Ведьма и ее мужчины (СИ) - Чайка Лариса

Лариса Чайка

Ведьма и ее мужчины

Глава 1

Утро не задалось. Я пила кофе. Без всякого удовольствия, между прочим. Глотала обжигающую темно- коричневую жидкость и оглядывала разгромленную лабораторию.

Н-да! Убью щенков. Нет. Стива и Грега убью, а Рональда — отшлепаю по попе. По наглой розовой попе. Ну, вот и что прикажете с ними делать?

Вчера вернулась поздно — весь вечер провела в деревне, помогала первенцу фру Варги появиться на свет. Устала, как собака. Пришла поздно в темный дом, свечи зажигать не стала, а сразу же упала в кровать.

И выспаться вроде знатно удалось, никто не будил, в доме стояла нереальная тишина. Вот это- то и было подозрительно. Поэтому, когда проснулась, решила обойти весь дом.

Ну, что ж — относительный порядок, разбросанных вещей немного, а на кухне — так вообще стерильная чистота. Где же они ели — то вчера вечером? Все припасы целы. Все так же стоят на столе каша и сыр, прикрытые чистыми холстинками. Неужели к господину Бруксу снова ходили в гости? Нет, я конечно, не против, но нужно же и совесть иметь. Зачем напрягать лесничего каждый вечер?

Я понимаю, что им внимания мужского не хватает. Что я понимаю в разных мужских занятиях и разговорах? Но госпожа Брукс уже смотрит на меня косовато, а я ведьма гордая и не привыкла быть кому- то обязанной. Мне можно. Мне вся жители округи чем- то обязаны, а я им — ни-ни. Вот только отпрыски мои благоверные в долги меня перед населением вгоняют. Не порядок! Куда же они запропостились?

Накинув вязанную фру Линес шаль (это она в благодарность мне связала, за то, что я ее мужа от пьянства отвадила), я вышла на улицу и пошла, уже было, к дому нашего лесничего, да притормозила… Дверь в лабораторию была неплотно прикрыта.

Не может быть! Просто быть этого не может. К своей лаборатории я отношусь бережно и аккуратно. И вчера, я точно помню, что взяв настоек и трав для разрешения от бремени фру Варги, я самолично закрыла замок, добавив несколько закрепляющих заклинаний для верности. Не мог никто войти! Вора просто бы убило на пороге. Убило! Убило?

Я опрометью кинулась к лаборатории. Подбежала, дверь приоткрыта, заклинания сняты. Распахнула дверь и…. обессилено присела на землю. В ногах правды нет. Сейчас я посижу, воздухом подышу и начну разбираться, кто же сюда проникнуть мог и такого бардака мне наделать.

Стоял стойкий запах серы, столы были раздвинуты, табуретки вообще перевернуты, пол устилали мелкие и крупные осколки от колб, реторт и бутыльков. Одна стена моей раньше абсолютно белой лаборатории (люблю, знаете ли, чистоту и порядок) темнела прожженной чернотой и небольшим сквозным отверстием на задний двор. Отверстие, конечно, маленькое, едва- едва кисть руки можно просунуть, но все равно — непорядок.

Шкаф с порошками и травами был распахнут настежь, и травы эти, раньше стоящие в логическом и геометрическом порядке, теперь составляли одну большую общую массу.

Плевать! Я рысью кинулась в кладовку, где в углу стоял мой драгоценный кованый сундук с навесными замками, опоясывающими цепями и с самыми важными документами и книгами в моей жизни(да-да, родовой гримуар в нем тоже обитал).

Фу-ууу! От сердца отлегло. Цел мой сундучишко — то! И замки и цепи — все на месте.

Так! Без бутылки не разобраться, а поскольку на дворе утро раннее, значит, буду пить кофе.

И вот, пока я варила этот кофе, тут же в лаборатории (благо и зерна, и мельница, и спиртовка- все здесь присутствовало), меня и стали одолевать подозрительные мысли.

Где это мои мальчишки шляются? Почему сегодня так тихо с утра было? Почему никто не гасал по дому? Почему я не слышала визгливых мальчишеских голосов и обязательного: «Мам, а мам, а можно … мам, а мам, а Стив меня бьет… мам, а мам, а что мы есть будем…».

Т-а-ак! Все — таки добрались до святая святых! Нет! Не верю! Стивену всего тринадцать… Знаю я его силу, немаленькая, конечно, для его — то возраста, но мою вряд ли перебьет. У Грега обещает быть что- то особенное, но не сейчас, не в десять. А про Рональда и говорить не стоит. Шестилетний малыш еще не все буквы- то выговаривает правильно. Вспомнилось его любимое слово — «фааалетовое», он его освоил месяц тому назад. А теперь оно у него означает — и любимый цвет, и любимое настроение и вообще словечко для определения всего ….

