Стриптиз для одинокой женщины - Евгений Худаев

Евгений Худаев

СТРИПТИЗ ДЛЯ ОДИНОКОЙ ЖЕНЩИНЫ

ДЕД МИТЯЙ, ПО КЛИЧКЕ ГАНГРЕНА

РАССКАЗ ПЕРВЫЙ. ОТКУДА ДРОВИШКИ

В каждой деревне живет свой чудак-человек, который всю деревню веселит, или наоборот вся люди от такого чудака стонут, и горькими слезами умываются.

В нашей деревне Гнилушки, жил не тужил, дед Митяй, по кличке Гангрена.

Ох, не зря его в деревне Гангреной прозвали. С виду то Митяй, обыкновенный, ничем не примечательный старый пень, чистый божий одуванчик. Дед как дед. Невысокий, большеголовый, с короткой густой бородой, торчащей в разные стороны. Лицо в глубоких морщинах, глаза с хитрецой, на башке лысина большая. Лысину Митяй всегда, зимой и летом старой, потрепанной ушанкой прикрывает.

– Я чего всегда в шапке ходю. Думаете, лысины своей стесняюсь? Нет у меня, никакого к лысине стеснения. Лысина кстати, от большого ума. Да! В журналах всяких умных про то, так прямо и пишут. Ежели на башке лысина. Значит человек очень умный. Чем больше лысина, тем больше ума. Во, какие дела значит…

– Гангрена, да ты, сроду, журналы, никакие не читал, ни умные, ни глупые, – начинали подначивать деда мужики, которых забавляли речи деда.

Митяй на умников, ноль внимания.

– А ушаном прикрываю лысину, от скромности своей природной. Чтоб при общении со мной, вы не чувствовали себя неполноценными и обделенными жизнью человеками.

– Вот это загнул Митяй! – восхищались одни слушатели.

– Слышь, Гангрена не заливай, – обижались другие, – Вона, у Мишки Горбача, тоже лысина как у тебя, а страну успешно профукал. Да еще, какую страну – Советский Союз развалил. Брехливым америкосам поверил…

– Скажешь тоже, Горбач. Нашли с кем меня сравнивать. У Горбача лысина такая же, токо на башке метина нехорошая стоит. Эта метина, от дьявола… Вот та метина на мозг давление оказывает плохое. Мозг тормозит, словно палка, воткнутая в спицы колеса, – ловко выкрутился Митяй.

Почему деда Митяя прозвали Гангреной, это отдельный разговор.

Лет семь назад дед Митяй с зятем заготовили на зиму дров. Зять помог, на машине дрова привез, прямо к самому дому. Потом эти дрова, дед Митяй с зятем неделю пилили, рубили и аккуратненько складывали под навесом во дворе.

С неделю прошло, стал Митяй замечать, что кто-то дровишки у них подворовывает. Поленница потихоньку уменьшается. Утром выйдет, а одного верхнего рядка нет, словно его там и не было. Воры действовали осторожненько так, чтобы пропажа в глаза сильно не бросалась. За ночь кто-то делал одну – две ходки к нему во двор.

Крепко разозлился тогда Митяй. Обидно стало, он пилил, он рубил, а тут объявилась сволочь какая-то, и начинает нагло подворовывать дровишки. Обидно, когда воруют у тебя. Да еще свои же, деревенские. То, что это деревенские проворачивали, Митяй даже не сомневался. Окромя деревенских, здесь никого больше нет.

– Митяй, чаво по двору носишься, как корова надоенная? – с порога крикнула баба Клава, жена Митяева, наблюдавшая уже десять минут, за непонятными дедовыми передвижениями.

– Как чаво! Дрова кто-то повадился у нас тягать. Ну, ни стыда, ни совести у людей! – возмущался дед Митяй, – Выслежу, прибью гада, прям на месте.

Дед разошелся не на шутку. Собаки у них во дворе давно уже не было. Пришлось деду Митяю самому в засаду идти. Взял с собой теплый тулуп, ружье старенькое и дубиняку крепкую. Спрятался дед, затаился, ждет визита воров.

Только засада не удалась. Уснул ночью дед и ничего не слышал, как вор приходил к ним в гости. Еще дровишек унес, а деду в ствол ружья морковку воткнул. Вроде, как лихачество свое воровское показал.

– Вот гад! Вот гад! Ну я тебя!.. – в бессильной злобе дед Митяй кружил по двору.

Баба Клава боялась даже на улицу выходить, наблюдая из окна за исполнением Митяем боевого танца воинов племени Тумбу-юмбу, вышедших на тропу войны.

Подошел на шум Егор Колыванов, кум Митяя, разузнать что стряслось. Узнав, долго качал головой, да так усердно качал, что даже кепка с головы соскользнула на землю.

– Подлый народец, у нас в деревне, ничего другого не скажешь, – жалостливо охал кум. – К такому народу никакого доверия нет. Было, было, а такого еще не было, чтоб дрова воровать у пожилого человека… Куда мы катимся? Я бы этого вора, если бы поймал, руки-ноги ему переломал…

Посчитав, что он, честно выполнил свой долг, поддержал и утешил кума в беде, Егор Колыванов пошел дальше, по своим неотложным делам.

