Преступление падре Амаро. Переписка Фрадике Мендеса - Жозе Мария Эса де Кейрош

Жозе Мария Эса де Кейрош

ЭСА ДЕ КЕЙРОШ

Уже на склоне лет, отвечая на выпад «Утреннего курьера», Эса де Кейрош пробовал урезонить слишком шустрого газетчика:

«...Одиннадцать друзей, собирающиеся каждую неделю в отеле «Браганса»,— весьма скромные люди. Им неприятен тот скандальный шум, который пресса подымает вокруг встреч в кабинете ресторана, и им было крайне огорчительно прослыть в столь богоспасаемом государстве за какой-нибудь синдикат или, чего доброго, за новую политическую партию. Они ни разу не подрались и не разбились на лагерь «левых» н «правых». Не выбрали себе председателя. Не сочинили гимна и не завели знамени. ...Если же дорогого коллегу из «Утреннего курьера» особенно раздражает, что сотрапезники называют себя «побежденными жизнью»,— хотя, на общий взгляд, больше похожи на победителей,— то пусть коллега сообразит: ощущение победы пли поражения зависит от цели, которую ставит перед собой человек, а вовсе но от реально достигнутого...»

Откуда же это сознание поражения? Особенно у того, кто принадлежал, и превосходно знал, что принадлежит, к общественно-интеллектуальной элите страны, кто, по отзывам наиболее проницательных умов, был вторым — после великого Камоэнса — писателем на протяжении всей истории португальской литературы и, бесспорно, первым — среди своих современников. Каким же Эса де Кейрош предстает сегодня перед нами, победителем или побежденным?

Наиболее верный ключ к биографии Эсы (1845—1900) —художника искренней, по самой природе таланта, открытой исповеди — в его творениях. Роман «Семейство Майя» содержит сценку, бросающую свет на детские годы и автора и героя. У маленького Педриньо есть воспитатель — падре Васкес. Толстый и неопрятный, икающий из глубины кресла, падре экзаменует Педриньо:

—    Сколько у души врагов?

—    Три: мир, дьявол и плоть.

Той же рутине подчинялось воспитание в коллежах Порто и в Коимбре — старейшем университете страны.

«Над напоенной чистым и нежным воздухом Коимброй,— вспоминал Эса,— университет возвышался во всеоружии своего искусства подавлять п помрачать души с властностью, уничтожавшей внутреннюю силу сопротивления, фаворитизмом, приучавшим человека лицемерить и гнуть спину; с требованием дословности в передаче знаний; с устаревшим уставом, с перекличками, вселявшими казарменный ужас; с профессорами, в глазах которых всякое творчество пагубно... Университет, эта мать-воспитательница, alma mater, к которой до конца жизни обычно сохраняется студенческая сыновняя любовь, был для нас,— продолжал Эса,—мрачно насупившейся и ворчливой мачехой, от чьей опеки всякий независимый ум старался освободиться как можно скорее... В таком университете поколение, подобное нашему, могло находиться только в одном состоянии — в состоянии постоянного возмущения».

Чтобы такого рода университет стал для Эсы и его однокашников «школою политической революции», чтобы, испытывая гнет тирании, они научились «ненавидеть всех тиранов н брататься со всеми рабами», «чистый и нежный» воздух Коимбры должны были сотрясти грозовые раскаты эпохи.

Словно по железным дорогам, из стран Европы в Португалию вливался поток идеи, систем, эстетических построений. «Каждое утро приносило свое откровенно, как новое солнце. То появлялся Мшило, то Гегель, Вико. Прудон, то Гюго, ставший пророком и судьей над царями». Бальзак и Гете. Гейне и Дарвин производили, пишет Эса. действие факелов, брошенных в костер. Долетавшее из-за Пиренеев эхо европейского энтузиазма тотчас же находило отзвук в культе Гарибальди и освобожденной Италии, в сострадании к истерзанной Польше, в любви к Ирландии, матери бардов и святых, попираемой сапогом англосакса...

Если Эса вышел из средневеково-отсталой Коимбры, обретя бунтарскую отвагу мысли, значит, ему удалось одержать победу в одной из важных схваток. По главным сражением, лишь исход которого определял победу или проигрыш в остальных битвах, была все-таки не Коимбра.