А кто тогда? Живем мы на отшибе, почти в лесу. До ближайшей деревни не меньше двух миль, окрестности просматриваются — незнакомец незамеченным не проскользнет. А деревенские не рискнут ссориться с черной ведьмой госпожой Альмой Рильке. Ближе всех к нашей усадьбе расположен домик лесника — господина Брукса. Они со своей женой наши ближайшие соседи, и мальчишки мои гостят у них частенько. Господин Брукс — ни-ни, никогда не сделает мне ничего плохого. Я ему верю!

У них с женой Фридой деток своих нет. Бог не дал. Вот они с моими- то и занимаются. Как родные, ей богу. И если Фрида, нет — нет, да иногда с тоской посмотрит на моих крепеньких ребятишек, нет-нет, может и словечком их окоротить, то Сэм любит их беззаветно и все-все им разрешает. Он их и в лес берет, и охоте учит, и на рыбалку в ночное ходят.

Так, кто же, господи, дверь — то мою взломал? И куда мои таракашки разбежались? Знать, вину чувствуют. Или сами вломились, или знают кто. Надо искать.

Допила кофе, пожевала даже в раздумье гущу, опомнилась, сплюнула и пошла к господину Бруксу.

Лесная тропинка вилась вокруг нашей усадьбы, углубляясь в лесную чащу. Десять минут, и я на месте. Домик лесника открылся передо мной как на ладони.

Хозяйство хорошее у лесника — то нашего. И дом крепкий, и сараи, и хлев просторный. Положительный и хозяйственный мужчина господин Брукс. А еще добрый очень. Он и жене своей Фриде слова худого не скажет, даже если та время от времени начинает скандалить на ровном месте. Ну просто на ровном — ни за что, ни про что, а так, для профилактики, от плохого настроения. Кто поблизости — тот и виноват.

А господин Брукс укоризненно так на нее посмотрит и уходит в лес от греха подальше, ждать, когда Фрида перебесится. А когда возвращается, то уже и стол полный его ждет, и жена ласковая, вину свою чувствующая. И опять у них — тишь да гладь, да божья благодать. Вот так и живут!

Фрида тоже хозяйственная, чистоплотная, трудолюбивая да надежная, но грустная. Ни разу не слышала, чтобы она в голос смеялась, или пела, или танцевала на праздниках. Это все потому, что не дал им господь детишек.

За моими она, конечно, ухаживает, старается, да и любит их по-своему. Но, нет- нет, насмотрится, как господин Брукс с ними играет, и смеется, и обнимает, и попадает ей тогда шлея, под сами знаете что, вот и срывается….

Но я не обижаюсь. Мои ребята любому голову вскружат. А так как мамка их работает в поте лица (шутка ли, одна ведьма на целую округу- три деревни, два села), времени много уделять им некогда, и я очень ценю помощь господина Брукса и его жены.

Правда, и они мне обязаны, не без этого. Три года назад спасла я нашего лесничего. Его тогда медведь подрал знатно, много крови мужик потерял. Так я его травками да чародейством своим считай с того света вытащила. Да и Фрида госпоже Альме Рильке кое — чем обязана.

Это два года назад было. Зима была снежная да холоднющая, а Фрида по двору полураздетая тогда моталась. Вот и простудила легкие не на шутку. Слегла, да из гордости своей запретила Бруксу ко мне обращаться. Так и проболела неделю, пока в обмороки падать не стала, да вставать уже не могла.

Я тогда ее еле- еле с того света подняла. Даже хуже, чем с медвежьим случаем было. Жить она тогда не хотела совсем, за месяц до этого очередного ребеночка сбросила, вот и мучилась угрызениями-то.

Пришлось, по щекам отхлестать, чтобы в чувство привести, да боль сердечную забрать, на себя перевести. И так мне плохо тогда стало, что сама госпожа ведьма в обморок грохнулась. А господин Брукс в такой оторопи был, что не знал, кого и спасать надо в первую очередь — то ли больную жену, без сознания лежащую, то ли ведьму, ее лечащую. Но он мужчина умный оказался. Принес бадейку водички холодной из колодца, да бутыль первача из погреба, да по очереди и стал поливать да растирать. Водой поливает, первачом растирает. Жене первач помог, ведьме — вода. Всех тогда, короче, вылечил. Мы этот случай частенько вспоминаем и смеемся.