Скатерть на траве - Олег Шмелев

Шмелев Олег

Скатерть на траве

Шмелёв Олег

Скатерть на траве

Глава 1

СКАЗКА

ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ

Всякий бы признал: картина была великолепна. Все это походило на сказку, но не для детей, а исключительно для взрослых.

На круглой полянке, окаймленной нежно-зелеными кустами орешника, на самой середине ее, расстелена на траве скатерть, даже и накрахмаленная, в синюю и красную клетку. На скатерти стоят бутылки - водка, коньяк, ликер. На бумажных белых тарелочках - что угодно для души: семга и осетрина, икра черная и колбаса копченая. А вокруг скатерти сидит прекрасно настроенная компания, семь человек: три красивые молодые женщины и четверо мужчин, из которых красивым и молодым можно считать только одного, но зато остальные три обладают иными, не менее ценимыми достоинствами. Сидят, как полагается, попарно, и вроде бы седьмой - лишний, но это нисколько не нарушает общей гармонии. Ее нарушает разве что разнокалиберность стаканчиков, из которых вкушается нектар, то есть упомянутые выше водка, коньяк и ликер.

Так как, выражаясь трафаретно, вокруг буйствует июнь, а идет только пятый час пополудни и на небе ни облачка, то на полянке жарко. Женщины одеты в разноцветные купальные костюмы, молодая кожа атласно блестит на солнце, и на них приятно смотреть. Мужчины в плавках, и на мужчин можно не смотреть, потому что в этом мало интересного, однако женщины смотрят на них с удовольствием, а может быть, и с известной любовью, ибо они достойны женского внимания. Лишь один одет в том, в чем приехал, - коричневые вельветовые брюки и синяя рубаха с закатанными по локоть рукавами. Он - седьмой лишний, и это выглядит несколько странно, потому что именно он молод и не слащаво красив. На него женщины часто бросают более чем нежные взоры.

Для купальных костюмов есть в числе прочих еще и тот повод, что совсем рядом, в тридцати шагах, течет неширокая, но очень глубокая речка, которую у горожан принято называть не по ее настоящему имени, а просто Маленькой, в отличие от Большой, в которую она впадает и которая течет через город.

Этот берег Маленькой крут и высок, обрыв этажа в два, но под обрывом у воды тянется узкой полоской песчаный пляж, а в обрыве протоптаны наискосок пологие спуски-лесенки. За речкой на том берегу - необозримые ровные дали, и оттуда ветер приносит душистые охапки неведомых в городе запахов: идет сенокос.

А на этом берегу, отступя от речки подальше, но не настолько, чтобы у воды не было слышно свиристенья, щелканья и чириканья озабоченных птиц, которые, наверное, докармливают своих птенцов первого выводка, дремлет под солнцем густолистый лес.

Через два дня, в субботу, здесь будет людское столпотворенье и гам, но сегодня среда, рабочий день, и потому вокруг ни души.

Одна из женщин, блондинка с удивительно голубыми глазами, сказала низким голосом своему соседу, очень упитанному брюнету лет сорока, давно начавшему лысеть:

- Виль, вруби что-нибудь- веселенькое. Брюнет дожевал то, что было у него во рту за жирной щекой, поднялся и, осторожно ступая, будто под ногами была не июньская бархатная трава, а ржавые железные пробки и битое бутылочное стекло прошлогодних пикников, пошел на другую поляну, где стояли с распахнутыми дверцами три "Жигуленка" - синий, белый и гороховый. Он не глядя поманипулировал ловкими толстыми пальцами на панели синего "Жигуленка", и над полянами заскакали барабаны. Музыка была веселенькая, как и просила блондинка.

- Потише! - крикнул молодой и красивый, тот, что был не в плавках, а в брюках и рубахе.

Виль убавил звук и вернулся к скатерти. Блондинка встала и оказалась выше брюнета на полголовы.

- Ой, ноги затекли. - Она сделала мученическую гримасу, но тут же улыбнулась. - Потанцуем.

Виль хотел ее обнять, но она легонько оттолкнула.

- Это же рок.

Они недолго потоптали молодую траву и сели на свои места, выставив зеленые пятки.

- Жарко, - сказала блондинка. - Давайте выпьем.

Налили и выпили. Все, кроме молодого и красивого.

- Ты чего это? - спросил у него Виль.

- Не идет. Наверстаю.

- Купаться пора, - оказала блондинка.

Другая женщина, с глазами чуть менее голубыми, с коротко стриженными пепельными волосами, захлопала в ладоши и радостно воскликнула:

- Ура, ура, ура, идем купаться!

Мужчина, сидевший напротив нее в паре с яркой темноволосой женщиной, похожий упитанностью, движениями и еще чем-то неуловимым на брюнета Виля, хотя и был рыжеват, поглядел на нее с усмешкой и сказал:

- Ты что, Манюня, воды не видала? Не мылась никогда?

