Как Майк больных принимал. Рассказ о израильском враче психиатре - Товий Баевский

Известно, что психиатры - люди, мягко скажем, необычные.

Я не знаю, с чем это связано.

То ли эту специальность выбирают те, у кого мозги исходно устроены особым образом, то ли в процессе постоянного общения с больными, та грань, которая отделяет норму от патологии, у них становится слишком тонкой, и они за нее периодически заступают.

Как бы то ни было, все психиатры, с которыми я был знаком по работе, в большей или меньшей степени, были людьми странными. Об одном из таких моих знакомых мне захотелось рассказать.

Я познакомился с Майком в больнице "Майя", куда я попал на курс психиатрии в рамках специализации по семейной медицине. Каждого из нас - будущих семейных докторов, прикрепили к своему матерому психиатру, и мы в течение месяца должны были тянуться за ним хвостиком, делать обходы, ходить на консультации, сидеть рядом на приеме амбулаторных больных.

Мой наставник- Майк - выходец из Штатов - оказался вполне симпатичным молодым доктором. Невысокого роста, худощавый, в отглаженных брюках и сияющей белоснежной рубашке с галстуком, он излучал безмятежное спокойствие , причем оно не покидало его в любых обстоятельствах.

Даже когда в закрытом отделении больной в психозе с бредом ревности пообещал сразу после выписки вернуться домой и прирезать жену-изменщицу, а заодно и самого доктора, Майк все так же спокойно сказал мне:- «Думаю, что не прирежет, но выписывать рановато, подождем еще недельку-другую».

Он удивил меня в первый же день.

Мы дежурили в приемном покое и принимали больных. То есть это Майк принимал, а я тихонько сидел в уголке его кабинета.

Один пациент - молодой парнишка в солдатской форме - вошел в кабинет с поникшей головой, шаркая ногами. До дверей его проводили двое воинов с автоматами. Солдатик начал рассказывать, как ему в армии плохо, какая у него тяжелая депрессия. В ответ на наводящие вопросы Майка он внезапно увлекся, подробно и в красках рассказал, как именно собирается покончить с собой, что он для этого приготовил, и как собирается провести намеченное мероприятие. Майк сочувственно слушал, и в самых интересных местах даже поддакивал. Мне показалось, что сейчас он начнет давать больному советы, как именно провернуть процедуру наиболее быстро и эффективно.

Когда захватывающий рассказ подошел к концу, Майк быстро нацарапал несколько строк на бланке и отправил страдальца восвояси. Я ужасно удивился, что он так легко выписывает больного с наклонностью к самоубийству. На это Майк флегматично заметил «Ты за него не беспокойся - он к нам заехал по дороге на гауптвахту . Он в армии в чем - то провинился, его отправили под арест - вот он и начал косить под самоубийцу.

Ничего о он с собой не сделает. А если и сделает - так все равно у него толком не получится - парнишка - то зеленый, в этом деле ничего не смыслит. Если все же неудачно попытается - все равно к нам привезут»

На мой вопрос:-«А если попытка будет удачной?» - психиатр пожал плечами и философски заметил:- «Ну, тогда в реанимацию.»

Помолчав, подумал, и добавил:" Или на кладбище- но это вряд ли»

«А ты не боишься, что тебя за врачебную ошибку потом привлекут?»

«Тогда, значит, судьба у меня такая», ответствовал добрый доктор.

Перед нами проходили пациенты, Майк их терпеливо выслушивал, расспрашивал, делал назначения. Кого-то госпитализировал, кого - то отпускал с рекомендациями, оставаясь все таким же спокойным и флегматичным.

Около часу дня в кабинет ввели молодого парня, привезенного в больницу родителями. Его глаза бегали, он казался напуганным и вел себя неадекватно. Родители рассказали, что раньше он был обычным молодым балбесом, но в последние несколько месяцев сильно изменился - бросил учебу в университете, днем спит, ночами что - то читает, жжет свечи, бормочет над ними какие-то странные слова. Стал ужасно пуглив, считает, что его сглазили, произносит неясные угрозы непонятно кому. С трудом родителям удалось уговорить его приехать на проверку в больницу.

Майк неторопливо расспрашивал его, как это положено у психиатров, записывая ответы в историю болезни. Его речь с тяжелым американским акцентом действовала успокаивающе, пациент слегка расслабился, хотя все еще смотрел недоверчиво.

