Ставка на мертвого жокея (сборник рассказов) - Ирвин Шоу

Шоу Ирвин

Ставка на мертвого жокея (сборник рассказов)

Ирвин Шоу

Ставка на мертвого жокея

Сборник рассказов

СТАВКА НА МЕРТВОГО ЖОКЕЯ

Ллойд Барбер лежал и читал "Франс-суар", когда зазвонил телефон. Всего два часа, но дождь льет вот уже пятый день подряд, так что из дома не выйдешь, да и куда ему идти? Читал он сводку об относительном рейтинге команд в различных лигах по регби. Правда, на регби никогда не ходил и его совсем не интересовал относительный рейтинг "Лилля", "По" или "Бордо", но вся газета уже прочитана, осталась одна эта сводка. В маленькой, темной комнатке холодно -- тепло подают только с десяти утра до шести вечера,-- и он лежал на кочковатой двуспальной кровати, сняв обувь и накрывшись пальто. Поднял трубку -- голос портье за конторкой внизу:

-- Вас ожидает какая-то дама, месье Барбер.

Барбер посмотрел на себя в зеркало, висевшее над бюро, прямо с кровати. Да, можно выглядеть и получше...

-- Эта дама назвала свое имя?

-- Нет, месье. Может быть, спросить?

-- Ладно, не утруждайте себя. Сейчас спущусь.

Повесил трубку, надел ботинки -- начал, как всегда, с левого -- на счастье; застегнул ворот рубашки, поправил галстук -- потерся на узелке; надел пиджак, похлопал по карманам -- нет ли сигарет; не оказалось. Пожав плечами, нарочно, из чувства мести, оставил гореть свет -- менеджер вечно ворчит по поводу его счетов -- и спустился вниз.

Морин Ричардсон сидела в маленькой комнатке, сразу за холлом, на старинном стуле с плюшевым сиденьем -- владельцы третьеразрядных парижских отелей выставляли такие для своей клиентуры, не желая поощрять излишней общительности на первых этажах.

Ни одна лампочка не горела, и через пыльные шторы с поливаемой дождем улицы просачивался сумеречный, зеленовато-мертвенный свет. Морин, молодую, красивую девушку, с блестящими, доверчивыми голубыми глазами, Барбер впервые встретил после войны, незадолго до того, как она вышла замуж за Джимми Ричардсона. Но с тех пор у нее появилось двое детей, да и дела у Ричардсона шли не очень-то хорошо; ее поношенное пальто из дешевой ткани промокло насквозь; от прежнего цвета лица ничего не осталось, и в этом мрачном холле оно казалось желтоватым, а глаза -- белесыми, выцветшими.

-- Привет, Красотка! -- окликнул ее Барбер.

Так всегда называл ее Ричардсон и, хотя это забавляло его друзей по эскадрилье, упрямо держался своей привычки, и в конце концов все стали так ее называть.

Морин мгновенно повернулась,-- кажется, он ее напугал.

Пожали друг другу руки, и Барбер осведомился, не пойти ли куда-нибудь выпить по чашечке кофе.

-- Да нет. Понимаешь, я оставила малышей только на время ланча у одной приятельницы, обещала забрать их в два тридцать, так что времени у меня осталось не так уж много.

-- Понятно... Ну как там поживает Джимми?

-- Ах, Ллойд...-- Морин теребила пальцы с неровно подстриженными ногтями, совсем красные от холода.-- Ты его видел?

-- Когда? -- Барбер озадаченно глядел на нее в этом сумраке.-- Кого ты имеешь в виду?

-- Ты видел Джимми? -- повторила Морин тонким, испуганным голоском.

-- Да-а... так с месяц назад, может, даже больше. Почему ты об этом спрашиваешь? -- Вопрос задал просто так, для порядка -- почти был уверен почему.

-- Он пропал, Ллойд... Его нет уже тридцать два дня. Не знаю, что и делать...

-- И куда же он отправился?

-- Не знаю...-- Совсем расстроенная, Морин вытащила из пачки сигарету, прикурила, забыв предложить Барберу.-- Ничего он мне не сказал.-- Она с рассеянным видом жадно затягивалась.-- Я так переживаю... подумала, может, он сообщил тебе что-то... может, ты с ним случайно где-то встретился...

-- Не-ет...-- разочаровал ее Барбер,-- ничего такого не было.

-- Какое-то странное, абсолютно непонятное происшествие. Мы женаты вот уже десять лет, и он никогда ничего подобного не вытворял.-- Морин изо всех сил старалась не напрягать голос, говорить спокойно.-- Однажды вечером он пришел и сказал, что взял на работе месячный отпуск, что вернется через месяц и расскажет мне все потом... просил не задавать ему никаких вопросов.

-- И ты не задала?

-- Он и вел себя как-то странно...-- вспоминала Морин.-- Никогда его прежде таким не видела. Весь какой-то взвинченный, возбужденный, можно даже сказать счастливый... Вот только одно: всю ночь то и дело вставал посмотреть на малышей. И... никогда он не доставлял мне беспокойства... ну... по женской части.-- В голосе Морин прозвучала гордость.-- Не то что кое-кто из наших знакомых парней. Мне больше всего в Джимми нравится одно -- ему всегда можно доверять. Вот я и помогла ему собрать вещи.

-- Что он взял с собой?

-- Один рюкзак. Кое-какие легкие вещи, словно в летний отпуск; даже теннисную ракетку захватил.

