Похождение сына боярского Еропкина - Валерий Королев

Королев Валерий

Похождение сына боярского Еропкина

Валерий Королев

Похождение сына боярского Еропкина

Похождение сына боярского Еропкина, записанное

со слов его в назидание потомкам иереем Лукой, переписанное на современный лад и дополненное Валерием Королевым в год от Рождества Христова 1992-й.

Знаешь признаки антихристовы

не сам один помни их,

но всем сообщай щедро.

Св. Кирилл Иерусалимский

1

А и упрямым же становится русский человек, коли не по нему что, коли под сердцем свербит да кошки дерут душу! Удержу ему нету тогда. В таком случае может он и ведро водки выпить, а то и собственную избу спалить. А может и вовсе покинуть поселище, где жил да был, но покоя душевного не обрел. Покладет в телегу пожиток, детишек, коль Бог дал, посадит, топор за пояс сунет, велит жене не отставать и - "но!" милушке-лошадушке. Ты прости-прощай, место постылое! Дальний, близкий ли путь лежит - неведомо, землю-матушку до края, сказывают, в три года не пройти.

Приглянется новое место - "тпру!" лошадке. Скоренько русский человек избу срубит, Спаса да Богородицу в передний угол поместит, лампадку засветит и ну лес сечь да жечь, да пашню пахать, да озимое сеять. А жена, глядь, опосля Филиппова поста понесла, на мучеников-бессребреников Козьму и Демьяна Аравийских опросталась мальцом либо девкой - значит, с Божьей помощью укоренилась на новом месте Святая Русь, пошла расти да крепчать в молитве, любви и труде...

Всегда предивен русский человек, хотя, случается, творит разно...

Сын боярский Еропкин закручинился от неприкаянной служилой жизни. Думалось: вот испоместит его царь-государь и в поместье жизнь потечет смирная да хозяйственная, день за днем, месяц за месяцем, год за годом. Прибыток пойдет - полушка к денежке, деньга к полтине, полтина к рублю. Мошну набьет - оженится. А там и детки пойдут, помощники отцу с матерью живи не тужи. Конечно, жалованное честну отдачей, и он, сын боярский, не против отслужить: когда-никогда на конька взлезть да по первопутку недельку-другую сабелькой о стремя позвенеть, а то и из пистоля пульнуть в неприятеля. Но тут уж и домой - поместье без хозяйских догляда да окрика ветшает, как дева в тереме без жениха.

Вот как думалось. А что вышло? Дать-то жалованье государь-батюшка дал, но сколько взял? Всех убытков не сочтешь, потому как считать некогда. То ляхи, то литовцы, то татары - и всех устраши, сын боярский. Вернется из похода, на печке толком не отогреется, а уж в иной поход кличут. И бреди, боярский сын, в монастырь деньги на мерина, взамен обезножевшей кобыле, просить. Дать дадут, но имение, окромя земли государевой, на случай увечья либо смерти, опишут. Хотя, рассудить, смерть и увечье - ничто по сравнению с пленом литовским, татарским или немецким-лютеровым, вот где намаешься, настенаешься. Но и это не самое страшное. От бесермена* терпеть - одно, а от своего во сто крат горше. Среди воевод притеснители ужасные встречаются. К иному с посулом - умилостивился бы да в завоеводчики взял, а он за малостью посул отринет и потом что ни день спосылает туда, где смерть верней. Ты, говорит, пожадничал, я же - не жадный. А откуда сыну боярскому большой посул взять? В последний раз Еропкин воевал весну и лето, да осень и зиму, да еще весну. Вернулся в поместье - пчелы с лип мед брали. Обозрел хозяйство - батюшки святы, не пахано, не сеяно толком. В прошлом году, видно, кошено, а нынче и косить некому: из четырех крепких ему крестьянских семей две ушли куда глаза глядят, третья от молнии в избе сгорела, уцелевшая бабушка-столетница в четвертую за-ради Христа на харчи пущена. Из трех неженатых холопей в бегах двое.

Тут и засвербило под сердцем у Еропкина, а на душе скребануло так, что из тощей мошны выудил он рубль с шестнадцатью алтынами и послал холопа за ведром водки в сельцо, в кабак. Пил вечер и ночь, закусывая прошлолетошними квашеной капустой и редькой. Перед тем как в хмельном беспамятстве сползти под стол, полдня пил уже так, без закуски.

2

Очнулся Еропкин на третий день. В оконце видно было: вечер близится. Но сколько до темноты осталось, разглядеть не довелось - круги зеленые пошли во взоре, и боярский сын снова обеспамятовал.

Вдругорядь очнулся в темноте.

- Огня, квасу, - вроде крикнул, а на самом деле прошептал.

Тут-то из темноты от печки и послышался вкрадчивый тенорок:

- Жив, сын боярский?

- Холоп где? - похолодел от вкрадчивости Еропкин.

- Опохмелил я его, спит.

- Пусть квасу подаст.

- Я подам.

