Фиолетовая ночь - Юрий Куртуазов

* * *

Фиолетовая ночь.

Небо

дружественных встреч

(фиолетовое небо).

Звезды,

словно

белый смерч.

Так

восторженного

света

ночь

боится

уберечь.

* * *

Ты не срывай цветы

и не роняй дары,

лирический герой,

угрюмый до поры!

Бери свою мечту

в слабеющие руки -

она не за горой,

не сгинешь ты от муки

(я в замысле учту).

Не уходи совсем:

ты встречу мне назначь.

Неси на радость всем,

назло чертям в аду

свою надежду

светлых неудач.

* * *

На утренней заре

включал электрофон

и, просыпаясь, плыл

в лучах и музыке.

Мелодия о том,

что трудно быть ручьем

и утренним лучом,

и музыкой!

Зачем идешь на риск:

меняешь отблеск глаз,

которых взор когда-то был наивен?

Зачем в который раз

гоняешь этот диск,

присваивая муку Паганини?!.

* * *

Картины, гардины –

вид не плох:

здесь замурован

какой-то бог.

Мозговых гирляндочек

импульсы-колючки:

это я рассуждаю –

раздвигаю дали.

* * *

Тебе,

в которой ночь и день

сошлись

и труд, и лень

сплелись,

достойно было б

песню петь

и мысль

лелеять!

Ты муза и любовь,

мечта и смех,

без горечи, счастливей всех,

жар и озноб!

Кукла

Тебя сегодня отыскали,

завернули в целлофан,

надели белый сарафан.

И белый нимб над головой!

Но я-то знаю, что с тобой:

тебя сегодня отыскали!

Тебя сегодня покупают:

завернули в целлофан.

Я за тебя сейчас боюсь,

с тобой сегодня расстаюсь,

с тобою вместе задыхаюсь:

тебя сегодня покупают!

* * *

Где ты, моя рыжая сильфида?!.

Затаилась на тебя обида –

день-деньской в душе моей витает:

то возникнет, то опять растает.

Помню вечер, улиц перекресток,

фонари и купол неба звездный.

Мы с тобой, не встретившись, расстались:

не простились, не поцеловались…

* * *

Шепни мне девушка:

«Привет!

Проснись,

приди, прильни!..»

Ах, эта девочка!

Странна она,

стройна она.

Придет она,

лишь стать свою пригни!

* * *

Двойник мой заболел,

совсем сомлел!

Он пьет печаль,

а я пью чай.

И веселюсь!

Вот вестью удивлюсь,

что умер он совсем.

* * *

Круг интересов необъятен,

но не осилил он основ.

Приветик, мой двойник-приятель,

и тугодум, и острослов!

Он все-таки в душе – философ;

но не находит нужных слов.

Он недолюбливает прозу;

он – алкоголик до стихов!

Про деньги не думает;

по городу ходит –

в одежде небрежен, как дервиш;

невзгоды незлобно он терпит.

* * *

Раскрутили карусель,

и расселись на ней

дети всех детей.

Карусель, крутись!

Дети, веселись!

Карусель, веселей!

Радость для детей –

карусель!

* * *

Душно душе.

Грусть моя

бьется о лед стекла

оконного,

как волна.

* * *

Ветер раскачивал деревья -

ветки у них дрожали.

Ветер раскачивал деревья -

ветки у них мертвели.

Мертвели с каждым взмахом

от ветра, который плакал.

Красотка на тахте

Она сидела на тахте,

так восхитительно прекрасна.

Для сердца моего опасна,

уже лежала на тахте.

Я подошел, дрожа от страсти,

поцеловал девчонке руку.

Рука, как из слоновой кости,

а губки – лепестки от розы!

Воскликнул: «Красота какая!» –

я, атмосферу нагнетая.

Тахта теперь была как лодка,

и мы раскачивали лодку…

Талант

Я нашел на дороге пятак,

положил в копилку-кубышку:

берегу его просто так,

чтобы как бы чего не вышло.