-- "Теннисную ракетку"...-- Барбер кивнул, словно нет ничего более естественного в мире, когда мужья, исчезая из поля зрения, берут с собой теннисные ракетки.-- И с тех пор о нем ни слуху ни духу?

-- Вот именно! Сказал, что напишет. Представляешь? -- Несмотря на тревогу, чувствовалась ее забота о муже и жалость к нему.-- Говорила же я, нечего нам делать в Европе. Для тебя все иначе, ты холостяк и всегда был ветреником, не то что Джимми...

-- На работу ему звонила? -- перебил Барбер. Вовсе ему не хотелось слышать от кого бы то ни было, какой он бесшабашный ветреник, холостой-неженатый.

-- Сама -- нет, друга одного попросила. А то жена звонит и пытается узнать, где муж... Возникнут подозрения.

-- Ну и что ему сказали?

-- Что ждали его еще два дня назад, но он так на работе и не появился.

Барбер, проявив инициативу, сам взял сигарету из пачки Морин, зажег,-первая сигарета за четыре часа показалась особенно вкусной. Вдруг он испытал легкий приступ благодарности эгоиста к Морин за то, что она пришла к нему в отель.

-- Ллойд, скажи честно, тебе что-нибудь о нем известно? -- допытывалась Морин. В своем потрепанном, тонком сыром пальтишке она выглядела очень беспомощной, окутанная зеленоватым туманом.

Барбер колебался.

-- Нет, но я сделаю пару звонков и сообщу тебе завтра.

Оба встали. Морин натянула на покрасневшие руки перчатки -- тоже потертые, когда-то черные. Глядя на них, Барбер вспомнил опрятную, сияющую Морин там, в Луизиане, много лет назад, когда они впервые встретились. И какими здоровыми, подтянутыми были они с Джимми и все их друзья -- в лейтенантской форме, с новенькими серебряными крылышками на груди.

-- Послушай, Красотка, у тебя, конечно, туго с деньгами?

-- Я сюда пришла не за этим! -- твердо отвечала Морин.

Барбер вытащил из кармана бумажник, раскрыл и стал внимательно изучать содержимое. Напрасная уловка: отлично знал, что в нем лежало; выудил пятитысячную банкноту.

-- Вот, возьми,-- и вложил ей в руку,-- пригодится.

Морин, казалось, хотела вернуть деньги.

-- Нет, я не должна... нет...

-- Ша, Красотка! -- оборвал ее Барбер.-- Во всем Париже не найти американской девушки, которая не знала бы, куда деть сейчас пять тысяч франков.

Морин, вздохнув, безропотно сунула бумажку в карман.

-- Мне так неловко, Ллойд, брать у тебя деньги.

-- В память о моей бесшабашной юности в голубой форме.-- Поцеловал ее в лоб.

Отправляя обратно в карман бумажник, где оставалось пятнадцать тысяч франков, представлял, что этих денег ему должно хватить до конца жизни: Джимми вернет долг.

-- Думаешь, с ним ничего не стряслось? -- Морин стояла совсем рядом.

-- Само собой.-- Барбер пытался казаться беззаботным, но выдала фальшь в голосе.-- Не беспокойся так о нем. Позвоню тебе завтра, как обещал. Может, он уже будет дома, сам возьмет трубку и станет мне высказывать обиду -- мол, кадрюсь к его жене, пока его нет в городе.

-- Держу пари,-- улыбнулась несчастная Морин.

Через холл, освещенный как пещера, вышла на улицу, под дождь,-- надо забрать двух своих малышей из дома подруги, она попросила их накормить, об этом договорились.

А Барбер, поднявшись к себе, взял телефонную трубку и подождал, покуда старик внизу включит его телефон в сеть. На полу -- два открытых чемодана со сложенными рубашками -- для них не нашлось места в ящиках бюро, выделенного отелем. Сверху на бюро -- давно просроченный счет от портного; письмо от его бывшей жены, из Нью-Йорка, нашла на дне дорожного сундучка его армейский пистолет и спрашивает, что с ним делать -- боится попасть под закон Салливана о незаконном хранении оружия; письмо от матери: умоляет перестать быть идиотом, вернуться поскорее домой и найти постоянную работу; письмо от одной женщины -- он к ней не проявлял особого интереса: приглашает приехать к ней на виллу в Изео1, погостить немного; там просто чудесно, тепло, и к тому же ей нужен мужчина в доме; письмо от одного парня -- был у него на самолете пулеметчиком: постоянно подчеркивает, что Барбер спас ему жизнь, когда неподалеку от Палермо он получил тяжелое ранение в живот; а самое удивительное -- он после этого написал книгу. Теперь постоянно присылает длинные, литературные по стилю письма -- по крайней мере раз в месяц. Странный парнишка -- слишком легковозбудимый, необычно целеустремленный; постоянно подвергает себя беспощадному анализу с целью сделать окончательный вывод: на самом ли деле он, как и те, кого он любит (в их число он с изрядной долей смущения включал и Барбера из-за тех восьми опасных минут над Палермо), такой, каким кажется. "Наше поколение подвергается опасности измельчания,-- писал он ему на пишущей машинке.-- Слишком рано мы прошли через свои испытания. Наша любовь превратилась в привязанность, ненависть -в неудовольствие, отчаяние -- в меланхолию, страстность -- в предпочтение. Мы превратились на всю жизнь в послушных карликов в этой маленькой, фатальной интермедии".