Нож-саморез - Иван Николаев

Нож-саморез

повесть-сказка

Иван Николаев

© Иван Николаев, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Митька выглянул из-за стены крепости, выискивая взглядом Ваську. Снежок прилетел ему прямо в лоб и разлетелся на мелкие кусочки. Смеялся Васька, смеялась Сонька, смеялся и сам Митька. Из ртов валил пар. Все были румяные и весёлые, все в снегу. Снег попал везде – за воротники, на шапки, за голенища валенок.

Солнце последними своими лучами красило в красный цвет многочисленные дымы из печных труб, снег на крышах посадских изб, высокие купеческие и боярские терема, купола церквей и башни кремля.

– Кто тут ученик починщика Николая Ивановича? – Прозвучал негромкий, но грубый и хриплый голос.

Только сейчас Митька заметил лошадь и возок, остановившийся возле снежной крепости, которую они с Васькой построили на крутом берегу реки.

– Я! – Митька пролез через лаз, скользнул по склону на укрытый снегом речной лёд, очутился перед возком. Конь равнодушно взглянул на мальчика, фыркнул, пожевал удила.

– Вот, передай, – из возка высунулась рука и вручила Митьке свёрток из мешковины, перевязанный верёвочкой.

Внутри свёртка ощущалось что-то небольшое и твёрдое.

– Ага! Передам. – Пообещал Митька.

– Так не стой, беги!

– Я сейчас! – крикнул Митька Соньке и Ваське, и побежал к дому.

– Вот!

– Что это?

Николай Иванович отличался высоким ростом и одновременно худобой. Седеющие волосы и бороду содержал в идеальном порядке, для чего три раза в месяц ходил к брадобрею. Дома одевался просто: чёрные штаны заправлял в мягкие домашние белые валенки, из-под накинутой на плечи меховой жилетки синела сорочка.

– Просили передать. – Митьке не терпелось поскорее расстаться со свёртком, и успеть ещё поиграть с друзьями, пока солнце не село.

– Кто просил передать?

Николай Иванович не торопился брать в руки свёрток. Напротив, он развернулся, и шагнул к каменному столику.

Каменный столик не весь был каменный, а только верхняя его часть – гладкая мраморная бело-серая с красноватыми вкраплениями столешница. Всё остальное – самое обычное, деревянное. По сторонам от столика стояли скамеечки. Николай Иванович сел.

– Ну, давай, выкладывай.

Митька вздохнул тяжело (снег в валенках и за воротом начал таять), сел напротив учителя, возложил свёрток на столик, развязал верёвочку и развернул посылку. Из неё на мраморную поверхность выпал нож без ножен.

– Так! – Николай Иванович взял лежавшее рядом на полке увеличительное стекло, и некоторое время рассматривал нож, не беря его, однако, в руки. – С тобой играли Софья и Василий?

– Да.

– Сиди, жди меня. Нож не трогай. – Николай Иванович встал и направился к двери. – Я скоро приду.

Дверь хлопнула, Митька услышал быстрые шаги учителя вниз по ступеням и звяканье ключей на его поясе.

Комната, в которой работал Николай Иванович, называлась кабинетом. Два окна, печка с изразцами, лавки вдоль стен, скамейки, светцы по углам, полка с книгами, письменный стол, кресло, три обшитых медным листом сундука, да ещё вот этот каменный столик. На одной из лавок – денежный ящик, плоский, его удобно положить под голову, когда спишь. На печи всегда сохли берёзовые поленья, Николай Иванович запрещал класть их в огонь. На письменном столе аккуратно разложены тетради с записями, среди которых возвышались тяжёлый латунный письменный прибор с гусиными перьями и лакированный ящик с инструментами, а ещё стоял подсвечник на три свечи, да светец – железная вилка, воткнутая нижним острым концом в берёзовый чурбачок. Правду сказать, Митька никогда не видел, чтобы Николай Иванович зажигал на столе лучину. Слева от двери на вбитой в стену деревянной свайке висела длинноствольная красавица пищаль с изящным прикладом, покрытым искусной резьбой. А рядом с ней ждала своего часа кожаная, подшитая красным бархатом, перевязь с пулями и порохом, которую Николай Иванович называл берендейкой. Поверх перевязи висела ещё кожаная сума с огнеприпасами, пыжами, фитилями и прочими принадлежностями для стрельбы.

Митька пригляделся к ножу. На вид – ничего особенного. Блестящий полированный клинок не длиннее его Митькиной ладони, да рукоять из рога. Конец рукояти закрыт латунным шариком. Таким ножом даже лучину щепать не удобно – коротковат. А на торгу Митька видел ножи красивее, с наборными рукоятками, с золочёной гардой, в изящных ножнах на узком кожаном ремешке или на цепочке, чтобы на шею вешать.

