Кафедра странников - Вадим Панов

КАФЕДРА СТРАННИКОВ

ПРОЛОГ

Восточная Сибирь, поселок Черемушки

1981 год

«Вся страна, весь советский народ с гордостью следят за подвигом строителей Саяно-Шушенской ГЭС. Опытные инженеры и молодые комсомольцы, бетонщики и монтажники, электрики и бульдозеристы, лесорубы, механики, шоферы — невозможно перечислить всех, кто своим тяжелым, но славным трудом проводит в жизнь решение Коммунистической партии Советского Союза. Всех, чьими усилиями в далеком сибирском уголке возводится грандиозное сооружение — величественная плотина, равной которой нет во всем мире. И глубоко символично, что новая ГЭС, венец творения советских ученых и инженеров, появится в местах, тесно связанных с именем Владимира Ильича Ленина. Мы, потомки пламенных революционеров, достойные сыны героев Гражданской войны, рапортуем: „Дело великого Ленина живет и побеждает! Советский Союз — могучая держава рабочих и крестьян…“

Резкий порыв ветра подхватил обрывок местной газеты и весело, играючи, поднял сероватый листок вверх. Высоко вверх, словно хотел показать этому осколку пропагандистской машины обновленную стахановцами тайгу: вырубленные под корень вековые леса, разоренные деревни, взорванные скалы и грязные, наспех слепленные дороги, по которым тянется к плотине бесконечный поток грузовиков. С такой высоты многотонные тяжеловозы кажутся трудолюбивыми муравьями, неведомым чудом ухитрившимися создать в глухой Сибири колоссальный бетонный муравейник — триумф научно-технического прогресса. А на обочине прогресса ржавеют останки брошенных машин, гниют пустые бочки и благоухает разлитая солярка. Приметы цивилизации — загаженные опушки, утонувшие в лесных озерах пиротехнические патроны и на каждом углу любого городка или поселка — винные магазины. Но разве это важно? Стране требуется электричество, много электричества, как можно больше электричества! Страна желает добывать алюминий. Много алюминия, немыслимо много! Чтобы засеребрились краснозвездные крылья истребителей и бомбардировщиков. А вдруг завтра война? Ведь враг не дремлет! Миллионы отважных сынов Империи готовились защищать родную страну от проклятого агрессора. А тысячи других сынов трудолюбиво превращали Сибирь в гигантский промышленный комплекс, экологические проблемы которого защищали от врага изнасилованные территории лучше самых современных самолетов.

— Тимоха, правее бери, правее, елы-палы!

— Так я и беру!

— Да … ты берешь! Ты лево берешь, … мать!!

— Так ты только что говорил: лево!!

— У тебя зенки повылазили? Как я мог сказать «лево», когда надо право?! Ты, … мать, сюда смотри, когда тебе говорят!

Голос бригадира прозвучал так, будто Валиев оказался рядом и рычал Тимохе прямо в лицо, а не находился в сорока ярдах от работающего с тяжелым надрывом бульдозера. Поток начальственной ругани влетел в кабину, словно усиленный мощным динамиком, наполнил ее, заставив бульдозериста вздрогнуть. Этот рев, совершенно не соответствующий законам физики и слабым голосовым связкам Валиева, стал для Тимохи последней каплей — он заглушил двигатель и вылез на трак.

— Ты чего? — Валиев подошел к остановившейся машине.

— Ты говорил «лево», — тихо, но очень твердо произнес бульдозерист. — Ты говорил «лево»!

— … мать! — Валиев секунду смотрел на Тимоху, но вместо того, чтобы выдать очередную порцию нецензурной критики, вдруг развел руками и кивнул: — Да, вроде действительно «лево» крикнул. А надо право. — Бригадир покрутил круглой, крепко посаженной головой. — Оговорился, … мать.

— Да не оговорился ты, Марат, — тоскливо протянул Тимоха.

Бульдозерист вытащил из кармана телогрейки мятую пачку «Примы», чиркнул спичкой и, выпустив облако вонючего дыма, повторил:

— Не оговорился ты.

— Тогда что?

— А то… — Тимоха угрюмо огляделся. — То самое, блин. Сам знаешь, что здесь за место.

— Знаю, … мать, — после паузы согласился бригадир. Желающие ковыряться на Сухой горке в очередь не выстраивались. Холм считался странным местом, нехорошим, и в том, что работы на нем откладывали до самой последней возможности, не было ничего неожиданного — руководили строительством хоть и коммунисты, но люди бывалые, не один котлован вырывшие. И они хорошо знали, что, несмотря на временную победу диалектического материализма, чертовщина с земли никуда не делась. Странности по воле философских концепций в воздухе не тают, и разные «сухие горки» или «мертвые овраги» нет-нет, да и преподнесут строителям неприятный сюрприз. Местные, с которыми доводилось толковать Тимохе, этот холмик не привечали и держались от него подальше. Ходили даже слухи, что в полнолуние на нем оборотни свадьбы играют, но бульдозерист был парнем трезвомыслящим и в подобные сказки не верил. К холму же, тем не менее, относился с опаской. Как, впрочем, и все в бригаде. Невысокая, не особо приметная, покрытая мертвыми деревьями Сухая горка резко, «чертовой плешью» выделялась на зеленом, полном жизни ковре тайги. Холм обходили все: и зверь, и человек, но менять план строительства в угоду поверьям никто, разумеется, не собирался, и одним хмурым утром к холму подкатил массивный рыжий бульдозер.

— Место здесь такое, — передразнил работягу бригадир. Впрочем, без особой уверенности. — Не место красит человека, а человек место! Социалистические обязательства еще никто не отменял! И премии за их выполнение! И прогрессивки! Ты, Кукурузин, комсомолец?

— Комсомолец.

— Значит, должен следовать заветам и работать, а не перекуривать с начальством, отлынивая от выполнения трудового задания! Понятно?

— Понятно, — мрачно согласился Тимоха. Но бросать недокуренную сигарету не стал, потому что не было в голосе Валиева железного приказа: «Иди, Кукурузин, умри, но дело сделай!» Марат не хуже остальных знал, чем могут порадовать такие вот «чертовы холмики», и давить на бульдозериста не собирался. Тем более что одна неприятная история на Сухой горке уже приключилась.

Неделю назад Тимоха как раз сказался больным, надеясь, что проклятый холм без него срубят, Валиев отправил на Сухую горку Ваську Хохла. И что? Едва бульдозер подобрался к холму, у него заклинило двигатель. Да так заклинило, что новенькую машину пришлось списать — управление механизации восстановить бульдозер не смогло. Хохла, конечно, дернули по всем линиям, на комсомольском собрании пропесочили, премии лишили, но все понимали, что не было в аварии его вины. Не было! Васька мужик вредный и прижимистый, но за своей машиной следил в оба, и двигатель у него заклинило не от разгильдяйства и халатности, а потому что холм.