в великой княжне. Такого тот просто не ожидал и не смог скрыть свои истинные чувства, породниться — было хорошей идеей. Но позднее, почему-то отказал Талейрану, когда через него Наполеон решился просить руки его сестры, Екатерины. Нет… конечно, сейчас он очень доволен Марией-Луизой[4], ведь та родила ему долгожданного официального наследника, которого так и не смогла подарить любимая женщина. Впрочем, все сомнения в его «мужской состоятельности» отпали ещё с Марией Валевской, но и об их сыне Александре, он позаботился достойно. Его, как отца — совершенно не в чем упрекнуть! Он даже хорошо пристроил всех усыновлённых им детей Жозефины, устроив им выгодные браки. Бонапарт кивнул, в такт своим мыслям.

Впрочем, самым главным достижением свой жизни он считал созданную армию. Себя же в ней, великим полководцем и стратегом, не знающем равных не только в бою. В войсках его боготворили, старались любым способом попасться на глаза. А быть отмеченным им, почитали за счастье. Люди бросались в самое пекло сражения, шли на отчаянный героизм, пытались превозмочь себя… всё для него и его победы!

Речь, произнесённая им пять дней назад, вызвала ни с чем не сравнимые воодушевление и восторг солдат.

«22 juin 1812…

Soldats! La seconde guerre de la Pologne est commencée. La première s'est terminée à Friedland et à Tilsit. A Tilsit, la Russie a juré éternelle alliance à la France et guerre à l'Angleterre. Elle viole aujourd'hui ses serments. Elle ne veut donner aucune explication de son étrange conduite, sque lea aigles françaises n'aient repassé le Rhin, laissant par-là nos alliés à sa discrétion.

La Russie est entraînée par la fatalité! Ses destins doivent s'accomplir. Nous croirait-elle donc dégénérés? Ne serions-nous donc plus les soldats d'Austerlitz? Elle nous place entre le déshonneur et la guerre. Le choix ne saurait être douteux. Marchons donc en avant! Passons le Niémen! Portons la guerre sur son territoire.

La seconde guerre de la Pologne sera glorieuse aux armes françaises, comme la première. Mais la paix que nous conclurons portera avec elle sa garantie, et mettra un terme à cette perpétuelle influence que la Russie a exercée depuis cinquante ans sur les affaires de l'Europe.»

(*22 июня 1812 года…

Солдаты! Вторая Польская война началась! Первая окончилась в Фридланде и в Тильзите. В Тильзите Россия поклялась быть в вечном союзе с Францией и в войне с Англией; ныне она нарушает свои клятвы! Она не желает дать никакого объяснения в странных своих поступках, покуда французские орлы не отойдут за Рейн и тем не покинут своих союзников на её произвол.

Россия увлечена роком. Судьба её должна свершиться. Не думает ли она, что мы переродились? Или мы более уже не солдаты Аустерлица? Она постановляет нас между бесчестием и войной. Выбор не может быть сомнителен. Идём же вперёд, перейдём Неман, внесём войну в её пределы.

Вторая Польская война будет для французского оружия столь же славна, как и первая; но мир, который мы заключим, принесёт с собою и ручательство за себя и положит конец гибельному влиянию России, которое она в течение пятидесяти лет оказывала на дела Европы.)

Император был доволен. Воспоминание огромного войска, которое внимало ему и готово было по первому его приказу крушить неприятеля, бессознательно выпустило скупую улыбку на лицо. Это действительно был славный и значительный день. Военная музыка, звучащая со всех сторон, делала происходящее красочным и шумным. Пёстрая, многонациональная толпа, одетая в цвета и форму почти всех народов Европы, которая любила своего полководца, верила ему и готова идти за ним! Масса людей, которая кричала «Vive l’Empereur!» (*Да здравствует Император!) только издали, завидев его фигуру. Действительно народная любовь к нему велика!

Настоящая — «La Grande Armée» (*Великая Армия)! Он завоюет мир и оставит в наследство детям огромную империю. С этой, почти полумиллионной лавиной и не могло быть по-другому.

Но улыбка уже испарилась, как вода на этой удушающей жаре. Наверное потому, что мужчина вспомнил переправу…

Русло Немана в том месте, близ крепости Ковно, было самым удобным. Первыми на ту сторону вызвались переправиться триста поляков тринадцатого полка… ещё одна попытка выслужиться перед ним. Уланы вообще не встретили никакого сопротивления, постепенно заполняя противоположный берег. Только вдалеке, то появлялись, то исчезали казачьи отряды, отслеживая происходящее.

Перед его взором тогда простиралась пустая буро-жёлтая земля с чахлой растительностью и лесами у горизонта. Император объезжал прибрежную полосу реки, пытаясь понять, что может предпринять противник, чтобы остановить их. Неожиданно конь взбрыкнул. Обнаружив себя на земле, Наполеон был ошеломлён. Как оказалось, между ногами его скакуна просто пробежал заяц, потревоженный большим скоплением народа, и конь испугался.