Николай Иванович считался хорошим мастером. Он единственный в Кемгороде умел чинить всякие волшебные предметы. И не только в Кемгороде, бывало из Каргополя к нему приезжали, и даже из Пскова, и из прочих разных мест. Каких только людей Митька не насмотрелся за время своего ученичества. Приходит заказчик, или заказчица, Николай Иванович первым делом просит положить волшебную вещицу на каменный столик, рассмотрит её, а уж после выспрашивает – что да как, и где сломалось. Некоторым отказывал. А когда сговорятся, заказчик или заказчица уйдут, достанет Николай Иванович из расшитого мешочка свои камешки, тоже волшебные, и начнёт их вокруг неисправной вещицы раскладывать – поломку ищет. Каждый заказ он хранил в отдельном сундуке, прикрученном к полу, оббитом медью и закрытом на три тяжёлых замка. Таких сундуков в кабинете стояло три. По этой, или по какой другой причине, больше трёх заказов одновременно он не брал.

В комнату вошла Наталья Тимофеевна с мокрой тряпкой в руке.

– Что тут у вас случилось?

– Ничего, Натальтимофевна.

– А почему Николай Иванович на улицу бросился бежать, так, что шапку позабыл? Ты то, господи, пойди шубу сними, да валенки на печку положи, вон – лужа на полу. Это что за ножик такой?

– Николай Иванович не велел трогать. Велел мне тут сидеть.

– Да не трону я. У меня другие заботы.

Наталья Тимофеевна дожила до такого возраста, когда женщину старухой назвать ещё нельзя, но и сказать, что она не старуха тоже язык не поворачивается. Она служила у Николая Ивановича ключницей – вела хозяйство, к Митьке благоволила, и зимой и летом кутала плечи в пуховый платок.

Наталья Тимофеевна тряпкой стала убрать пыль в тех местах, где сочла нужным.

Николай Иванович вошел в кабинет, смахнул с волос не успевшие ещё растаять снежинки.

– Не видела Софочка, не видел и Васечка этого дяденьку в возке. И ты его тоже не разглядел. Правильно я говорю? – мастер взял с полки книгу, уселся в кресло, послюнявил пальцы и стал перелистывать страницы.

– Угу, – согласился Митька.

– Так, так. Вот оно. Слушай! – Николай Иванович повернул книгу к окну. – «Нож-саморез работы флорентийского мастера по прозвищу Маниако Феррари отличается простыми формами. Клинок колюще-режущий длиной три с половиной дюйма выполнен из стали, рецепт которой Маниако Феррари унёс в могилу. Обух клинка прямой, острие расположено на одной линии с обухом. Дол длиной полтора дюйма. Лезвие закругленное. На пяте с двух сторон клеймо в форме лилии. Гарда отсутствует. Рукоять выполнена из рога оленя, обладает свойством менять оттенок в зависимости от освещения. На заднюю часть рукояти надет латунный венец округлой формы. Волшебное свойство ножа заключается в том, что он убивает своего хозяина, когда хозяин спит. Нож снабжён волшебными ножнами, автор которых не известен. Нож в волшебных ножнах безопасен для хозяина». – Николай Иванович закрыл книгу, откинулся в кресле, и поинтересовался. – Ну как, Митя, подходит нож под это описание?

– А что такое «дол»?

– Продолговатая выемка на клинке.

– Тогда всё совпадает, Николай Иванович, кроме ножен. Ножен-то нет!

Наталья Тимофеевна, которая до этого делала вид, что тщательно протирает тряпкой оконные стёкла, повернулась и, не обращаясь ни к кому, спросила:

– И кто же хозяин этого ножа?

– «Кто, кто?» Митя наш, – ответил мастер.

Ключница всплеснула руками, «Ох!», и села на лавку, вопросительно глядя то на Митьку, то на Николая Ивановича.

2

– Зарежет ведь! Зарежет! – причитала Наталья Тимофеевна. – Это всё в Европах ихних такие нечеловеческие вещи делают! Басурмане! Ты уж придумай чего-нибудь супротив этого, Иваныч! А? Придумаешь?

Николай Иванович сидел в кресле и вертел в руках увеличительное стекло.

– Иваныч! Давай выбросим этот ножик. – Не дождавшись ответа, Наталья Тимофеевна сама стала искать решение задачи. – Махнуть на Бело озеро, пропешать дырку во льду, да и опустить его туда. Никто уже никогда не найдет. Позову Прохора, пусть запрягает Зорьку.

– Нельзя его утопить, Наталья Тимофеевна. – Спокойно ответил Николай Николаевич.

– То есть, как это – нельзя? Он что ж – не железный? Чай не всплывёт!