Великий псевдоним - Вильям Похлёбкин

Вильям Похлёбкин

Великий псевдоним

1. Постановка вопроса

Как случилось, что И.В.Джугашвили избрал себе псевдоним «Сталин»? Каждому должно быть понятно, что ответить на этот вопрос одной-двумя фразами невозможно. Но не каждый поймет, что вопрос этот долгие годы представлял собой загадку. И раскрыть ее тайну никому еще не удавалось. Вот почему рассказ о том, как удалось наконец это сделать, когда уже невозможно было спросить об этом самого Сталина, т.е. как было проведено это серьезное, долгое и упорное исследование, может уложиться только в целую книжку.

Итак, для читателя теперь должно быть ясно, что ему предлагают не агитку, не политический памфлет, не досужие и безответственные рассуждения о «тиране», а тщательное, объективное историческое исследование, посвященное ограниченному, локальному, вопросу: о происхождении псевдонима видного политического и государственного деятеля. Псевдонима, ставшего известным всему миру, многим поколениям людей, и сыгравшего, несомненно, выдающуюся роль в самом росте, продвижении и утверждении, в самом стабильном политическом существовании данной исторической личности.

Без сомнения, – это был очень удачный и очень редкий псевдоним. И то, что он был выбран именно этим человеком, – как теперь уже доказано – не случайность. И то, что этот псевдоним не пришел на ум никому другому из современников – тоже закономерно, и симптоматично. И именно поэтому чрезвычайно интересно и важно выяснить, – как же это произошло?

С этой точки зрения – историческая необходимость и ценность данного исследования не вызывает сомнения. Теоретически – оно необходимо для лучшего и правильного понимания психологии данной исторической личности. Иными словами – наше исследование служит чисто теоретическим целям исторической науки, поскольку позволяет выявить объективные критерии для оценки психологии определенной исторической личности, что крайне важно, учитывая, что чаще всего исторических персонажей оценивают только с эмоционально-политических позиций, которые чрезвычайно колеблются в разные периоды от преувеличенно-восторженных до огульно-охулительных. Все зависит от исторической конъюнктуры, политических пристрастий историка и в немалой степени от той аудитории, которой он адресует свое произведение. Ясно, что преодолеть эту почти неизбежную однобокость исторической науки – важная задача теоретической историографии. И эта однобокость, а тем более – всякие вольные и невольные обвинения в ней со стороны оппонентов, – преодолеваются весьма убедительно, поскольку мы стремимся определить психологию и характер исторического лица не через посредство принятых им политических решений, не на основе оценки совершенных им исторических деяний, носящих явно политическую окраску, а потому оцениваемых любым историком пристрастно, в зависимости от его классовой позиции, а через посредство «химически чистых» психологических задач, решаемых данным лицом лишь сугубо «для себя», в глубине своей души и целиком «от себя», – а не в зависимости от воли партии или государства, – исключительно на основе особенностей своего "я".

Ясно, что теоретическое значение и чистота эксперимента от этого только возрастают и выигрывают.

Следовательно, возражений против выбора объекта исследования, в принципе, не может быть выдвинуто. Вот только сама бросающаяся в глаза узость темы – о выборе одного псевдонима – как бы противоречит самой возможности ее теоретического использования. Мы привыкли, что «теоретизировать» можно над очень широкими, глобальными, отвлеченными «историческими» проблемами. И в этом – огромная ошибка и прошлой, и нынешней русской исторической науки. С одной стороны, – русские историки как дореволюционные буржуазные, так и «советские», так называемые «марксистские», – не привыкли делать подлинно серьезных исторических обобщений, либо просто опасаясь их, и потому избегая, уходя от них, либо понимая пол «историческими обобщениями» псевдофилософские, социологические общие рассуждения, не связанные с раскрытием и использованием конкретного исторического материала, а целиком основанные на «общих местах» в духе той идеологии, которая господствует в данное время.

Отсюда, – либо насквозь националистические, пропитанные «православием», «славянофильством», «особностью» русской нации и ее «души» – объяснения исторического процесса, либо псевдомарксистские социологические рассуждения, оторванные от конкретного материала и буквально «приклеенные» к нему в виде неубедительных аппликаций.

