Россия против Наполеона - Вольдемар Балязин

В. Н. Балязин

Неофициальная история России. Россия против Наполеона

АЛЕКСАНДР I. КАНУН ВЕЛИКОГО ПРОТИВОСТОЯНИЯ

Попытки искупления смертного греха

Первые минуты и часы царствования Александра оказались одними из самых трагических в его жизни. Пален прошел рядом с ним по коридорам ночного Михайловского замка, заполненным пьяными, возбужденными, громко говорящими офицерами. Некоторые из них держали в руках горящие факелы, и кровавый отсвет огня должен был показаться двадцатитрехлетнему Александру, трепещущему, близкому к обмороку, зловещим.

Когда они вошли в спальню Павла, Александру бросилось в глаза обезображенное ударами сапог лицо мертвого отца. Его потрясло то, что он увидел, но еще более – коварство и безжалостность, с какой все было проделано. Он думал, что отца только арестуют, а вместо этого его убили, причем жестоко, нисколько не думая о сыновних чувствах Александра, в глубине души все же любившего отца.

Еще раз вглядевшись в синее, распухшее лицо покойного, Александр вскрикнул и, потеряв сознание, упал на спину, сильно стукнувшись головой о паркет.

Когда слух об убийстве Павла дошел до Марии Федоровны, она выбежала из своих покоев, не владея собой от гнева и отчаяния, и явилась перед заговорщиками. Ее крики разносились по всем коридорам. Увидев гренадер, она несколько раз повторила им: «Итак, нет больше императора, он пал жертвой изменников. Теперь я – ваша императрица, я одна ваша законная государыня, защищайте меня, идите за мной!». Беннигсен и Пален с большим трудом увели Марию Федоровну в ее комнаты, но она снова пыталась выбежать в коридор, решив захватить власть и отомстить за убийство мужа. Однако часовые скрестили оружие, и императрица, рыдая, отошла от двери в глубь своих апартаментов.

Адам Чарторыйский писал: «Я никогда ничего не слышал о первом свидании матери и сына после совершенного преступления. Что говорили они друг другу? Какие могли они дать объяснения по поводу того, что произошло? Позже они поняли и оправдали друг друга, но в эти первые страшные минуты император Александр, уничтоженный угрызениями совести и отчаянием, казалось, был не в состоянии произнести ни одного слова или о чем бы то ни было думать. С другой стороны, императрица, его мать, была в исступлении от горя и злобы, лишавших ее всякого чувства меры и способности рассуждать.

Из членов императорской фамилии среди ужасного беспорядка и смятения, царивших в эту ночь во дворце, только одна молодая императрица, по словам всех, сохранила присутствие духа. Император Александр часто говорил об этом. Она не оставляла его всю ночь и отходила от него лишь на минуту, чтобы успокоить свекровь, удержать ее в ее комнатах. Она явилась тогда посредницей между мужем, свекровью и заговорщиками и старалась примирить одних и утешить других».

Александр, после того как очнулся от обморока, оказался близок к помешательству. Он плакал, ломал руки, обвиняя заговорщиков в обмане и предательстве. Себя же считал жертвой кровавого плутовства, низкого коварства, обернувшегося смертью любимого отца, которого он хотел всего лишь взять под опеку, поселив в Михайловском замке и предоставив ему для прогулок расположенный по соседству Летний сад.

Но его обманули. Отец был мертв. Содеянного поправить было нельзя, и рационализм в конце концов взял верх над эмоциями – холодный рассудок Александра победил горячее сердце.

Во втором часу ночи Александр вышел к преображенцам и семеновцам, все еще стоявшим в карауле, после короткого разговора сел в сани и уехал в Зимний дворец.

Первым вызвал он Дмитрия Прокофьевича Трощинского – одного из статс-секретарей Екатерины II. Крепко обняв его, Александр сказал: «Будь моим руководителем». И тут же поручил написать Манифест о своем вступлении на престол.

В Манифесте говорилось: «Судьбам Всевышнего угодно было прекратить жизнь любезного родителя нашего, Павла Петровича, скончавшегося скоропостижно апоплек-

сическим ударом в ночь с 11 на 12 марта». Далее в Манифесте обещалось управлять страной «по законам и по сердцу в Бозе почивающей Августейшей бабки нашей государыни императрицы Екатерины Великой».

Утром 12 марта в Зимнем дворце, а также во всех церквях, полках, присутственных местах, куда успел дойти Манифест, состоялись церемонии присяги новому императору.

