Командир - Игорь Росоховатский

Росоховатский Игорь

Командир

Игорь Росоховатский

Командир

Острие самописца вывело на ленте пик - и голова Андрея откинулась вправо. Пик - спад - пик - спад: голова металась вправо-влево. Мутные капли пота дрожали на его лбу, глаза были закрыты сине-желтыми веками. Все мне казалось сейчас нереальным: и эта голова, и светящиеся индикаторы модулятора, и змеи магнитных лент, и сам я у постели умирающего Андрея.

- Шестая программа, - я отдал команду компьютеру, управляющему модулятором. Послышался щелчок, шевельнулся наборный диск...

- Мать, а мать, - внятно позвал Андрей, - спой мне песню. Ты знаешь какую!

Манипулируя кольцом, я пытался нащупать поправку в модуляции. А он продолжал:

- Спой, мать...

Я снова потянул к себе микрофон:

- Тринадцатая!

Щелчок - и гудение модулятора изменилось, в нем появились высокие тона. Глаза Андрея открылись. Сначала они были тусклыми, потом в них появился блеск, и они остановились на мне.

- Устал? - спросил он.

Если б на его месте был кто-нибудь другой, я бы удивился.

- А результаты близки к нулевым?

Пожалуй, надо что-то сказать. Но где найти нужные слова...

- Введи в медицине обозначение - бесперспективный больной. На карточке гриф - ББ. Чтобы врачи знали, кого бояться...

Сейчас он начнет доказывать эту мысль. Четырнадцать лет он был моим командиром. Однажды мы три часа провели в ледяной воде, и все это время он развивал гипотезу, что именно здесь начинается теплое течение, пока нас не обнаружили с вертолета.

- Не болтай, вредно, - сказал я как можно тверже.

- Не злись. Сколько программ ты перепробовал?

- Семнадцать.

Семнадцать характеристик электромагнитного поля, в котором, будто в ловушке, я пытался удержать его угасающую жизнь. Это было последнее, что я мог применить: химия и механика оказались бессильными.

- А не хватит ли? Может, перестанешь меня мучить и переведешь в отделение Астахова?

Его глаза с любопытством смотрят на меня, изучают... Неужели он разуверился во мне и в моем модуляторе? Конечно, модулятор не всемогущ... Но ведь отделение Астахова - это спокойная, тихая смерть, и он это знает...

Мы всегда называли его командиром. Как только кто-то произносил это слово, все знали: речь идет не о командующем базой, не о командире вездехода, а именно об Андрее.

- Так не хочешь? - поинтересовался он.

- Ты же знаешь, что модулятор может излечить любого, - проговорил я. Нужно только найти характеристику модуляции организма.

- Одну-единственную? - заговорщицки подмигнул он. - А среди скольких?

Я понял, что попал в ловушку. В медкарте Андрея была его электрограмма. Я мог вычислить по ней серию и тип модуляции: мощность поля и примерную частоту импульсов. Но я не знал главного - номер модуляции, а он определял, как расположить импульсы во времени. То есть я не знал ритма. И компьютер, мозг модулятора, пока не сумел определить искомой комбинации...

- Раньше или позже мы ее найдем, - пробормотал я.

- А сколько у нас времени?

Я взглянул на часы: Андрей отдыхал десять минут, можно сменить программу.

Он заметил, как дрогнула чашечка микрофона, и спросил:

- А что я болтаю в бреду?

Я взглянул в его глаза. Нет, в них не было страха. В них не было ничего, кроме любопытства.

- Ты звал мать. Просил, чтобы она спела песню.

- Вот как... Песню... А знаешь, какую?

Он пробовал запеть, но в горле заклокотало, и мелодии не получилось.

- Не напрягайся, - попросил я, положив ему руки на плечи.

Его мышцы послушно расслабились. Да, пожалуй, ему не протянуть и суток. Неожиданно в его взгляде сочувствие сменилось жалостью. Несомненно, он видел мою растерянность и бессилие.

- Погоди, дай сообразить, вспомнить... Значит, тебе нужен номер модуляции и характеристика ритма...

Беспомощный человек стал вдруг опять похож на командира, водившего нас на штурм бездны Аль-Тобо.

- Ты когда передал сообщение моей матери?

- Позавчера.

- Выходит, она будет с минуты на минуту. Ну так ты впустишь ее сюда. И она споет мне.

Я не находил слов. Что можно было ответить на его безумную просьбу?

- И вот еще что. Пусть модулятор себе работает на здоровье. Она не помешает ни ему, ни тебе.

Он говорил тем же тоном, каким отдавал нам когда-то команды. Он никогда не повышал голоса и не жаловал повелительное наклонение. Конечно, он на многое имел право, потому что рисковал чаще других, оставляя для себя самое трудное. Пусть Павел был смелее его, Илья - остроумней, Саша эрудированней. Но все беспрекословно слушались только его. Если б нам пришлось хоть тысячу раз выбирать командира, мы б остановились только на нем.

Я включил четвертую программу - подготовительную. Вышел в коридор. Остановил медсестру и, проклиная себя за слабость, сказал:

- Разыщите в приемной Веру Степановну Городецкую и приведите ко мне.

Продолжая честить себя, я вернулся в палату. Почему я выполнил более чем странную просьбу Андрея? Жалость?

Нет, сработала привычка выполнять все распоряжения командира.

Дверь приоткрылась, заглянула сестра:

- Городецкая здесь.

- Пусть войдет, - сказал я.

Обычная пожилая женщина. Круглые, испуганные глаза. Даже не верилось, что она мать нашего командира.

- С ним очень плохо?

Голос ее дрожит.

- Вы не ответили мне, доктор.

Я выразительно посмотрел на нее и заметил, как в отчаянии изогнулись ее губы.

- Что можно сделать, доктор?

Да, это ее слова: в комнате, кроме нас и Андрея, никого. Ее лоб прорезали знакомые мне морщины, глаза блестели остро и сухо. Выходит, первое впечатление обмануло меня. Не случайно он был ее сыном.

- Андрей просил... - я запнулся, - чтобы вы спели песню. Вы знаете какую...

- Ладно, спою, - она даже не удивилась. - Сейчас?

- Сейчас, - выдавил я, протягивая ей стакан с тоником.

Она отрицательно покачала головой и тихо, будто колыбельную, запела:

Наверх вы, товарищи, все по местам

Последний парад наступает...

У нее был приятный голос. Наверное, действовала необычность обстановки, и песня воспринималась острее, особенно слова "пощады никто не жела-а-ет".

Я искоса взглянул на Андрея. Его лицо оставалось таким же бледным, как и прежде, с невидящими, полураскрытыми глазами. Ну а чего же я ожидал? Чуда?

Я рывком придвинул микрофон и скомандовал:

- Меняю программу...

Я уже хотел было добавить "на седьмую", но подумал: а что, если сразу перескочить на одиннадцатую? Но не слишком ли резкий переход? Зато потом можно перейти на двенадцатую, и это пройдет для него безболезненно...

- Еще петь?

Совсем забыл и о ней, и о песне.

Я хотел извиниться перед женщиной, но не успел этого сделать, потому что посмотрел на Андрея. Его губы слегка порозовели. А может быть, мне это почудилось?