Тоскливая вода - Анастасия Сергеевна Барабошкина

Анастасия Барабошкина

Тоскливая вода

1

Я только слышу. Слышу дребезжащий звон трамвая за окном. Муху, упорно бьющуюся в окно. Кричащих мальчишек, беснующихся в «коробке» под окнами и пинающих мяч. На светофоре газует машина и улетает куда-то вдаль. Лает собака. У подъезда два соседа бурно обсуждают своих жен, затем один из них рассказывает про то, что его дочь, оказывается, уже такая взрослая – перешла в восьмой класс. А до сих пор истории не знает, даже когда Ленин умер сказать не может. Смеются. Им вторит ворона – тоже на свою жену в гнезде жалуется, наверное. Я слышу лето. Но абсолютно ничего не вижу. Я не вижу ничего.

Слепота накатывается приступами, почти каждый день, абсолютно внезапно и без какой-либо закономерности. При этом, она сопровождается и перепадами настроения, от грусти до агрессии, которые я не контролирую вообще. Уже больше двух недель я пытаюсь угадать, когда снова в моей голове выключится лампочка. Трогаю чип за ухом. Кожа над ним опухла, наощупь больше похоже даже на волдырь. Снова лает собака. Переворачиваюсь на бок, пытаюсь натянуть на себя одеяло. Лай собаки отсылает меня в детство. У бабушки в деревни жил в будке старый пес, у соседей тоже. На рассвете лай псов эхом разносился по полям в золотисто-розовой дымке, такой родной и тягучий, а ночью вой на луну звучал даже пугающе. В деревне темнота особенная, как слепота, тоже не видно абсолютно ничего, даже собственных рук. А если выйти на улицу, то видны только огромные звезды, мерцающие и загадочные. Когда приезжал отец, в августе, мы садились с ним на скамейку у дома и полночи ловили падающие звезды, соревнуясь, кто увидит больше. Серебряные черточки застревали в проводах, а потом улетали в лес за полем. Однажды мне показалось, что яркая вспышка приземлилась где-то близко, сгорев через несколько домов от нас. Я босиком по мокрой траве бросился ее искать, отец, смеясь, пытался меня остановить, но потом пошел за мной. Мы бродили больше часа, но так ничего и не нашли. Отец тогда поднял с земли какой-то булыжник и сказал, что тот возможно тоже когда-то был звездой. Мы забрали его с собой как утешительный приз, а потом я перепрятал его в заброшенный дом в сундук с каким-то тряпьем на втором этаже, куда мы с местными мальчишками прятали нажитые за лето сокровища.

Спокойствие вместе с далекой грустью разливается по телу, одеяло не находится, я сжимаюсь в позу эмбриона. Отец. Золотые поля. Такое же золотое солнце, ласкающее двор, бабушка на лавочке, перебирающая грибы, которые мы принесли с отцом из леса. Скрипучие большие велосипеды, еще от родителей, из прошлого века, а может и вообще тысячелетия, которые сами несут по колдобинам прямо к озеру на краю деревни. Память похожа на картины импрессионистов, также нарисована мазками, яркими и немного мозаичными, которые только при отдалении из пестрого хоровода превращаются в сюжет, силуэты, лица. Чьи-то лица так и остаются размытыми, не детальными, на них лишь видны тени, слышится издалека голос и смех. Я уже совсем не помню лиц деревенских мальчишек, а это было меньше двадцати лет назад. Руки холодеют, и я буквально чувствую, как через них протекают потоки времени.

Пытаюсь отогнать от себя внезапные романтизм и тоску, но они лавиной уже накрыли меня, легли рядом и поют свои песни. Зудит за ухом. Самое логичное – связать свои приступы слепоты с чипом. Только вот что с ним происходит, сказать сложно. С моим недавно догрызенным гранитом знаний в сторону корочки проектировщика инженерных сетей зданий, я абсолютно не смотрю в сторону того, чтобы самостоятельно копаться в чипе. Установили, проконсультировали, пока в целом работает, и на том спасибо. Хоть и напрягает местами, конечно, но жить можно. Одеяло наконец-то найдено и натянуто. Пытаюсь согреть руки. Со стороны стола приходит звук уведомления. Потом еще один, еще и еще. Целая противная мелодия будильника складывается. Ворочаюсь и пытаюсь сесть. Кому же я так понадобился.

– Доброе утро! Как Ваше самочувствие? – Лиза, голосовой помощник, включается моментально.

– Тревожное.

– Включить тревожную музыку?

– Нет. Лучше скажи, почему уведомления со звуком приходят?

– Они помечены важным, от пользователя Катя.

Черт. А вот это совсем не хорошо. Потягиваюсь, усиленно тру за ухом в надежде, что зрение вернется. Ощущение грусти пульсирует и затягивает лечь обратно в постель под одеяло.

– Лиза, озвучь, о чем сообщения от Кати.

– Она пишет, что уже в аэропорту, готовится к посадке. Она переживает, сможете ли Вы ее встретить, когда она прилетит.

– Сколько самолет летит из Екатеринбурга?

– Около двух с половиной часов.

Чернота медленно рассасывается. Голова немного кружится. Пытаюсь сфокусироваться на мониторе. Значит, нужно успеть приехать в аэропорт через два часа, иначе Катя меня съест. Лиза участливо предлагает померить утренний пульс и заказать такси. Подплываю к компьютеру, пишу Кате, что не отвечал из-за того, что завтракал и собирался. Нужно заварить кофе.

Кофе вырывается из турки даже не смотря на автоматическое отключение. Шторы участливо раздвигаются, открывая вид на двор. Мальчишки по-прежнему пинают мяч. Солнце укуталось облаками, но в пышущем июне пасмурная погода все равно чувствуется иначе, чем дождливой осенью. Соседи готовят плов, судя по запаху. Как раз недавно видел, как им доставляют новый казан. На их количество, ютящееся в однушке, казан был явно маловат, поэтому, видимо, они и начали готовить плов еще утром, чтобы в несколько подходов всех накормить. Запах еды дразнит. Прошу Лизу вызвать доставку пиццы. Через двадцать минут, допивая кофе, вижу, как к подъезду подбегает ЭРП-доставщик, здороваясь с мужиками на лавочке – этот ЭРП закреплен за нашим подъездом, поэтому на программном уровне выучил, какое пиво пьют мужики и из-за этого воспринимается ими с исключительным уважением. ЭРПы – энергоемкие ручные помощники, уже лет десять стараются на благо общества в разных сферах жизни. Этого ЭРПа ласково называют Ромчиком за его голосовой модуль, который по звучанию напоминает ломающийся голос подростка. Голосовой доступ наконец-то пускает Ромчика в подъезд.

– Доброе утро и хорошего дня! – ЭРП протягивает пиццу и улыбается во все две свои пластины. Смотрю на него, замечаю, что ему вставили новый глаз – блестящий, еще не поцарапанный – обновления во внешности ЭРПов можно определить по такому же принципу, что и у людей. В голову наконец-то приходит хорошая мысль.

– Ромчик, а у вас на «Даниловке» Дима сегодня работает? –