Военный госпиталь. Социальная драма - Виталий А.

Военный госпиталь

Социальная драма

Виталий А.

Все события и герои вымышлены. Любые совпадения с реальными личностями случайны.

Иллюстратор Виталий А.

© Виталий А., 2017

© Виталий А., иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4485-2073-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Я бы удрал как можно дальше от казарменного духа. Это главное. Снял бы себе каморку, облачился бы в штатское и на две недели стал бы человеком.

– А разве, чтобы стать человеком, достаточно надеть штатское? – спросил Рейтер.

– Ясно. Что же еще?

Глава первая

В то мартовское утро я жадным взглядом осматривал мелькавшие за окном нашего военного «уазика» оживленные и широкие улицы Питера, предвкушая в мечтах ожидающий меня сладостный отдых от армейской суеты и осточертевшего распорядка. В этот славный город я впервые попал осенью 2003 года, прибыв в качестве молодого пополнения для Санкт-Петербургского военного института внутренних войск для несения срочной службы. Жили мы с товарищами довольно дружно, питались за одним столом с курсантами и особо жаловаться было не на что. Неуставные отношения ограничивались редкими подзатыльниками от «дедов» (старослужащих – прим.) и шуточками на вроде команды «йогурт», услышав которую молодые бойцы должны были дружно воскликнуть: «Уууу… Данон», пародируя известную рекламу тех лет. Иногда к тебе мог подойти «дедушка» и спросить:

– Как твое имя солдат? В ответ нужно было состроить звериную рожу и ответить грозно:

– У меня нет имени. Я рожден убивать!

Должен признать, что порой выходило довольно забавно. Жаль, что в те годы мобильные телефоны еще не были повсеместно распространены и я не могу сейчас на досуге просмотреть видеозаписи тех былых дней.

В середине марта я неожиданно почувствовал себя сильно простуженным и две ночи подряд изводил соседей по казарме таким надрывным кашлем, что дембеля сами в трех словах потребовали от меня явиться с утра в санчасть, иначе они отведут меня туда силой. Проведя первичный осмотр, сделав мне флюорографию легких на новеньком оборудовании и диагностировав запущенную пневмонию, наши медики тут же связались с моим ротным командиром и потребовали немедленно отправить меня в военный госпиталь. В те годы редко можно было встретить в армии такое трепетное отношение к срочникам (солдат срочной службы – прим.), но начальство нашего института очень дорожило его репутацией и всячески старалось избегать неприятных ЧП. Таким нехитрым образом, я и оказался в машине на пассажирском сидении, следуя в больницу в сопровождении майора из нашей части. Водителем «уазика» был один мой хороший знакомый из автомобильной роты, но в присутствии высокого начальника мы за время поездки даже словом не обмолвились. Подъехав часа через два к окруженному невысокой оградой комплексу зданий, мы с малознакомым мне майором из нашего штаба прошли в приемный покой легочного отделения, где мой сопровождающий сдал меня принимающему врачу, получил какие-то бумаги и, пожелав мне скорейшего выздоровления, отправился восвояси.

После отъезда своего сопровождающего, я мигом стер с лица бессмысленное выражение и начал с любопытством оглядываться и рассматривать в ближайшее окно окружающую обстановку. Сам я родом из провинциального Нижевска и служба в таком большом городе представлялась мне захватывающим приключением, а уж гигантский военный госпиталь и вовсе показался мне каким-то фантастическим местом. Через день наступал мой день рождения и я рассматривал тогдашнюю госпитализацию как своеобразный подарок свыше. Лучше было бы, естественно, вообще не болеть, но раз уж меня угораздило подхватить пневмонию, то всяко приятнее проходить лечение лежа на кровати лазарета, нежели охраняя ворота контрольно – пропускного пункта или маршируя на плацу. До того дня я никогда не бывал в военных госпиталях и ориентировался лишь на благожелательные отзывы своих однополчан. Незадолго до этого в нашу роту вернулся после излечения мой товарищ, который провел предыдущий месяц в госпитале при Спец Строе ВС в Стрельне. Самым ярким впечатлением от недавней госпитализации у него остались тамошние вкусные тортики, выпекающиеся в той больнице для их последующей коммерческой реализации. Иногда часть тортиков оказывалась нераспроданной и тогда их совсем бесплатно раздавали пациентам. Хоть срок годности подобной вкуснятины подходил к концу, но никто из пациентов от нее не отказывался.