* * *

Загадкой

расцветает ночь,

как фиолетовый

цветок.

Над георгинами

голов –

цветные локоны

деревьев.

* * *

Колодец мой высох,

оазис мой вымер.

Единственный

караван верблюдов

в моей пустыне

в железный свой колокольчик

звякает хмуро.

* * *

Злоумышленник-рок

подпилил мне

струны

души.

* * *

Упала луна мертвая

ржавой консервной банкой,

все ореолы свертывая,

и убежала грязной собакой.

* * *

– Ждете вестей?

– Жду лжи и печали.

– Ждете вестей! –

Каждая строчка так

ждет печали.

* * *

Вырвался

из суеты

и, чтобы

скука не настигла,

решил прогуляться

ночью

по небу

огромных звезд,

наивен и самоуверен.

Мелом

написал на двери:

«Я ушел

толочь по Вселенной

битый кирпич шагов!»

* * *

Я хотел бы

тобой быть, собака!

Лаять,

бросаться лапами на забор,

прыгать

и скалить зубы, пытаясь

поймать за крыло ворон!

* * *

Письма

я перечитываю четыре раза:

утром, днем, вечером

и ночью.

Постигаю бесконечно глубоко

смысл слов

и бесконечно глубоко

забываю.

Так опадают листья осенью –

в пропасть:

с золотом – серебро

(бесконечный,

чарующий

звон

металла).

* * *

Вот из-за облака

выглянула звезда,

искорка искренняя,

голубоглазая;

а из глаза дома

поползла слеза,

огромная,

веретенообразная.

Мне подумалось:

вот это – грусть,

вот это – печаль

отчаянная.

Если сейчас уйду –

не вернусь,

встречу

необычайное.

* * *

Какой тяжелый снег,

какой ужасно белый!

Какой ужасно белый,

какой тяжелый снег!

Он падает и па-

дает на пьедесталы,

тяжелый и усталый,

чья тишина слепа!..

* * *

Как стремительно летят облака!

Удивительный сегодня день!

Это Гелиос сошел с небес,

разлилась огненная река!

Удивительный сегодня день,

ослепительный, как никогда!

Это Гелиос сошел с небес,

разлилась огненная река!

Шкатулка

Подарили поэту шкатулку –

то была очень грустная шутка.

И была та шкатулка прелестной –

приняла она облик женский.

Не кладет он в нее ни полушки,

не приносит она ему счастья.

И поэт говорит печально:

«Что положишь, то и получишь!..»

* * *

Ты расти, расти, моя елочка!

мой зеленый друг,

мой веселый друг,

мой хороший друг,

мое солнышко!

Ты невеста моя!

Ты венец всего!

Ты печаль моя

и заботушка!

Ты утешь меня

и прости меня,

и забудь меня,

мое солнышко!

* * *

Огромный город,

в котором нет тебя –

тусклые окна,

в которых нет огня.

Как океан, огромный,

словно пустыня, тусклый;

пыльные окна,

точно глаза без мысли.

* * *

Напиши мне письмо.

Несколько дней пройдет,

прилетит оно

и меня найдет.

Я открою конверт голубой

и узнаю, что с тобой,

где твои шаги промелькнули,

где твои глаза улыбнулись.

Но ведь ты не напишешь письмо.

Мы с тобой случайно увидимся,

подойду к тебе – ты обидишься:

мы с тобой незнакомы давно!

* * *

Кто пить горазд,

кто залихватски курит,

кто языком молоть

зерно кудрявой дури

способен битый час!..

* * *

Грязным комом упал с высоты,

до бесчувствия пьян – как не стыдно!

Лучезарное утро открыло вежды,

заглянуло в глаза небрежно.

Залпом выпил стакан воды,

соскоблил со сковороды

пару ложек сухой картошки,

вышел – все еще пьян немножко.

