Светский раут для борова - Гектор Манро

Г. Манро

Светский раут для борова

— На нужную нам лужайку можно попасть и с другой стороны, — сказала миссис Филидора Штоссен своей дочери. — Надо сначала пересечь небольшой поросший травой загон, а затем — обнесённый изгородью фруктовый сад, весь засаженный кустами крыжовника. Я знаю, о чём говорю; в прошлом году у меня была возможность побывать здесь, — когда отсутствовали хозяева, конечно. Из сада есть выход через калитку в кустарниковую аллею; мы её пройдём и смешаемся с гостями, так что никто не будет знать, откуда мы появились. Это намного безопаснее, чем воспользоваться главным входом и рисковать наткнуться на хозяйку, — ведь нас не пригласили, и мы можем оказаться в неловком положении.

— Не слишком ли много хлопот ради того, чтобы попасть на приём на открытом воздухе?

— Да, будь это заурядный приём; однако в данном случае его никак нельзя назвать таковым, — речь идёт о главном приёме сезона. За исключением нас, всякий, кто хоть что-то представляет собой в нашем графстве, приглашён на встречу с принцессой; поэтому нам проще пробраться на приём окольными путями, чем впоследствии изобретать причины, по которым мы отсутствовали на нём. Вчера, в разговоре с миссис Каверинг, я очень многозначительно упоминала о принцессе. Я не виновата, если она не уловила намёк и не послала мне приглашение, верно? Ну вот, сейчас мы пойдём прямо по траве, и вон через ту маленькую калитку проникнем в сад.

Миссис Штоссен и её дочь, обе соответствующе одетые для торжественного приема, с видом королевских барок, совершавших неофициальный визит в речушку, где водится форель, проплыли через узкий травянистый загон и сад с кустами крыжовника. В их величавой походке, впрочем, можно было заметить некую вороватую торопливость, словно они опасались, что в любую секунду их могут осветить неприятельские прожектора. И в самом деле, им не удалось остаться незамеченными. Острые глаза тринадцатилетней Матильды Каверинг, устроившей наблюдательный пункт на ветвях мушмулы, наблюдали за их обходным маневром, и ей нетрудно было предугадать, чем он закончится.

— Они наткнутся на запертую калитку и будут вынуждены вернуться, — пробормотала она про себя. — И поделом, — надо было идти там же, где и все. Жаль, что Тарквина Супербуса нет на выгоне. Кстати, а почему бы ему тоже не погулять на воле, если сегодня все развлекаются?

Матильда была в том возрасте, когда мысли почти неотделимы от поступков; в мгновение ока она соскользнула вниз по ветвям мушмулы, а когда вновь вскарабкалась на свой наблюдательный пост, Тарквин, огромный белый боров, уже успел выбраться из своего тесного свинарника на простор загона. Штоссенам, возвращавшимся после своей неудачной вылазки и осыпавшим друг друга взаимными упреками, пришлось остановиться у калитки, которая отделяла загон от сада, заросшего крыжовником.

— Что за мерзкая тварь! — воскликнула миссис Штоссен. — Её не было, когда мы тут только что шли.

— Да, сейчас-то она здесь, — отозвалась её дочь. — И что нам теперь делать?

Желая получше разглядеть непрошеных гостей, боров приблизился к калитке и встал возле неё, двигая челюстями и моргая маленькими красными глазками, чем окончательно привёл дам в замешательство.

— Шу-у! Хи-и! Шу-у! Хи-и! — закричали обе дамы одновременно.

— Глубокое заблуждение думать, что его удастся отогнать, перечислив всех царей Израиля и Иудеи, — заметила Матильда с дерева.

Замечание было произнесено достаточно громко; миссис Штоссен подняла голову и посмотрела вверх. Ещё пару минут назад она отнюдь не обрадовалась бы, обнаружив нежелательного свидетеля в казавшемся пустынном саду. Теперь же присутствие ребёнка явно обрадовало её.

— Девочка, ты можешь прогнать…? — с надеждой в голосе начала было она.

— Comment? Comprends pas,[1] — услышали они в ответ.

