Наследницы Белкина - Нелли Маратова

НАСЛЕДНИЦЫ БЕЛКИНА

Наследницы по прямым

От издателей

Задумывая и составляя серию «Уроки русского», издательство не имело в виду включать в нее тематические антологии; еще менее намеревались мы публиковать здесь стилизации и сочинения с игровыми названиями; и уж совсем не входило в наши планы заниматься отбором авторов «по половому признаку».

Однако вышло так, что на протяжении зимы-весны 2010 года из окружающего литературного пространства начали сгущаться отличные тексты, которые, будучи абсолютно несхожими между собой, обнаруживали несколько объединяющих признаков. А именно:

— невелики по объему;

— основаны на обыденном происшествии (хоть и приобретшем порой прихотливые сюрреалистические формы);

— их авторы — молоды и относительно (а кое-кто — и совершенно) неизвестны;

— и проживают далеко от Москвы и Петербурга.

Сложившись вместе, эти обстоятельства не могли не навести нас на пушкинские «Повести Белкина». Ведь незабвенный Иван Петрович тоже был молод, жил далеко от обеих столиц, а повести его невелики и основаны на «соседском анекдоте» — хотя и там, как мы помним, тоже не обходилось без невероятных совпадений и даже прямой чертовщины… А если еще учесть, что три из пяти представленных авторов предпочли укрыться за псевдонимами, а одна из них получила в этом году «Премию Белкина»[1], то появление сборника с таким названием может показаться просто неизбежным.

И все-таки мы долго не могли решиться собрать их вместе и издать. Слишком уж отвык российский читатель видеть повести под книжной обложкой. Если только, конечно, это не опусы суперзвезды, выросшие прямиком из колонок в глянцевых журналах, или обложка не украшена именем модного автора, у которого недостает теперь времени на большую вещь. Последней каплей оказалась повесть, открывающая сборник. Ознакомившись с ней, мы окончательно уверились: современная русская повесть — это не реликт и не полуфабрикат. И даже не эстетская штучка. Это полноценный жанр, дающий возможность в полной мере и над вымыслами слезами облиться, и насладиться красотой слога. Надеемся, что пять современных русских авторов, пятью разными путями развивающие традиции, заложенные пятью классическими белкинскими повестями, дадут возможность в этом убедиться. Приятного чтения!

Нелли Маратова

Двенадцать смертей Веры Ивановны

Вера Ивановна решила умереть. Всю свою долгую жизнь она презирала людей, у которых по семь пятниц на неделе. Про нее этого уж точно сказать было нельзя: если что решила, то решила. Если задумала на обед борщ, значит, будет борщ, даже если отключат газ. Если решила умереть, значит, умрет, и непременно девятого числа. Неважно, какого месяца. В идеале, конечно, лучше бы в сентябре. Тогда на памятнике будут красивые цифры: «09.09.1939 — 09.09.2009».

Первого января две тысячи девятого года она сидела у окна, в крохотной хрущевской кухне, и смотрела, как во дворе играет ребятня. Мерно тикали ходики.

Высунулась кукушка и хрипло сказала:

— Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!

Кот Васька широко зевнул и почесал за ухом. Мотнул головой и уложил полосатую морду обратно на тощие лапы.

В тазике кипятилось белье, и окно потихоньку запотевало. Вера Ивановна нарисовала пальцем точку, потом еще одну и соединила их между собой. Через любые две точки на плоскости можно провести прямую, и только одну.

Вот так, от точки к точке уже почти семьдесят лет рисовала учительница математики строгую линию своей жизни. Окончить институт, выйти замуж, родить ребенка, стать заслуженным работником образования, выйти на пенсию, похоронить мужа после второго инфаркта. Эх, растить бы сейчас внуков! Но внуков Вера Ивановна не дождалась. Дочка еще в молодости, в походе, по глупости застудилась, приговор врачей был однозначным. Зять попался непутевый, много пил, нигде толком не работал. Долгое время держалась Вера Ивановна одной только любимой работой, но после шестидесяти стала подводить память. Теоремы и аксиомы она помнила отлично, а вот имена учеников и расписание уроков стала частенько забывать. Провожали ее с почетом, ребята подарили рисунки и огромную коробку конфет.

На пенсии Вера Ивановна считала дни от праздника до праздника. Дочь жила в другом городе, часто болела, мать навещала редко, но по праздникам обязательно звонила, а изредка приезжала и понемногу помогала деньгами.