На проспекте висят плетнями

рестораны и кинотеатры…

* * *

На прошлом

плесень смыть;

задернуть занавеску

на зеркале –

и все забыть!

* * *

Животное прошло

от подвала, проходным двором,

молчком

по переулку пустому

к ограде реки,

зубами блестя

и стальной чешуей,

зубцами хребта золотыми.

Мотнуло хвостом

и спустилось к воде;

мелькнув перепонками лап,

в свою вернулось стихию.

* * *

Послушайте,

далекий друг,

все изменилось

теперь вокруг!

Были мы друзьями

не разлей вода,

остались приятелями

навсегда.

Собратья навек,

поэты, философы –

когда-нибудь встретимся

носом к носу.

Семь пуль в затылок:

«Прощайте, друг!» -

все изменилось

теперь вокруг!

* * *

Надел на себя новый возраст,

оставшись в глубине себя прежним.

Моя издерганная юность

была потрачена напрасно!

* * *

У Лермонтова – про купца

Калашникова сказ,

а я про нынешнего хитреца

пишу рассказ.

Достался Лермонтову в дар

Кавказ,

а мне вчера большой удар

нанес портвейн «Кавказ».

* * *

Послушай, дорогая:

позволь войти в тебя!

Я холоден, как лезвие ножа,

а ты совсем другая.

* * *

намаявшись,

уходят тени

на водопой,

на мордобой…

* * *

И вскочил тогда

покойничек отравленный,

обнял вдруг ее,

поцеловал!

* * *

Выверты улиц темные,

мрачные тупики;

за дровяным складом –

опять лабиринт.

И шелестят клены

над лабиринтом скал;

последний луч (зеленый)

на каменный лес упал.

* * *

тоска!

От окна

отчаливаю

слегка!..

* * *

Мне приснился сон.

Этот сон такой:

может быть, это я,

может, кто другой

прислонился к стене,

а стена – в темноте.

Склад, за складом – дом.

Деревянный дом

и стальная дверь.

Темнотой прошел,

как проходят ров;

к двери подошел

и открыл засов.

В комнату вошел:

она мерцает вся.

Комната – весь мир,

наперекосяк!..

* * *

На покосившемся небе

криво торчит луна.

* * *

Эта ночь

уже затмила

прелесть

яркого дня.

«Ночь! И только ночь!» -

восхищенно твердит фанатик.

* * *

Будем белое солнце

в красном вине топить,

будем светлые головы

смело друг другу морочить.

Рыцарь, которому были малы

его доспехи

Ошибся портной,

снимавший мерку –

необычный портной       -

ковавший латы,

шивший кольчугу,

шлем ковавший.

Рыцарь смело

примерил панцирь,

первоначально надев кольчугу,

и шлем надвинул

на лоб свой ясный.

Мала кольчуга,

сжимают латы,

и шлем, как пытка,

сдавил виски.

Дыханье сковано;

тоской объятый,

в нелепый танец

пустился рыцарь.

Кольчуга порвана,

и тяжкий панцирь

с постылым шлемом

отброшен прочь.

Так сделай каждый,

когда портной

по узкой мерке

скует кольчугу

и шлем, и панцирь!

* * *

Она

с поклонников своих

взимает дань

шампанским

и французскими духами.

Желанья их манит

и ищет мужа

с деньгами и большим приданым.

И только лишь один

чудак-приятель

заметил вскользь ей,

что любовь

в какой-то степени

должна быть бескорыстной.

* * *

Не начать ли мне, как сказку:

«Жил да был…»

рыцарь, всех вгонявший в краску –

ради всех святых!

Он выпрашивал у бога

счастье и любовь.

Но мечта была убога,

и упал он в ров.

Ров желаний, ров стремлений,

ров – как львиный рев.

Не выносит исступлений

жизнь… Как комаров!

* * *

Посети меня, муза!

Возмутительно узок

прежний мир интересов моих –

не могу отрешиться от