Внезапно доктор посмотрел на часы, после чего неожиданно высунул язык и широко лизнул большой палец на левой руке. Не прекращая расспроса, он сунул пальцы в карман халата, вытащил одноразовую иголку, аккуратно вынул из упаковки, и, не меняя выражения лица, медленно ввинтил ее себе в мякоть облизанного пальца. Полюбовавшись на выступившую каплю крови, он открыл ящик стола.

Мы с пациентом замерли. У нас обоих возникло впечатление, что сейчас доктор достанет гусиное перо, прикоснется им к окровавленному пальцу, и дальше продолжит писать уже кровью. Пациент ощутимо задрожал и постарался отодвинуться от Майка. Не знаю, о чем он подумал, но у меня заполнение документов кровью ассоциируется с нечистой силой.

Действительность оказалась несколько иной: Майк вынул из ящика приборчик для измерения сахара в крови и приложил его индикаторную полоску к пальцу. Посмотрев на результат, доктор удовлетворенно кивнул, спрятал его в стол, и без малейшей паузы, так же спокойно и доброжелательно, продолжал расспрос пациента. Правда, тот ему уже не отвечал, продолжая крупно дрожать. Но это доктора не смутило - он отправил его на госпитализацию с подозрением на острый психоз. Больной не возражал - лишь бы поскорей уйти из этого страшного кабинета.

Когда того увели, я спросил у Майка - зачем это он сделал. Тот безмятежно ответил, что он диабетик и ему пора вводить инсулин.

После обеда мы отправились в первое терапевтическое отделение. В эту неделю Майку выпало быть дежурным консультантом. Нас позвали в отделение, в котором случилась неприятность - туда поступил бомж с воспалением легких.

В Израиле бомжей не много, большинство из них страдают психическими болезнями, алкоголизмом или наркоманией.

Социальные службы периодически их подкармливают, подлечивают, и стараются как-то пристроить. Но большинство из них уже не способны вернуться к нормальной жизни, и снова возвращаются туда, где их подобрали.

Вот подобный экземпляр и поступил в первую терапию.

Медсестры и санитарки в больницах ко всему привычные - такие клиенты к ним периодически попадают, и никаких особых проблем обычно не создают, ведут себя тихо, наслаждаясь чистотой, уютом и сытостью.

Его помыли, побрили, уничтожили насекомых, переодели в больничные шмотки, и начали лечить от воспаления легких. Но бомж заботы о себе не оценил - как только пришел в себя, начал целыми днями мычать дурным голосом, а еще несколько раз измазал стены в палате собственным дерьмом.

Психиатра ждали как мессию - наконец - то он придет, и заберет этого экземпляра в свое отделение, где ему, по мнению персонала первой терапии, самое место.

Когда мы с Майком вошли , нас встречали как избавителей, чуть ли не расстилая перед нами красную дорожку. Надменная старшая медсестра, обычно в упор не замечающая молодых врачей, собственноручно поднесла Майку историю болезни клиента и распахнула дверь в палату-одиночку, где тот обитал. Голосом лисы из мультфильма она проворковала: - «Ну, вот и ваш пациент», намекая, что у них тот оказался случайно, и это недоразумение нужно исправить как можно скорее.

Майк не спеша зашел в палату, принюхался, слегка поморщился, а затем доброжелательно поздоровался с пациентом -«Шалом, Ма шломха?» (Здравствуйте, как поживаете?) Мычание было ему ответом. На все дополнительные вопросы ответ был неизменен.

Расспросив медсестер о поведении больного, уточнив количество и расположение стенных фекальных намазов, Майк окончил сбор анамнеза, и быстро вышел из палаты. Затем он пристроил папку с историей на столике медсестры и неразборчиво написал, что у больного органические изменения головного мозга, что он рекомендует продолжать лечение в терапии, и добавить такие-то лекарства. В случае, если не будет улучшения - заказать повторную консультацию психиатра.

Сказать, что персонал отделения был разочарован - это было бы большим преуменьшением. Провожали нас уже без всякого радушия, под злобное шипение санитарок. Старшая медсестра пригрозила вызвать нас завтра же, и делать это ежедневно, пока своего больного мы не заберем.

К счастью, следующий день был выходным, но в воскресенье (первый рабочий день недели в Израиле) с самого утра бумажка с просьбой о повторной консультации уже дожидалась Майка на его столе.

Неспешно переделав свои психиатрические дела , Майк двинулся в сторону терапевтического отделения.

От былого радушия персонала не осталось и следа - медсестры смотрели на нас так , как будто это мы с Майком пришли мазать дерьмом их родные стены.