— О, ты француженка? Etes vous française?[2]

— Pas de tout. ‘Suis anglaise.[3]

— А почему ты не говоришь по-английски? Мне бы хотелось знать, как…

— Permettez-moi expliquer.[4] Видите ли, сегодня я, как говорится, в опале, — начала Матильда. — Я приехала погостить к своей тётушке, и сегодня мне велели вести себя, как следует, поскольку на приёме будет много людей; ещё мне сказали, что я должна во всём подражать Клоду, моему двоюродному брату, который моложе меня и никогда не совершает никаких проступков, разве что случайно, и потом всегда извиняется. Взрослым, наверное, показалось, что за ленчем я съела слишком много малиновых бисквитов, и мне сделали замечание, сказав, что Клод никогда не ест столько. Через полчаса после ленча Клод пошёл спать; я дождалась, пока он заснёт, притащила целую корзинку малиновых бисквитов, приготовленных для гостей, связала ему руки и начала насильно кормить его. Вот почему мне не разрешено присутствовать на приёме; более того, весь вечер я должна говорить только на французском языке. Я перешла с вами на английский лишь потому, что не знаю, как сказать по-французски «насильно кормить»; разумеется, я могла бы придумать что-нибудь вроде «norriture obligatoire», но вы вряд ли поняли бы, что я имею в виду. Mais maintenant, nous parlons français.[5]

— Ну, хорошо, tres bien[6], — неохотно согласилась миссис Штоссен, которой, когда она волновалась, с трудом удавались нужные французские фразы. — La, a l’autre cote de la porte, est un cochon…[7]

— Un cochon? Ah, le petit charmant![8] — с воодушевлением воскликнула Матильда.

— Mais non, pas du tout petit, et pas du tout charmant; un bête feroce…[9]

— Une bête, — поправила Матильда. — Боров — существо мужского рода, но назвав его в припадке раздражения свирепой зверюгой, мы тут же меняем его пол и превращаем в одну из нас. Впрочем, во французском нетрудно перепутать это.

— Тогда, ради бога, давай лучше перейдём на английский, — взмолилась миссис Штоссен. — Скажи, пожалуйста, можно ли выбраться из сада другим путём?

— Я всегда перелезаю через изгородь там, где растёт слива, — сказала Матильда.

— В наших нарядах мы вряд ли сможем это себе позволить, — вздохнула миссис Штоссен.

— Я обещала тетушке, что останусь здесь до пяти, а сейчас нет ещё и четырех.

— В данных обстоятельствах тетушка, я уверена, позволила бы…

— Но моя совесть мне не позволяет, — возразила Матильда с ледяным достоинством.

— Но мы же не можем оставаться здесь до пяти часов! — воскликнула миссис Штоссен с нескрываемым раздражением.

— Хотите, я почитаю стихи, чтобы помочь вам скоротать время? — участливо осведомилась Матильда. — У меня лучше всего получается «Белинда, маленькая кормилица». Впрочем, наверное, мне надо вспомнить что-нибудь на французском. Но единственное, что я хорошо знаю по-французски, это обращение Генриха Четвёртого к своим солдатам.

— Если ты позовёшь кого-нибудь, кто прогонит это животное, мы тебе кое-что дадим, и ты сможешь купить себе подарок, — сказала миссис Штоссен.

— Наконец-то я слышу деловое предложение, — с воодушевлением откликнулась Матильда, спускаясь на одну ветку ниже. — Мы с Клодом собираем деньги для детского фонда «Здоровье на свежем воздухе» и соревнуемся, кто наберёт больше.

— Я буду рада пожертвовать полкроны, даже очень рада, — сказала миссис Штоссен, выуживая монету из глубин своей сумочки.

— Клод сильно опережает меня, — продолжала Матильда, проигнорировав сделанное ей предложение. — Ему всего одиннадцать и у него золотистые кудри, а это огромное преимущество, когда занимаешься сбором пожертвований. Однажды дама из России дала ему целых десять шиллингов. Русские, в отличие от нас, умеют быть по-настоящему щедрыми. Я уверена, сегодня вечером Клод соберёт не меньше двадцати пяти шиллингов: во-первых, у него не будет конкурентов, а во-вторых, после истории с малиновыми бисквитами у него будет бледный, измождённый вид, словно не от мира сего. Да, я знаю, он опередит меня на целых два фунта.

Сокрушённо вздыхая, несчастные дамы вновь принялись рыться и шарить в своих сумочках, откуда, после долгих поисков извлекли, в общей сложности, семь шиллингов и шестипенсовик.

— Боюсь, что это всё, что у нас есть, — подвела итог миссис Штоссен.

Матильда даже не пошевелилась.

— Меньше чем за десять шиллингов я не пойду на сделку со своей совестью, — решительно заявила она.

Мать и дочь обменялись вполголоса несколькими фразами, в которых определённо присутствовало слово «свинья», и на сей раз оно вряд ли имело отношение к Тарквину.

— О, я нашла ещё полкроны, — дрогнувшим голосом произнесла миссис Штоссен. — А теперь поскорее позови кого-нибудь.

Матильда соскользнула с дерева, приняла пожертвование и принялась собирать нападавшие в траву перезрелые плоды мушмулы. Затем она перелезла через калитку и ласково проговорила, обращаясь к борову: