Это цивилизация, мама! - Дрисс Шрайби

Дрисс Шрайби

Это цивилизация, мама!

X. Цвиттен, моей матери, моей сестре Шине и Фрэнсису Антуану, моему другу

Возможно ли, что человек,

познав в конце концов всю

вселенную,

так и не познает самого себя?

Лестер Уорд, «Динамичная социология»

ПРЕДИСЛОВИЕ

Марокканский писатель Дрисс Шрайби вошел в литературу в то время, когда повсюду в Магрибе[1] вместе с антиколониальным движением шло духовное раскрепощение народов Северной Африки, возрождение их политической и культурной самостоятельности, когда впервые в литературе зазвучали голоса алжирцев, тунисцев и марокканцев. Попытки колонизаторов создать миф об отсутствии самобытной культуры Магриба, о культурной неполноценности африканцев, насильственно ассимилировать их не могли задушить волю народов к освобождению и независимости, уничтожить вековые традиции, лежащие в основе духовной жизни магрибинцев. Вот почему с таким вниманием и интересом прогрессивная читательская аудитория и критика встретили произведения североафриканцев: впервые Северная Африка получила возможность рассказать о своих проблемах, о своей борьбе пером собственных писателей.

Как и многие другие его коллеги, Д. Шрайби пишет по-французски. Этот язык был не только обязательным в годы колонизации, но и фактически единственным, открывавшим путь к современному образованию. Если учесть почти полное отсутствие арабских издательств в Северной Африке в те годы, то французский язык был для магрибинцев и единственным способом показать миру подлинную историю своих народов, их жизнь и насущные задачи. «Тот, кто воюет, — писал алжирец Катеб Ясин, — не задумывается над тем, какая у него в руках винтовка… — она служит ему в бою». Таким образом, родившаяся в процессе деколонизации и участвовавшая в нем, франкоязычная литература Магриба неотделима от истории своих народов.

Шрайби был одним из родоначальников новой национальной литературы Марокко, возникшей на рубеже 40—50-х гг. Резонанс, с которым имя писателя вошло в литературу, страстность, с которой писатель обрушился на вековые устои ислама и патриархальные традиции Марокко, почти полвека разъедавшиеся колониализмом, были голосом нового поколения, заявившего о себе на рубеже двух исторических эпох — колониального угнетения и национального возрождения.

Стремление к свободе от всякого гнета, от религиозных догм и феодальных пут, к духовному раскрепощению человека, желание увидеть суверенный выход своего народа на арену истории, поиски идеала справедливости и прогресса — все эти черты характеризовали устремления передовой марокканской интеллигенции, вставшей на путь решительного разрыва с прошлым, хотя и не имевшей ни ясной идейной программы, ни уверенности в выборе путей, ведущих к прогрессу. Смело отбрасывая традиции старого мира, это поколение нередко искало спасения на Западе, однако, вкусив плодов капиталистической цивилизации, оно пыталось с болью и смятением в душе найти иной выход в лабиринте социальных и исторических противоречий.

Шрайби родился в 1926 г. в семье крупного марокканского торговца, пожелавшего дать сыну французское образование. Блестяще окончив коллеж в Касабланке (Дрисс овладел семью языками), он порывает с семьей и уезжает в Париж, где изучает химию. Но, получив диплом инженера-химика, он почти сразу же решает заняться литературой и журналистикой.

Первый роман Шрайби, «Простое прошедшее» (1954 г.), был в Марокко запрещен. «Это цепь святотатств и клеветы», — роптали религиозные наставники марокканского общества. Но прогрессивная марокканская критика отмечала прямо противоположное: роман бичует зло, помогает марокканцам понять самих себя и осознать препятствия, стоящие перед ними. Иные упрекали писателя в том, что в момент подъема национальных чувств народа он, отнюдь не поэтизируя традиционный уклад марокканской жизни, рисует мрачную картину современной действительности.

С болью и гневом Шрайби поведал в своем романе об «ужасах духовного рабства», гнете вековых предрассудков, наследии феодального прошлого, которые, усугубляясь несправедливостью колониальных порядков, держали народ в кабале и отсталости.

Сам писатель по поводу своего романа говорил, в частности, следующее: «Герой «Простого прошедшего» зовется Дрисс Ферди. Возможно, это я. Во всяком случае, его отчаяние — мое отчаяние, моя потеря веры… И тот ислам, который разглагольствовал о равенстве, о вознаграждении за терпимость, о свободе и любви к ближнему, стал для меня олицетворением ханжества…»

Срывание всех и всяческих масок — вот смысл бунта юного героя романа, придавленного лицемерием религии и патриархальным гнетом, воплощенным в образе главы богатого семейства — Сеньора, как называли его все вокруг и даже в собственном доме. Ненавистью и гневом проникнуты страницы романа, звучащего обвинительным актом против власти догмы, против колониального режима, к которому приспосабливался Сеньор. Хитрый и умный политик и делец, деспотичный и властный повелитель многочисленной семьи, низведенной его жестокостью до положения безропотных рабов и прислужников, — таков портрет отца, символизировавшего для Дрисса Ферди все настоящее и прошлое Марокко. Дриссу была ненавистна моральная деградация и смирение братьев, которых обезличил деспотизм отца. Если и оставалась в его сердце жалость, то лишь к матери, безропотное послушание которой позволяло Сеньору и всем другим в доме унижать и терзать это доброе сердце.

Мучительные раздумья Дрисса о несчастной участи матери, о духовном рабстве братьев, бичевание пороков отца и учителей, тупой бессмысленности мусульманской школы, где главное — зубрежка Корана, обличение страшных нравов, царящих в среде фесских феодалов, — все это оборотная сторона той традиционной патриархальной жизни, которую поэтизировал другой марокканский писатель — Ахмед Сафриуи, раскрывая свой «ларчик чудес».[2]

Поиски путей справедливости и свободы приводят героя книги Шрайби в Европу. «И там он присутствует при медленной человеческой декристаллизации, еще более страшной, чем та, от которой он бежал», — писал Шрайби. Так возник замысел романа «Козлы» (1955 г.). Тема его — положение североафриканских рабочих-иммигрантов в Европе. Появившись в самый разгар алжирской войны, этот актуальный и острый роман нарисовал картину нечеловеческой жизни в атмосфере расизма и жестокой эксплуатации «рабочего скота» — как называли капиталистические предприниматели алжирцев, тридцать тысяч которых уехало на заработки в Европу.

Отвергнув исламо-феодальный Восток, герои книг Шрайби не находят прибежища и на Западе.

Но писатель попытается дать еще одну возможность своим героям обрести веру и идеал там, откуда они ушли и где теперь поднялась заря новой жизни и повеяло ветром революций. Этот новый этап поисков отразился в романе «Осел» (1956 г.),[3] который сам писатель рассматривает как завершение «трилогии веры».

Своеобразно соединяя черты философского романа-притчи с традиционной символикой и образного марокканского фольклора, Шрайби создал произведение, в котором за причудливым фантастическим сюжетом и горькой иронией иносказаний прорисовывается реальный фон, социально-исторические события, которые до основания потрясли всю жизнь Марокко.

Писатель показывает сложный и трудный