Прощай, одиночество! - Хизер Уильямс

Хизер Уильямс

Прощай, одиночество!

1

Милейн Ланда не могла без восхищения смотреть на мощно вздымавшуюся гору Маммот. Еще несколько мгновений назад ее переполняли благоговение и покой. Она словно вернулась в родной дом.

Но с тех пор прошла целая вечность. Ей назвали имя, которое она не рассчитывала услышать.

Тэннер Харрис.

Теперь это было только имя. И воспоминания.

— Тэннер Харрис? — с трудом выговорила Милейн. — Он начальник над спасателями?

— Вы его знаете? — удивился Берт Эдмондс.

Милейн сделала вид, что не расслышала вопроса.

— Давно он тут?

— Третью зиму. Он раньше был в Скво-Вэлли. Ему захотелось разнообразия, и он его получил. Сумасшедшая работа! Один несчастный случай за другим. Зато здесь много рыбы, а Тэннер любит рыбалку.

— Знаю.

— Вы знаете, что Тэннер любит ловить рыбу?

Милейн с неохотой ответила:

— Пару раз летом я работала здесь, когда училась в колледже.

Вдалеке какой-то человек по подвесной дороге поднимался на голую вершину. В это время года туристов быть не могло. Неужели Тэннер? Тот самый, чьи слова когда-то возродили в ней желание жить.

— Значит, вы не в первый раз здесь, — сказал Берт. — Интересно.

— Не в первый, — подтвердила Милейн. — Я очень люблю эти места и отчасти поэтому хотела получить тут место медсестры.

— Здесь многое изменилось, правда?

— Невероятно. Я не поверила глазам. Новые дома в деревне. Магазины. Рестораны.

— Ага! Разве это не ужасно? — Берт рассмеялся и подошел поближе к окну, вновь привлекая взгляд и мысли Милейн к горе. — Мне кажется, прогресс не должен принимать уродливые формы. Людям не стоит забывать о красоте природы.

Милейн хотелось закрыть глаза и освоиться с мыслью, что это уединенное место в центре Калифорнии стало домом Тэннера. Придется смириться. Жизнь есть жизнь. Или она от него спрячется, или встретится с ним лицом к лицу и стерпит его ненависть.

Она тряхнула головой и постаралась взять себя в руки.

— Я составила список того, что мне понадобится. Тут много чего, но, наверное, это нетрудно достать.

— Надеюсь. У вас хватит времени подготовиться к наплыву туристов. Только не оставляйте решение ваших проблем на зиму… Здесь бывают снегопады, и тогда мы отрезаны от всего мира, а в остальное время никаких сложностей.

Дверь в здание оставалась открытой, и Милейн чувствовала легкий запах сосен и елей. Произнесенное несколько минут назад имя потрясло ее, однако ветерок, доносивший горьковато-сладкий аромат, помог вновь обрести себя.

— Бури? В бурю трудно добраться до попавшего в беду лыжника.

Берт покачал головой.

— Да нет. Спасатели никого не пускают в горы в плохую погоду. Подвесную дорогу останавливают. Подъемники тоже. Спасатели всегда начеку, и, если что, они…

— Ваши спасатели… — Милейн не могла заставить себя произнести имя человека, от которого в конечном итоге зависела безопасность всего приезжего люда. — Похоже, они все предусмотрели.

— По возможности. Поговорите с Тэннером. Он вам лучше расскажет.

— Хорошо, — отозвалась Милейн и добавила: — С таким оборудованием, как здесь, я справлюсь с чем угодно. Вы сказали, здесь пять спасателей… Тэннер их тренирует?

— Тренирует. — Берт направился к машине. — Хотите повидаться с ним сегодня? Вам придется много работать вместе.

Нет. Только не сегодня. Лишь тогда, когда она сможет произносить его имя, не вспоминая единственную ночь, которую они провели вместе.

Берт говорил всю дорогу до дома, в котором поселилась Милейн. Он предложил ей заехать к нему на чашечку кофе, но она извинилась и отказалась, сославшись на то, что ей надо разобрать ящики. Пообещав как-нибудь заглянуть к его жене, она вошла в небольшой крепкий дом с просторной кухней-столовой-гостиной внизу и двумя спальнями наверху.

Хотя Милейн только на минуту заглянула сюда, когда сгружали вещи, она уже полюбила свое новое жилище, построенное в лесу возле озера. Когда ей предложили эту работу, она с радостью согласилась вернуться в деревушку, где провела два потрясающих лета, и нашла точно такой дом, который, если бы могла, сама спроектировала для себя. Эмбер тут будет привольно… А от судьбы не уйдешь.

Милейн стояла у застекленной стены, или окна во всю стену, и жадно вдыхала холодный вкусный воздух. Отсюда она не видела ни гору, ни того, кто был сейчас на ее вершине, но представляла, как Тэннер стоит там на ветру и оглядывает свой мир, многие мили нетронутой красоты.

Как он воспримет ее появление здесь? Проклянет ее? Вряд ли. Три года — это много. Наверное, она уже стала для него туманным воспоминанием.

Милейн Ланда. Длинные ноги. Тонкая талия. Светло-каштановые волосы с золотым отливом. И глаза… Огромные черные глаза, в которых можно утонуть.

Милейн. Всего-навсего имя. Имя, которое он все еще хранит в памяти.

— Почему мне никто не сказал, что приехала медсестра? Нет. Ничего. Похоже, у нее хватает дел и без меня.

Тэннер держал трубку у самых губ, чтобы его услышали, несмотря на шум ветра. В пять утра он уже был на ногах и пропустил ленч, чтобы поспеть везде. Правую ногу он где-то ударил, и теперь она болела.

Подъемник работал исправно. Кроме потного и проклинавшего все на свете механика, никого не было видно. Когда выпадет снег, здесь будет бурлить жизнь, а пока ничто не мешало неожиданно всплывшему имени бередить душу.

Берт сказал, что отвез Милейн в больницу и был поражен ее профессионализмом. А Тэннер смотрел на свободную руку, ту самую, которая в течение нескольких неправдоподобно прекрасных часов ласкала худенькую женщину с колдовскими глазами, возвращая ее к жизни.

Черт побери, не стоит даже вспоминать, как он отдавал ей себя. Теперь он начальник спасателей и будет вести себя соответственно. Думая о своем, Тэннер спросил Берта о новой телефонной линии. Берт ответил, что к пятнице телефонная компания обещала довести ее до рабочего состояния.

— Но я бы не очень им доверял, — продолжал Берт. — Правда, они знают, что наше терпение на исходе.

— Ага. Смотри, ты за это отвечаешь. Нет, я тебя не виню. Но неужели нельзя по-честному? — Тэннер злился, но не мог сказать другу почему. — К черту! Они же знали, что не уложатся в сроки. Ну почему люди не могут…

Правда, почему? Тэннер вновь и вновь задавал себе этот вопрос, когда после долгого рабочего дня отдыхал дома среди собственноручно сделанной мебели. Честность была для него главным мерилом человеческих отношений. Он всегда говорил правду и ждал того же от других.