Так не только было, но по этому же исхоженному (т.е. хорошо «проторенному») пути идет историческая наука и в наше время. Под видом критики «советской» науки те же самые лица, те же бывшие историки «марксисты», теперь уже как «демократы» и «господа» возвращаются просто-напросто на позиции столетней давности, или хуже того, невзирая на накопленный за прошедшее столетие исторический материал и открывшиеся возможности использования архивов, вместо комплексного анализа исторических событий – просто поворачивают стрелку своих прежних оценок в прямо противоположном направлении. Это не требует никакого труда. И это – политически надежно и экономически прибыльно. Но это – не история, и это, разумеется, не имеет ни малейшего отношения к науке: Вот почему именно при создавшейся ныне обстановке в исторической науке и в общественном отношении к ней, как к насквозь проституированной и псевдо-"политизированной", необходимо выбрать для объекта теоретического исторического исследования – не общий, широкий, политический вопрос, а абсолютно нейтральный и локальный по своему характеру, но в то же время относящийся ко всем знакомому, конкретному, историческому времени и объекту.

Вопрос о псевдониме – явно нейтральный, и даже слишком локальный, кажущийся мелким. Однако это только на первый взгляд, для тех, кто не имеет представления о том, какое место занимали псевдонимы и пользование ими со стороны исторических лиц в России. Именно широкая возможность сопоставления, сравнений в этом узком по теме, но широком по историческому пространству и времени вопросе, делает его удобным объектом для сравнительного теоретического и конкретного исследования. Это – своего рода лабораторная «мышь» или подопытный «кролик» с точки зрения теоретической историографии.

2. Роль и значение псевдонимов в истории общественно-политической жизни России

Итак, что такое псевдоним? Буквально – это ложное имя. Прозвище, имя или фамилия, которое то или иное лицо сознательно и легально выбирает для прикрытия или сокрытия своего настоящего, подлинного, официального паспортного имени. Для большинства людей – это что-то неважное, мелкое, им ненужное. Рабочий или крестьянин, банкир или мелкий клерк, – никогда в жизни не слышали о псевдонимах и им они не нужны. Лишь узкая часть интеллигенции, – писатели, поэты, артисты, отчасти – ученые, знают, пользуются и понимают толк в псевдонимах. Для них – это понятно, для них – это близко, для них – это бывает просто нужно. Но таких людей ничтожно мало в народе – 0, 0001%, если не меньше. Однако именно о них всегда говорят средства массовой информации – ТВ, радио, пресса, именно они всегда на виду, и как теперь стали выражаться: «на слуху!». И это противоречие между количественной ничтожностью элиты и ее непомерным общественным значением ныне уже никого не тревожит и не волнует, а тем более не возмущает, вследствие чего представители этой элитарной прослойки перестали пользоваться псевдонимами или превратили свои прежние псевдонимы в стабильные паспортные фамилии. И это характерно только для нашего времени, для конца XX века. Псевдонимы умирают в России.

Но было время, когда они получили сильнейшее распространение – сто лет назад – в конце XIX – начале XX века.

Само появление и существование псевдонимов в России было тесно связано с особыми историческими, политическими русскими условиями, с русской общественной спецификой. Вот почему псевдонимы и их история, немаловажный компонент в развитии русской общественной жизни и мысли, а потому, и довольно симптоматичный показатель в русской истории.

Псевдонимы в России возникли с появлением общественно-политической и художественной литературы, практически с 40-60-х годов XVIII века. Основной причиной их возникновения были, разумеется, тяжелые цензурные условия царского времени, а также стремление высокопоставленных авторов, занимающих привилегированное общественное положение, проводить свои идеи, высказывать свои взгляды, скрыв свое подлинное имя, звание, служебное положение в силу целого ряда причин. Были тут и политические и чисто личные мотивы, но самым общим, самым определяющим был принцип «не высовываться». В его формировании принимали активное участие и монархия, и церковь.