- Ты кто?

- Прохожий.

Прошелестело что-то возле печки, словно лучинкой по кирпичу чиркнули. Вспыхнул, осветив длань, махонький огонек на конце тонкой палочки.

- Заморская диковинка, серник называется, - оповестил тенорок.

Огонек переместился к сальнику, возжег его, и в неярком желтоватом свете перед Еропкиным предстал человек - чернец не чернец, мужик не мужик. То ли ряса на нем, то ли зипун, то ли клобук на голове, то ли малахай. Носик татарский, пуговкой, а вот глаза - подобных не видывал Еропкин у степняков: огромные, чуть ли не в пол-лица, сливами, белков почти нет, и в них кромешная чернота, но чернота мерцает. Шагнул гость вобрат на свое место меж полами одежды выставил сапог, немецкий, голенище воронкой выше колена.

- Кто ты?! - ужаснулся Еропкин.

- Купец, из-зб моря, - ответил гость.

- А по-нашему чисто толкуешь.

- Я, сын боярский, знаю двунадесят языков. В любой земле природно толковать надо, иначе какая торговля.

- Чем же торгуешь?

- Всем, что есть на свете.

- Нешто все продается и покупается? - изумился Еропкин.

- Все, сын боярский, совершенно все.

- И земля?

- И земля.

- И лес?

- И лес.

- И реки?

- И реки.

- И горы?

- И горы, и моря, и воздух. Все. Даже каждая букашка-таракашка цену имеет. А ежели есть цена, значит, и купец, и покупатель найдутся.

- Невнятно мне это, - признался Еропкин.

- Ничто, - усмехнулся гость, - когда-нибудь и на Руси это внимут. И, меняя стезю разговора, вздохнул: - Но главное, сын боярский, любо мне с людьми беседовать. Едешь мимо какого-нибудь поместья, остановишься, глянешь на нестроение и разор да и попечалишься вместе с хозяином. Повздыхаешь и, глядь, присоветуешь что-нито задавленному службой помещику. И то сказать: хорош ваш царь! Служилому, воинскому человеку, оберегателю государства - и такие тяготы. Псам цепным и тем легче детей боярских живется.

- Мне бы ква-асу, - промычал Еропкин, чувствуя, что от похмельной хворобы вот-вот ум за разум зайдет, и гость, резво вскочив с лавки, засуетился, затенорил, угождая Еропкину, будто пономарь протопопу:

- Щас, щас, мил человек. Я вот свечечку затеплю, на стол соберу, закусим покрепче.

- Да у меня, почитай, ничего и нет, - смутился Еропкин. - Капуста да редька. Мне бы ква-асу.

- Что квас, что квас, - тараторил гость. - Мы, сын боярский, романеи выпьем. Добрая романея, из дальних стран. Тамотко не все короли да герцоги такую вкушают.

С этими словами из-за пазухи добыл гость свечку, возжег от сальника. Свеча так себе, иная бобылка угоднику ставит толще, но от свечи по горнице такое сияние разлилось, словно сто свечей сразу затеплили, а может, и больше, - Еропкин отродясь не видывал столько света.

А гость из-под лавки суму выволок и ну из нее на стол метать: тетеревов и рябчиков жареных, и зайца томленого, и заячьи почки, и баранину соленую и печеную, и свинину, и ветчину, и кур жареных и заливных, сушеных лососину с белорыбицей да щучью голову с чесноком, грибы вареные, печеные, соленые, да оладьи, да каравай ставленый, да в горшках двойные щи, да уху щучью, да уху с шафраном, да уху карасевую, да окуневую, да уху из плотиц, да на блюде гору раков вареных и много-много чего еще - от тяжести снеди затрещала столешница. Последними вынул две позолоченные стопы и серебряную сулею.

- Вот она, - сказал, - романея заморская!

- Мала сулейка, - намекнул Еропкин на взыгравшийся ко хмельному аппетит.

- Мала, - согласился гость. - Да удала. Льешь-льешь из нее, а она все полная.

- Волшебная?! - не поверил Еропкин.

- А это с какого бока глядеть, - ответил гость. - Для тебя волшебная, для меня - просто с иным естеством. - И тут же успокоил: - Да ты не пугайся, зб морем много чего шиворот-навыворот, но так глянется только отсюда, с Руси, а там шиворот-навыворот - обычность. Зб морем-то как? Там выворочено или с ног на голову поставлено - неважно, там главное не в том, что и как лежит да стоит, а в том, чтобы удобно. Наприклад вот - сулея безмерная. Удобна она путнику или нет?

- Знамо, удобна, - с трудом сообразил Еропкин, но, напрягши похмельный ум, все же возразил: - Только в толк не возьму, откеле в ней романея берется?

- Романея-то? - хмыкнул гость. - Не с неба, конечно. От кропотливых земных трудов. У каждого винодела, сын боярский, всегда есть излишки, они в сулею и стекают. Но это тонкая наука, ее одним словом не обскажешь.