Она не рассердилась, несмотря на то, что "Манюня" уж никак ей не подходило. Это все равно что назвать Манюней какую-нибудь длинноногую манекенщицу, выхаживающую журавлиным шагом на помосте перед самой изысканной и понимающей публикой. Ее безмятежно-беспечные глаза имели всегда одинаковое выражение и смотрели одинаково на все - и на людей, и на вещи, но зато всегда одинаково ласково.

Так она посмотрела и на красивого молодого человека и спросила весело:

- Славка, а ты почему не переоденешься? Не хочешь купаться?

Он отмахнулся:

- У меня плавок нет. Не захватил.

- Можно и без ничего, девочки не возражают, - так она пошутила и сама засмеялась.

Слава бросил на нее короткий взгляд, который можно было расшифровать так: "Эх ты, Манюня! Зачем пошлить?" Но она не расшифровала, она еще раз пошутила:

- А ты возьми у Володи, у него запасные есть. - И рассмеялась еще пуще. Она подразумевала совершенно несоразмеримые габариты Славы и толстого Володи.

- Дура, чего ты ржешь? Я ему и дам, у меня японские, безразмерные, сжимаются, - сказал Володя.

Она опять не рассердилась, а сидевший рядом с нею мужчина, которому полагалось бы рассердиться, казалось, ничего не слышал. Вообще он как бы отсутствовал, на лице его блуждала некая рассеянная улыбка, словно он вспоминал о чем-то приятном. Но на самом деле он был просто пьян, гораздо пьянее всех остальных. По сравнению с Вилем и Володей он выглядел человеком нормального телосложения, но имел тот существенный недостаток, что ему можно было дать все шестьдесят.

Слава, располагавшийся по левую от пьяного руку, негромко посоветовал ему:

-Ты бы, Александр Антоныч, окунулся. Освежает. - И повернулся к Володе. Машка дело брякнула, дай попробую.

Они с Володей пошли к машинам, и минуты три спустя Слава явился пред ясными прекрасными очами молодых женщин в пестрых плавках. Он был весь обвит выпуклыми жгутами-мускулами и строен.

- Ах! - как бы удивляясь, воскликнула Манюня - Маша и больше ничего не сказала, только вздохнула.

И в лад ей вздохнуло в воздухе, и лес встряхнул в своих кудрях взрослых птиц и взъерошенных птенцов.

Но Слава не обратил на это никакого внимания. Он громко сказал:

- Еще по одной - и купаться! - Видно было, что он здесь законодатель.

Слава сел на свое место, по левую руку от Александра Антоновича, и спросил тихо, для него одного:

- С тебя еще не съехало?

Тот отрицательно покрутил головой, по-прежнему неопределенно усмехаясь.

Дальше Слава говорил словно чревовещатель - у него даже губы не двигались:

- Глупо. Что будет с Леной?

Александр Антонович поглядел на него с таким наклоном головы, будто у него болела шея, и впервые вымолвил несколько слов кряду:

- Конфискация? У тебя еще много есть.

- Но не будет, если ты не очухаешься, - зло ответил Слава.

Тут в их беседу вмешалась Маша-Манюня, как видно, все-таки слышавшая тихий разговор:

- Давайте, мальчики, конфискуем у Нинки "Наполеона". - Она показала пальцем на более яркую блондинку, перед которой стояла большая черная бутылка коньяка.

- Машка, ты уже хороша, - лениво возразил Слава. - Не выступай.

- Подумаешь, конфискация! - Она пожала плечиком. - У Видя дома этих пузатых бутылок - в кегли играть можно.

Рыжий Володя крикнул своим грубоватым баритоном:

- Купаться, черт вас побрал! - И нежно добавил для своей яркой темноволосой соседки: - Пойдем, Танюша?

Слава, закурив сигарету, молвил:

- Землянички поискать, что ли? - И медленно побрел в глубь орешника, огибая стоявшие на поляне автомобили.

Все встали. Манюня взяла безразличного Александра Антоновича под руку и повела его по тропинке вправо - тропинка эта, как и остальные, выводила к реке, но чуть дальше, метров за сто.

Виль рядом с Ниной и Володя в обнимку с Танюшей пошли прямо.

Они спустились- на узкий песчаный пляж. Володя поболтал ногой в воде и закричал:

- 0-го-го-го-го!

- Ты что, дурной? - возмутилась Танюша,

- А ты сама попробуй.

Она окунула в воду руку.

- Правда, как лед.

Они не удивились, что вода холодная, хотя жара стояла, пожалуй, градусов под тридцать. Все в городе знали, что Маленькая река рождается из ключей и вода в ней всегда намного холоднее, чем в Большой. Весна этим годом выдалась поздняя, и понятно, что Маленькая еще не успела прогреться. Четверо вернулись к скатерти-самобранке и продолжили застолье. Никто не заметил, сколько прошло времени - может, минут двадцать, - но вдруг с той стороны, куда удалились Александр Антонович и Манюня, донесся громкий вскрик. Они прислушались, но всё было тихо.