Вокруг меня не спеша прогуливались преимущественно молодые парни в смешных синих пижамах, черных сланцах и шапках-ушанках со звездочкой. Изредка среди прохожих попадались врачи и медсестры в белых халатах. Лица были на удивление веселые и беззаботные, хотя раньше я представлял себе пациентов госпиталей умирающими калеками. В действительности же лица прогуливающихся пациентов более всего походили на отдыхающих курортников в Туапсе, в котором мне однажды посчастливилось отдыхать, и печати приближающейся смерти я в них так и не смог разглядеть. Почти каждый встречный в пижаме считал своим долгом попросить у меня сигарету и, раздав за пару минут полпачки сигарет, я решил впредь быть более экономным.

– Пошли за мной, Ершов. – отрывисто бросила мне грузная медсестра. Я послушно последовал за ней. Пройдя пару десятков шагов мы остановились перед большой комнатой, которая была заполнена разнообразным обмундированием. Перед входом в комнату яростно спорили двое. Коренастый парень, уже переодетый в больничную пижаму, наотрез отказывался сдать свой зимний бушлат с синей нашивкой Спецстроя, а пожилая сестра-хозяйка безуспешно пыталась ему объяснить, что всем новоприбывшим пациентам положено сдавать всю форменную одежду и она здесь будет хранится в полной сохранности до возвращения своего хозяина. Парень стоял на своем как танк и сестра-хозяйка махнула на него рукой, жестом показав мне переодеваться. С этим упрямым спецстроевцем мы познакомились по дороге в палату. Оказалось, что его зовут Андрей и его вместе со мной направили в легочное отделение. Зайдя в указанную нам медсестрой просторную палату с дюжиной одноярусных коек, мы сбросили на пустующие соседние кровати наши пакеты с вещами и бритвенными принадлежностями, а затем отправились в туалет покурить.

– Витек, сколько тут служишь? В каких войсках? – спросил он меня.

– Полгода, во внутренних. – ответил я, жадно затягиваясь сигаретой. – А ты?

– Я уже полтора года отслужил. – снисходительно кивнул он. Я тут же задал ему мучавший меня вопрос: почему он так держится за свой старый бушлат и даже покурить с ним в туалет пошел? В его глазах застыло недоуменное выражение, будто я его спросил о чем-то само собой разумеющимся.

– Блин, я всегда его с собой ношу. – ответил Андрей. – Зимой практически его не снимаю, а летом просто таскаю его всюду за собой. Если бы я после подъема поехал на стройку и оставил бушлат в «располаге» (казарме-прим.), то его сразу бы сперли. А новый потом замучаешься получать – так и будешь без бушлата дембеля ходить. И зимой, и летом. Или… Или пока у другого ротозея себе другой бушлат не стыришь.

Я вылупив глаза смотрел на него. Ну, дела… Если у них в стройбате даже «дедушка» боится что-нибудь в казарме оставить, то каково там приходится нести службу молодым? Конечно, я давно слышал от старших ребят, что в стройбате (или по-новому названию в Спецстрое) служба не сахар. В нашем дворе жил парень, который в начале девяностых пошел служить в стройбат, а потом дезертировал и минуя, положенный обычно за такие проступки дисциплинарный батальон, отправился прямиком на несколько лет в колонию. Вернувшись, он мечтательно рассказывал мне о своей вольготной жизни на зоне:

– Прикинь, Витек. Никакой тебе зарядки или строевой подготовки. Жратва там в сто раз лучше чем в армии. Никто тебя не фигачит сапогами по ребрам, никто тебя с нарядами не напрягает. Лежишь себе на нарах – и в ус не дуешь. Если бы я знал, что таково там служить, то лучше сразу бы в тюрьму пошел, а не в армию.

Мысленно лишний раз порадовавшись тому, что на моем бушлате нашит горделивый грифон (эмблема высших учебных заведений внутренних войск МВД РФ в описываемый период -прим.), а не двуглавый орел с топором и лопатой (эмблема Спецстроя – прим.), я отринул невеселые мысли и вернулся в палату. Там уже находились все наши немногочисленные постояльцы. До нашего приезда с Андрюхой там было всего трое пациентов. Один морячок из Кронштадта был лежачим и за время пребывания в нашей палате он почти ни с кем не общался, а двое других олицетворяли собой артиллерию и, естественно, спецстрой. Я точно не знаю почему в военных больницах и госпиталях тогда было такое большое количество ребят из стройбата. Думаю, что тут сказывались их жесткие армейские нравы, отсутствие качественного питания и длительные работы на открытом воздухе. Да и зачем держать в невоюющем городе большое количество мотострелков, вэдэвэшников и прочих солдат? То ли дело бесплатные строители. Так или иначе, из всех встреченных мною в госпитале пацанов каждый третий был из данного рода войск.