Вера Ивановна вязала теплую шаль к Новому году или вышивала подушку к восьмому марта и отправляла посылкой, непременно заранее, чтобы успела дойти. В комнате возле швейной машинки до сих пор лежало недоделанное лоскутное одеяло. Она никак не находила в себе сил убрать его.

Пьяный водитель плюс гололед на дороге плюс полная людей автобусная остановка равняется мгновенной смерти. От перемены мест слагаемых сумма не меняется.

Вера Ивановна так привыкла к тому, что хотя дочери рядом и нет, но где-то там, откуда слышны только родной усталый голос и бормотание телевизора, она все-таки есть, что не могла поверить: неужели этот мир далеких звуков исчез? Иногда она по привычке ждала звонка и засыпала, глядя на молчавший телефон.

Зять настаивал, что надо требовать от водителя компенсации, что иномарка у него дорогая и если пообещать попросить за него в суде, то можно даже договориться насчет квартиры. Обещал приезжать, помогать деньгами и по хозяйству, но Вера Ивановна сразу после похорон вернулась домой. Во-первых, она никогда в жизни не умела ничего требовать, кроме выполнения заданий от учеников, даже повышения зарплаты стеснялась попросить, а во-вторых, и зять, и пьяный водитель существовали в параллельной плоскости, а параллельные плоскости, как известно из школьной геометрии, не пересекаются.

Теперь в ее жизни осталась только одна точка — место на кладбище.

Отчего-то Вера Ивановна была уверена, что Бог пошлет ей смерть сразу же, как она попросит. И не нужно будет класть голову в духовку с риском взорвать весь дом, или глотать таблетки, чтобы захлебнуться потом в рвотной массе, и бросаться из окна тоже не придется. Достаточно будет просто лечь и закрыть глаза. Мать ей рассказывала, что так умерла в деревне ее прабабушка в возрасте за девяносто. Так и сказала детям: «Помру я завтра». Подоила корову, перестирала белье, отдраила полы, сходила в баньку, переоделась в чистое, легла да и померла себе тихонько. А она чем хуже прабабки?

Но сначала надо все привести в порядок — и дела, и квартиру. А потом прочертить последний отрезок — спокойный и радостный день, достойный финал достойной жизни. И тогда она умрет тихо и легко, без мучений, и непременно попадет в рай. Вот только бы сделать одну давно задуманную вещь, но непременно в день смерти. Потому что стыдно, если кто об этом при ее жизни узнает. А после смерти пусть, ей уже все равно будет.

Белье давно остыло, а Вера Ивановна все сидела у окна. Надела очки, вгляделась в морозные узоры на стекле. Говорят, если в доме холод рисует красивые узоры, значит, в нем живут хорошие люди. Чем больше смотрела она на ажурные переплетения снежных линий, на тонкие и воздушные расписные кружева, тем больше ей верилось, что задуманное непременно сбудется.

Восьмого марта она опять будет по привычке ждать звонка от дочери. И первого мая, а потом девятого. А телефон будет молчать, и одеяло будет лежать возле швейной машинки. И руки будут ничем не заняты, потому что ни ей самой, ни дочери ничего больше не нужно.

Нет, сил ждать до сентября у нее больше нет. А до девятого января всего-то чуть больше недели. «09.09.1939 — 09.01.2009» — тоже красивые цифры.

Январь

Самым важным делом перед смертью Вера Ивановна посчитала обеспечить достойную старость для кота Васьки. Кот не виноват, что хозяйка решила умереть. Надо найти ему хороший дом, где его будут любить. Собственно, до пенсии она и домашних животных-то в доме не держала, потому что от них шерсть крутом и запах. А этого котенка принесли ученики в ее первый День учителя, что прошел не на работе, трогательно повязали ему на шею розовый бантик. Тогда ее еще помнили и коллеги, и дети, поздравляли со всеми праздниками, а она радовалась и угощала всех домашними пирожками с картошкой.

Поначалу Вера Ивановна хотела куда-нибудь пристроить нежданный подарок, но котенок был страшным — тощий, куцый, усы с левой стороны обломаны, да еще и хромал на одну лапу. К тому же нежностей он не проявлял, спал на полу возле батареи, мордой об ноги не терся и почти не мурлыкал. Зато исправно уминал всю еду из мисок и по весне ускользал через форточку за приключениями. Возвращался грязным, исцарапанным, но довольным. «Приняла обузу», — вздыхала Вера Ивановна, но раз уж взяла на себя ответственность за живое существо, то выгнать не могла. Покупала на рынке кильку да куриные шейки, кормила бандита, смазывала боевые раны зеленкой. Муж-покойник поговаривал, что с котом как-то дома веселее, уютнее.