Неожиданно дед Митяй успокоился, а на его лице зазмеилась зловещая улыбка, хорошо заметная даже в густой бороде. Вот эта улыбка, уже сильно встревожило бабу Клаву. Она поспешила выйти на крыльцо.

– Митяй, ты чаво задумал-то лиходей этакий? – крикнула баба Клава деду.

– Я?… Клава, не пойму о чем ты говоришь? – нахмурился дед, согнав улыбку.

– Митяй, не ври мне, – настаивала баба Клава, – Мне слишком хорошо знаком, этот твой сумасшедший блеск в глазах.

– Ладно, старая, не боись, – дед заметно повеселел, – Есть план, как отучить всяких халявщиков до чужих дров. Но только ты, меня не спрашивай какой! Сама потом узнаешь, вернее даже услышишь…

Баба Клава так ничего и не поняла, на что ей, намекал старый пень, но расспрашивать о планах Митяя не решилась.

Дед Митяй набрал в поленнице дров, штук шесть, и уединился в сарайке, где у него хранился всякий инструмент. Два часа что-то там мастерил. Затем вышел и разложил дрова на поленнице. Двое дровишек наверх бросил, остальные в середку повтыкал. Митяй затем отступил от поленницы, огляделся, и остался доволен своей работой.

– Все, мой капкан готов! Мы Клава, про вора скоро услышим, – сообщил дед и заговорщицки подмигнул жене.

Через два дня, ночью, в деревне, в трех местах загрохотали выстрелы, а следом по деревне прокатились жуткие крики, вопли и отборная ругань. Испуганно залаяли собаки. Деревня разом всполошилась. Откуда выстрелы, кто стрелял? Нет, если бы в это время свадьба в деревне гуляла, никто бы и не обеспокоился про эти выстрелы. Мало ли там чего на свадьбе произошло. Может муж, про свою жену что-то нехорошее узнал, о чем он не догадывался. Или жених из армии вернулся, а его невеста уже за другого выходит… Только в эту ночь, никаких свадеб в деревне не гулялось.

Мужики выскакивали полуодетые с ружьями наперевес, (в деревне каждый второй охотник). Никто ничего не поймет. Что за стрельба, что за крики. Может злодей какой-то, на деревню напал. Времена сейчас мутные, непонятные. Всяко может быть.

Только один человек в деревне – дед Митяй, проснувшись, совсем не высказывал тревоги. Накинул телогрейку, вышел на крыльцо, сел и закурил папиросу.

Баба Клава догадалась:

– Ирод, твоя работа?

Дед Митяй счастливо улыбался, не стал отнекиваться:

– Точно моя. Слышь Клава, сработал мой капкан…

В деревне, с трех сторон не утихали крики и даже наоборот, шум усилился. Потом эти крики стали приближаться. По математической формуле, кричащие люди должны были встретиться в одном месте, во дворе деда Митяя.

Дед совершенно спокойно докурил папиросу, надвинул ушанку поглубже на башку, положил себе на колени заряженную старую двустволку и стал ждать финальной сцены разворачивающейся трагедии.

Первым ворвался во двор, легко перемахнув, через плетень Санька Башмаков. Ну, кто бы сомневался. Это первый на деревне вор и все про это знали. Иногда ловили и крепко поколачивали вороватого Саньку. Только ничего не помогало. Отлежится ворюга и снова по деревне рыскает, зыркает, где чего стянуть можно. Жил Санька через дом от деда Митяя, потому и прибежал первым.

– Че Санька, и тебе не спиться? – вздохнув, спросил дед Митяй, – Ты-то молодой ишшо, а уже бессонницей страдаешь. Может, у тя глисты завелись в пузе? Потравить их надо…

– Ах, ты стручок старый! Если у кого глисты и завелися, то только в твоей дурной башке, – взревел Санька Башмаков, – Я тебя, слон сиамский, удавлю собственными руками!

– Культяпки у тебя еще короткие Санька, – презрительно фыркнул дед, при этом он, громко и презрительно сплюнул в траву.

Вор Санька, был еще ко всему большим трусом, поэтому дальше ругани он не стал ничего предпринимать.

В это время, второй пострадавший от задумки деда Митяя подоспел – Сашкин брательник, Мишка Башмаков. Этот пришел во двор с топором в руках. Дед Митяй и второму гостю не удивился.

– Санька, этот гад, в наши поленья, специально патроны засунул! – закричал Мишка Башмаков брату, – У меня всю печь разворотило!

– Дык и у меня печь вывернуло наизнанку! – брызгая слюной, взвыл Санька, чувствуя теплую поддержку брата Мишки.

– Мы, тебя кочерыжку старую, чичас в землю, верх тормашками зароем, – закричал Мишка, и даже подпрыгнул от нетерпения на месте.

При этом Мишка зло махнул топором, едва не приложив брату Саньке в лобешник. Санька предусмотрительно поменял позицию, став с другой стороны от брата, где у того не имелось топора. Братья Башмаковы, не сговариваясь, двинулись к спокойно сидевшему деду Митяю. Мишка угрожающе помахивал топором, раздумывая чего вначале отрубить Митяю, руки, ноги, или сразу по башке харакирнуть.