Карачун - Ольга Денисова

Ольга Денисова

КАРАЧУН[1]

Мчатся тучи, вьются тучи;

Невидимкою луна

Освещает снег летучий;

Мутно небо, ночь мутна.

Мчатся бесы рой за роем

В беспредельной вышине,

Визгом жалобным и воем

Надрывая сердце мне…

Снег летел в лобовое стекло нескончаемой вращающейся спиралью, словно где-то на небе чокнутые мельники бешено крутили ручки жерновов, посыпая землю рыхлой мукой. На трассе, освещенной фонарями, иногда попадались участки голого асфальта — по ним поземка вилась впереди машины десятками шустрых змеек, удиравших из-под колес. Ехать по городу было тяжелей: колеса не приминали посыпанный солью раскисший снег, старая «девятка» вязла, виляла задом, как норовистая лошадка, и плохо слушалась руля.

Зимин был зол как собака, а потому раздражался из-за любой ерунды. Сначала он уволился с работы — сам. По собственному желанию. Из-за этого поругался с женой. Довел до истерики тещу. Под конец нарвался на скандал с тестем и ушел из дома, хлопнув дверью. Жена ждала ребенка, у тестя два года назад случился инфаркт, и только теща была здорова как лошадь, если не считать больной головы. И никто из них не работал! Как в телесериалах!

Зимин думал отправиться к родителям, тем более что на следующее утро собирался съездить к ним вместе с женой — им приятно, а ей полезно подышать свежим загородным воздухом. Другого случая выбраться к ним до Нового года ему бы не представилось. Но теща рассказала им все еще до того, как он дошел до машины: мама своими звонками посадила ему аккумулятор в мобильнике.

Пассажир подвернулся сразу: пятница, непогода, предновогодняя суета — когда еще выпадет такой день? Снега насыпало столько, что конкурентов у Зимина не было: город стоял в пробках.

Он халтурил до полуночи, набрал почти тысячу рублей и подумывал пойти к кому-нибудь выпить, но мобильник сдох, а прежде стоило позвонить и выяснить, кто готов оставить его переночевать. Зимин, конечно, заехал к другу детства, но не застал его дома, постоял на вонючей лестнице, нажимая кнопку звонка, и подумал, что среди ночи мама не будет устраивать сцен. А переночевать у родителей можно и без предупреждения. Да и подарки им лежали в багажнике…

Стекла запотевали несмотря на включенную печку, снег таял на лобовом стекле, замерзал под дворниками и забивал их льдом. Они скрипели не переставая, но видимость от этого лучше не становилась. Зимин в который раз притормозил, включил аварийку и вышел из машины — почистить дворники. Это заняло не больше двух минут — тем временем стекло засыпал плотный слой снега. Уходя из дома, Зимин не думал о штормовом предупреждении, надел легкие узкие ботинки вместо зимних сапог — и досадовал не на себя, а на непогоду и заодно на тещу с тестем. Да и кожаная куртка в такой мороз и ветер была не самой подходящей одеждой.

Он сбросил снег с плеч и тряхнул головой: на волосах остались липкие ледышки. За городом мороз был явно покрепче городского — или это подморозило к ночи? Зимин поспешил сесть в машину, кинув на заднее сиденье скребок и тряпку, и потер закоченевшие руки.

На их заводишке, дышащем на ладан, за время кризиса сократили почти четверть рабочих и подбирались к ИТРам. Ради этого хозяин-немец сменил слабохарактерного, но знающего дело директора на «топ-менеджера», специалиста по антикризисному управлению, который тут же получил среди рабочих кличку «пиджак», потому что ходил по цехам в костюме. Зимин был самым молодым конструктором в отделе, но при старом директоре сокращения не боялся: в отделе никто не разбирался в компьютерах лучше него. «Пиджак» же словно нарочно появился на заводе, чтобы изводить Зимина. Впрочем, изводил он не одного Зимина, и в курилке только и говорили о том, какие коленца выкидывает новый директор.

В первые дни своей работы он повстречал Зимина в бухгалтерии — у них как всегда не работал банк-клиент. Каждый раз Зимин думал, что число способов сломать хорошую вещь ограничено, и каждый раз бухгалтерия убеждала его в обратном.

— Я только случайно нажала на кнопку «Да», когда он спросил что-то про архив… — лепетала очаровательная бухгалтерша.

— Да ну? Только нажала, и больше ничего? — поиздевался Зимин, но она не оценила его сарказма.

— Больше ничего, честное слово!

Вообще-то в назидание следовало вызвать инженеров из банка и заплатить им за приезд, а не возиться самому с восстановлением базы из архива, но Зимин пожалел девчонку: могли ведь деньги из ее зарплаты высчитать. За этим занятием его и застал новый директор, причем вся бухгалтерия стояла вокруг злополучного компьютера, с восхищением глядя на работу Зимина.

— А что это вы тут делаете, Зимин? — директор кашлянул.

— Восстанавливаю базу, — лаконично ответил тот.

— Вы, кажется, у нас конструктор, а не бухгалтер, я ничего не путаю?

— Нет, вы ничего не путаете.

— У нас сломался банк-клиент, — тут же вступилась за него виноватая. — Саша нам всегда помогает.

— Вот что, Зимин… Отправляйтесь на свое рабочее место. И помогайте девушкам в свободное от работы время.

Ни одно доброе дело не остается безнаказанным!

— Как скажете, — Зимин пожал плечами и поднялся.

— А… а как же банк? — пролепетала бухгалтерша.

— Пусть главный бухгалтер напишет мне служебную записку, что там с вашим банком и кто уполномочен решать такие проблемы. Я полагаю, не инженер-конструктор.

В следующий раз, когда у начальника торгового отдела с утра не загрузился компьютер, Зимин посоветовал ему написать служебную записку на имя директора — что тот и сделал (снова не оценив сарказма Зимина). Через полчаса позвонил директор. Он орал так, что слюна летела из трубки в ухо. Зимин не стал прислушиваться, положил трубку на стол, давая всему отделу насладиться криками начальства.

Дядя Коля, которому до пенсии оставалось доработать полгода, покачал головой и сказал, что лучше бы Зимину не нарываться — он сам слышал, что из шести конструкторов оставят только троих, остальных сократят.

— И мы с тобой в списке первые. Я самый старый, ты самый молодой.

— Да плевать я хотел на их списки, — ответил Зимин.

— Дурак ты, Сашка. Где ты сейчас работу найдешь?

Через неделю для ИТР ввели хронометраж рабочего времени — каждый день требовалось написать, что было сделано и сколько часов на это потрачено. Зимин принес из дома хронометр и аккуратно записывал (не в часах, а в секундах), сколько времени он курил, сколько обедал, сколько раз бегал по нужде — список состоял примерно из двадцати пунктов, в которых лишь одна строчка посвящалась работе (двадцать восемь тысяч восемьсот секунд за вычетом всего остального). Видимо, руки у директора дошли до анализа этих бумажек только через неделю; он не стал звонить — вызвал Зимина через секретаршу. На этот раз он не орал, а велел сесть и перевести секунды в часы. Не на того напал: Зимин отлично считал в уме.