Конечно, совсем нетрудно представить первые опыты Эсы па поле жизни как серию непрерывных успехов. «Португальская газета» печатает его статьи и рассказы: в конце 1860 года недавно окончившего университет юношу приглашают редактором оппозиционной газеты «Эворский округ»: и там он пишет все, начиная с международного обозрения и кончая местной хроникой. Летом 1869 года вместе с братом своей будущей жены — графом де Резенде — Эса отправляется в путешествие по маршруту Кадис — Мальта — Египет — Аравия — Иерусалим. В ноябре 1869 присутствует на открытии Суэцкого канала. Летом 1870 едет в Лейрию на должность председателя муниципальной палаты. И при этом, ведя во всех отношениях полнокровную жизнь, но прекращает писать.

Вместе с Рамальо Ортиганом Эса публикует сатирические фельетоны «Колючки», печатает стихи, тратит избыток задора на «оглушительный» сенсационно-полицейский роман «Тайна Синтрской дороги», задача которого — «разбудить Лиссабон громкими воплями». «Тайна» имеет успех и в 1902 году выходит четвертым изданием, хотя задолго до того Эса напишет в предисловии к ней, что импровизировал вместе с приятелем эту книгу, не имея ни плана, ни метода, ни школы, и и материалов, ни стиля: «...ни один из нас — в качестве романиста или в качестве критика — не пожелает такой книги даже злейшему врагу. В ней понемногу от всего, что романист не должен был бы вносить в нее, и почти все, что критик должен был бы из нее изъять».

Можно ли в таком случае оценить первые литературно-практические опыты Эсы как удачи?

Рассказы в «Португальской газете» вызывали скорее раздражение и насмешку, чем интерес публики. Позднее и сам Эса назовет свои чересчур крикливые первенцы «Варварскими рассказами». Сомнителен и успех Эсы на посту редактора «Эворского округа». Газетенка ему смертельно надоела, так же, впрочем, как провинция и скудная адвокатская практика, оборвавшаяся проигрышем крупного дела. Нет, успешным этот дебют не назовешь.

Правда, из множества открывшихся и на ощупь испробованных Эсою направлений, как раз благодаря первым опытам, прояснялось то верное, по которому следовало идти. Эса останавливает свой выбор на дипломатическом поприще — оно нередко манит поэтов, надеющихся, что профессия дипломата позволит, не порывая связи с родиной, освободиться от ее удушающих объятий.

На первый взгляд, Эса здесь добивается победы.

По традиции, место консула предоставлялось по конкурсу. Осенью 1870 года Эса выдержал его превосходно, опередив остальных соискателей. Но когда открылась вакансия, предпочтенье было оказано другому кандидату. Эса ломал голову, откуда такая немилость; причины ее раскрылись позднее.

Дипломатическая карьера началась в 1872 году: Эсу посылают консулом первого класса на Антильские острова. Пользуясь близостью к Новому Свету, Эса посещает Соединенные Штаты Америки. В 1874 году получает назначение в Нью-Кестль. В 1876 — в Бристоль. С 1888 года и до конца жизни, до 16 апреля 1900 года, Эса де Кейрош — генеральный консул в единственном городе, который, как сказано в «Семействе Майя», давал дышать свободно, в столице страны, издавна привлекавшей Эсу и, по сути, превратившейся в его духовную родину,— в Париже.

Распахнув врата в мировую культуру, профессия дипломата, очевидно, дала Эсе де Кейрошу позицию для наблюдений над современным миром, завоеванную умом и упорством духовную независимость, трезвость и широту кругозора. Но, говоря о спасительности дипломатической карьеры Эсы для его политико-социальной и художественной мысли, не следует забывать о разочарованиях, связанных с этой профессией. В главах «Семейства Майя» есть горькие строки о португальской дипломатии, суть которой в безделье и постоянном сознании собственного ничтожества.

Может быть, именно профессия дипломата заставляла резче, чем иная, ощущать пределы, которые немощная Португалия ставила перед своими творчески одаренными сынами. И, пожалуй, как раз генеральный консул страны, внимательно слушавший парижский пульс современности, должен был с болезненной остротой воспринимать унизительное положение отечества, так отличавшееся от великого прошлого.

Блестящие страницы истории, на которых были записаны подвиги Колумба и Васко да Гама, страницы, рассказывающие, как окраинная держава, далекая периферия Европы, вышла на магистраль морских путей, соединивших Старый и Новый Свет, читались теперь с восхищением, отравленным скорбью...

Каждый практический шаг доказывал Эсе, что единственной формой деятельности, где талант н личность обретут простор, остается литература. Увы, только литература — потому что целью была не одна лишь свобода личности н таланта. Вопросом вопросов была судьба Португалии. чей дух и плоть, словно раковой болезнью, уничтожался впавшей в маразм монархией. Литература казалась единственной общественной трибуной,—с нее и повел сражение Эса де Кейрош.