Сталь и шлак - Владимир Попов

Владимир Попов

СТАЛЬ И ШЛАК

ОТ АВТОРА

Судьбу человека нередко решают впечатления детства. Моя решилась в тот день, когда мне, десятилетнему мальчишке, удалось проникнуть в неведомый мир. Этот мир давно манил меня. И днем и ночью там, за высокой стеной, что-то грохотало, лязгало, шипело, ухало. И днем и ночью стояло над этим таинственным местом облако дыма. Сизое при солнечном свете, в сумерки оно окрашивалось то в розовые, то в багряные цвета, а по ночам, когда на вершинах домен с ревом вспыхивало пламя, окрестности освещались зловещим, как при пожаре, колеблющимся пламенем. Взрослые рассказывали о том, что происходило на заводе, скупо и неохотно, и это еще больше разжигало любопытство. Феерические зрелища, одно красивее другого, одно заманчивее другого, представали передо мною по мере того, как я пробирался из здания в здание. То низвергался поток расплавленного чугуна, стреляющего рвущимися, как у бенгальского огня, искрами, то сверкала слепящая глаза струя жидкой стали, то змееподобно извивались по скользкому металлическому полу раскаленные докрасна прутья. Весь этот сказочный мир и пугал и завораживал. Завораживали и люди. В этом царстве огня и металла они держались уверенно, больше того — залихватски. Языки пламени лизали их одежду, она дымилась и, казалось, вот-вот вспыхнет, но лица их были невозмутимыми, а жесты — исполнены величия. Произошло все это в небольшом промышленном городе Ростовской области — в Сулине.

Потом я жил и учился в Новочеркасске, но о заводе не забывал, больше того, грезил им и во сне, и наяву. Это была любовь с первого взгляда и, как оказалось, навсегда.

Миг превращения мечты в реальность был настолько радостным и впечатляющим, что и по сей день я испытываю волнение, когда прохожу на какой-либо завод и предъявляю вахтеру свой пропуск.

За два десятка лет, ступенька за ступенькой, я прошел всю производственную лестницу — начал с чернорабочего и кончил начальником мартеновского цеха. Много стали было выплавлено за это время, со многими людьми пришлось работать бок о бок, крупных событий свидетелем довелось быть.

Шло становление советской металлургии — входили в строй заводы-гиганты — Кузнецкий и Магнитогорский, реконструировались старые предприятия. На смену убогой дореволюционной технике шла техника современная, мощная, передовая. Уходил в прошлое, сдавая свои позиции механизмам и автоматам, непосильный физический труд; все грамотнее становились рабочие, все взыскательнее к себе — инженеры. Страна, которая ввозила проекты, специалистов и оборудование, постепенно превращалась в страну, импортирующую проекты, специалистов и оборудование.

Но все эти сложные процессы и явления выпадали из поля зрения художественной литературы. Может быть, именно поэтому мне давно, еще до войны, захотелось рассказать о товарищах своих по профессии, о их труде, героическом и романтическом, о том, как этот труд воспитывает специфические характеры. Намерения мои, однако, откладывались с года на год — не просто человеку, работающему в такой сложной отрасли промышленности, взять в руки перо и заняться несвойственной ему деятельностью. Нужен был дополнительный эмоциональный заряд. Такой заряд дала Великая Отечественная война.

Суровым испытаниям подверглись металлурги за этот страшный период. В невиданно короткий срок они освоили производство прославленной затем в боях танковой брони. Под бомбежками и обстрелами не покидали они своих цехов и агрегатов, сохраняя нормальный технологический ритм, под бомбежками и обстрелами демонтировали заводское оборудование и отправляли его на Восток. Те, кто уехал вслед за оборудованием, влились в трудовую армию уральцев и сибиряков, денно и нощно ковавших оружие для Советской Армии, те, кто остались на оккупированной территории, организовали мощное сопротивление врагу. За два года владычества гитлеровцев в Донбассе не был пущен ни один металлургический агрегат, не было выплавлено ни одной тонны стали.

О подвигах этих невозможно было умолчать, и в январе 45-го года, работая на Урале начальником цеха, я принялся писать первый в своей жизни роман. Два чувства владели тогда мною — любовь и ненависть. Любовь к людям, которые отдали все ради победы, и ненависть к тем, кто развязал войну, кто не выдержал испытания ею. Отсюда и название книги — «Сталь и шлак». В 1949 году роман был удостоен Государственной премии СССР. Он много раз переиздавался в нашей стране и за рубежом. Вышел во всех социалистических странах Запада и Востока, из капиталистических — в Швеции, Индии, переведен на немецкий, английский, французский языки.