Люди ликовали, но сам Александр был мрачен, говоря при случае, что царскую власть принимает как тяжкое бремя и будет нести как крест, ибо такую судьбу уготовило ему провидение самим фактом рождения. Между тем, среди забот о присяге и предстоящих похоронах отца Александр не забыл сразу же послать вслед корпусу Платова фельдъегеря, который должен был остановить и повернуть назад изнемогающее от холодов и бездорожья войско.

Забегая чуть вперед, скажем, что через одиннадцать дней гонец настиг донцов на реке Иргиз, в селе Мечетном Вольского уезда Саратовской губернии. Услышав о возвращении на родину, казаки ликовали так, будто их забирали из преисподней в рай.

На четвертый день царствования Александр объявил амнистию для пятисот тридцати шести человек. Лишенные дворянства и чинов были возведены в прежнее достоинство, всем им, в том числе и скрывавшимся в эмиграции, было разрешено жить где угодно, причем устранялся существовавший ранее полицейский надзор.

В первые же недели были возвращены на службу либо вознаграждены пенсиями более двенадцати тысяч офицеров, генералов и чиновников, а 2 апреля была упразднена и Тайная экспедиция.

Произошли перемены и в высших эшелонах власти. Д. П. Трощинский был назначен «состоять при особе Его Величества у исправления дел, по особой доверенности государя на него возложенных». В должности статс-секретаря при нем был определен статский советник Михаил Михайлович Сперанский, вскоре начавший играть важную роль в государственных делах.

Весь март и апрель были ознаменованы множеством новых законоположений, либерализовавших жизнь России, отменявших указы Павла и восстанавливавших различные привилегии, некогда дарованные Екатериной II.

23 марта в Петропавловском соборе был погребен Павел I. За несколько дней до этого гроб с телом был выставлен для прощания на таком высоком помосте, что нельзя было разглядеть лица покойного. К тому же придворные врачи и косметологи так поработали над обезображенным лицом покойного, что Павел, если бы даже и был виден проходившим мимо него, все равно едва ли был бы ими узнан.

Сбор молодых друзей

Случилось так, что в момент дворцового переворота из близких Александру людей рядом с ним был только один Павел Александрович Строганов, присутствовавший, кстати, вечером 11 марта на последнем ужине Павла в Михайловском замке. В. П. Кочубей был в Дрездене, Адам Чарторыйский – в Неаполе, Н. Н. Новосильцев – в Англии. Узнав о событиях в Петербурге, все они поспешили к Александру и вскоре были на месте. Они ехали к Александру, влекомые не только искренним сочувствием, но и ясно осознанной необходимостью помочь ему, ибо он находился в обстановке весьма нелегкой.

Вот что писал Адам Чарторыйский, приехавший в Петербург летом 1801 года: «В момент моего приезда Петербург был похож на море, еще волновавшееся после сильной бури и едва начинавшее медленно затихать… Среди смятений и волнений, царивших в первые дни после катастрофы, Пален намеревался захватить бразды правления. Он хотел к важным обязанностям петербургского генерал-губернатора прибавить еще и обязанности статс-секретаря по иностранным делам. Его подпись стоит на официальных заявлениях, изданных тогда, в первые минуты. Он притязал на то, чтобы ничто не делалось без его разрешения и помимо него. Он принял вид покровителя молодого императора и делал ему сцены, когда тот не сразу соглашался на то, чего он желал, или, вернее, к чему хотел принудить государя.

Уже поговаривали, что Пален стремится занять пост министра двора. Подавленный скорбью, полный отчаяния, замкнувшийся со всею своей семьей во внутренних покоях дворца, император Александр оказался во власти заговорщиков. Он считал себя вынужденным щадить их и подчинять свою волю их желаниям».

Однажды Александр пожаловался на свое тяжелое положение генерал-прокурору Сената Балашову – человеку прямому, честному, бесхитростному и справедливому. Балашов пришел в недоумение и с солдатской прямотой сказал: «Когда мухи жужжат вокруг моего носа, я их прогоняю».

Александр тут же подписал указ, предписывающий Палену покинуть Петербург в двадцать четыре часа, и Балашов вручил его адресату. Пален повиновался и немедленно уехал в свои остзейские поместья.

В августе, после шестилетней разлуки, приехал из Швейцарии и Лагарп. Молодые друзья Александра по приезде в Петербург образовали тесный кружок единомышленников – «Негласный комитет», занимавшийся реформой управления империей, но так и не доведший дело до конца.