Кстати сказать, в Индии на Бхилайском металлургическом заводе я встретил моих индийских читателей. Некоторые из них прочитали роман на русском языке, когда проходили практику на наших заводах, другие — на английском, третьи — на своем родном хинди.

Второй роман — «Закипела сталь» является продолжением первого и образует вместе с ним дилогию. И в нем я прослеживаю судьбы своих героев по обе стороны фронта, вплоть до освобождения Донбасса.

Потом неожиданно для самого себя я вдруг переключился на документальную прозу, жанр довольно трудный. Он не только требует скрупулезной исследовательской работы, он сковывает твою фантазию, зажимая в тиски фактажа, потому что ты имеешь дело с живыми людьми со сложившимися характерами, с определившимися судьбами. Тут, как говорится, ни убавить, ни прибавить. И все-таки очень уж соблазнительно, встретив интересного человека, — а такими встречами писательская жизнь богата, — рассказать о нем, не откладывая в долгий ящик, с высокой трибуны. Этим ты не только помогаешь делу, которому служит твой герой, ты еще помогаешь тем, кто ищет, «брать пример с кого».

Страницы моей документальной прозы посвящены людям самых разных профессий. Рабочий, открывший новый метод сварки, фабзавучник, сказавший новое слово в технике, слепой конструктор, создавший первоклассное спортивное оружие, профессор-металловед, сделавший открытие в биологии. Но всех их объединяет одно: они ищут новое, борются за новое, утверждают новое, они из той благородной породы одержимых, которые ускоряют технический прогресс.

«Люди, которых я люблю» — так назвал я сборник, куда вошли документальные повести об искателях.

А теперь, когда читатель знает, каких людей я люблю, он сможет представить себе, как был я рад, обнаружив на одном из шинных заводов целый сонм людей, для которых творческий поиск стал непреодолимой внутренней потребностью. Все они были объединены в своеобразную организацию — общественный институт рабочих-исследователей, который успешно решал серьезные технологические проблемы. Не всегда точка зрения рабочих-исследователей совпадала с выводами официальной науки, не всегда наука оказывалась на высоте, и тогда в споре за истину разгорались серьезные баталии.

И если до сих пор об отдельных интересных творческих людях я писал отдельные повести, то встреча с целым творческим коллективом побудила меня перейти к обобщениям, создать широкое художественное полотно. Так в содружестве с Еленой Поповой-Ленской родился роман «Разорванный круг».

В романе «Обретешь в бою», удостоенном премии Всесоюзного конкурса на лучшее произведение о рабочем классе к 100-летию со дня рождения В. И. Ленина, я вернулся к металлургам. И не под влиянием товарищей моих по огненной профессии, которые упрекали меня в измене. Просто эта среда мне ближе, понятнее и — что греха таить — роднее.

Работе над этим романом, как и над предыдущими, предшествовали длительные поездки по заводам, множество встреч с людьми, тщательный отбор материала. Писать о современниках — значит постоянно держать руку на пульсе жизни, непрерывно общаться с питающей средой, той средой, о которой пишешь, в которой ищешь и находишь своих героев.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Директор завода Дубенко вызвал к себе начальника мартеновского цеха и молча вручил ему толстую тетрадь. Это была инструкция по выплавке и прокатке стали новой марки.

— Будем варить сталь сложнейшего состава, товарищ Крайнев, — сказал Дубенко. — Бронетанковую.

И хотя он говорил тоном, не допускающим возражений, Крайнев все-таки возразил:

— Петр Иванович, но ведь наши сталевары никогда не варили такой стали.

— Теперь будут варить. Война требует.

Телеграмму наркома о выполнении этого специального задания в недельный срок Дубенко намеренно не показал.

— Через три дня, Сергей Петрович, ожидаю от вас первой плавки.

— Что вы, Петр Иванович! Эту инструкцию два дня только читать надо, — заметил начальник цеха, взвешивая в руке объемистую тетрадь.

— Читать будете ночью, а днем — готовиться, — сказал директор. — Итак, через три дня. — Он встал, считая беседу законченной.