Клайв С Льюис - Яков Кротов

Кротов Яков

Клайв С Льюис

Я.Кротов

Клайв С.Льюис

Вступительная статья к романам

"За пределы безмолвной планеты"

"Переландра"

Английский писатель Клайв Стейплз Льюис не был англичанином. Он был ирландцем -- как и его старший современник Бернард Шоу. В современной России, с нашим пристальным вниманием к составу крови, Льюиса назвали бы полукровкой: предки его матери Флоренс Гамильтон жили на этой земле века два, а вот дед Льюиса по отцовской линии -- Ричард Льюис -- был сыном фермера в Уэльсе, переехал в Ирландию и тут выбился в инженеры. В современной Эстонии -- а может быть, и в современной Северной Ирландии -- в эти тонкости вникать бы не стали и сочли бы всех предков Льюиса (и его самого) чужаками и оккупантами. Оккупация Ирландии англичанами совершилась в семнадцатом веке, но прошедшие столетия "этнических" ирландцев с нею не примирили. И если с точки зрения англичан Льюис был достаточно ирландцем, чтобы подшучивать над его пристрастием к спиртному и поэзии как над особенностью национальной, то с точки зрения ирландцев Льюис и ему подобные были достаточно англичанами, чтобы их ненавидеть.

Льюис, таким образом, родился в той части мира, где реальность была как бы удвоена, где были сдвинуты все "нормальные" представления о национальности, культуре, религии как о началах прежде всего объединяющих людей. Здесь религия прежде всего разделяла, обозначая существование двух Ирландии: "коренной", католической, ирландской Ирландии и "оккупантской", протестантской, английской Ирландии.

В одной из своих книг Льюис назвал "свою" Ирландию -Пуританией. Пуританами -- "чистюлями" -- вызывающе называли себя борцы с католическими монархами Англии XVII века. Пуритане разом очистили христианство от "католических суеверий", очищали Англию от деспотизма и порабощали Ирландию. Теплая детская, семейная вера ушла от Льюиса вместе с детством; осталась же неприятная память о религии жарко националистической, ханжеской и агрессивной. Льюис старался вычеркнуть из памяти и вычеркнул из своей духовной автобиографии -- и пращура матери епископа Хуго, и ее отца, священника Томаса Гамильтона. Католиков пастор Томас считал "детьми сатаны". Его мнение о православных неизвестно. Впрочем, он был капелланом на английском флоте во время Крымской войны и именно на севере России, так что, вероятно, духовно ободрял артиллеристов, обстреливавших Соловецкий монастырь. Христианство как национальное, народное явление ассоциировалось, таким образом, в детские годы Льюиса с чем-то весьма малоприятным, авторитарным, мертвящим. Так было не только в Ирландии, но и в остальных частях европейского мира, когда-то числившегося сплошь христианизированным. Любопытно заметить, что Томас Гамильтон считал, что даже "дети сатаны" не будут мучиться вечно, но просто исчезнут в небытии.

На личном уровне малоприятные ассоциации, связанные с национальной верой в Небесного Отца и Его Сына, подкреплялись сложными отношениями с отцом. Льюис-сын считал себя противоположностью Льюису-отцу, видел себя жертвой отцовского самодурства, эгоизма и алкоголизма. Льюис родился 28 ноября 1898 года (брат Уорни был старше его на три года), а 23 августа 1908 года -- в день рождения отца -- умерла их мать. Две недели спустя ребята были отправлены в английскую частную школу, ставшую для них опытом реального коммунизма: здесь ничего не значили деньги и тем страшнее былопереживание зла бескорыстного. Издевательство здесь было ради издевательства, зло здесь было извращенно-бескорыстным, педагогический садизм -- вдвойне гнусным, ибо прикрывался заботой о воспитуемык.

Не все английские частные школы были настолько плохи -здесь Льюису действительно не повезло. Но более всего "не повезло" ему с эпохой, которая вся одновременно и была деспотичной, и мучилась от собственной деспотичности. Это эпоха Фрейда, склонная все сводить к эдипову комплексу, видеть глубинную причину всех неприятностей в любви, которая "со властью соединена". Символом такой любви -- противоречивой, стесняющейся себя и от стеснительности грубой, а то и лживой -стала именно фшура отца. Ныне, из прекрасного далека видно, насколько отец и сыновья были похожи друг на друга. Алкоголиком, как Альберт Льюис, стал и старший сын Уорни -- но это не помешало ему стать историком семьи, автором прекрасных историко-популярных книг. Главное же -- Льюис преданно и нежно любил брата во всех его состояниях, прощая ему то, чего не смог простить отцу.

Сходство же между Альбертом и Клайвом Льюисами существенно. Альберт мечтал стать политиком, а стал солиситором -- "казенным адвокатом". Помешал карьере длинный язык в сочетании с чувством юмора. Та же страсть говорить и острить, чего бы это ни стоило карьере, приводила в постоянную конфронтацию с окружающими Льюиса-сына. Оба обожали литературу, оба были мастерами громогласного словесного боя, не брезгуя при обсуждении вечных вопросов приемами сиюминутного красноречия. Оба умели любить свою лучшую половину. Оба не умели любить детей. Оба, наконец, умерли в христианской вере. До конца своих дней Льюис так и не смог ни простить отца, ни простить себе неприязнь к отцу. Между тем, отец сделал для сына все, что мог, все, что не требовало эмоционального усилия, преодоления чопорности. Прежде всего, это означает, что отец оплатил учебу Льюису в Оксфордском Университете -- трата не маленькая.

Едва поступив в Университет, Льюис покинул его ради службы в армии. Военная подготовка ограничилась несколькими неделями. Он провел их в одной комнате со своим ровесником и соотечественником -- ирландцем Пэдди Муром (их фамилии стояли рядом по алфавиту). Отец Льюиса не нашел в себе сил приехать к отправляющемуся в окопы сыну; опорой и утешением обоим ребятам стала мать Мура Джейн -- блондинка сорока пяти лет. Расставаясь при отправлении на фронт, Пэдди и Джек (Льюиса практически никто и никогда не звал Клайвом, все звали его детским прозвищем Джек) дали друг другу трогательное обещание: если одного из них убьют, выживший позаботится о семье убитого. Убили Пэдди. Льюиса только ранило шрапнелью, достаточно легко, чтобы эта рана никогда его не беспокоила, и достаточно тяжело, чтобы раз и навсегда освободить его от армии.

Вернувшись в Оксфорд в январе 1919 года, Льюис поселился вместе с миссис Мур. В конце концов -- в 1930 году -- они на паях купили дом с неплохим садом, где Льюис и жил. От соучеников, а впоследствии от коллег это трогательное единение тщательно скрывалось: в Оксфорде еще были сильны средневековые традиции, по которым безбрачие прямо предписывалось ученым мужам. Ситуация, во всяком случае, была необычная. От Джейн Мур Льюис получал и материнскую ласку и теплоту семейного очага -так что его жизнь с нею была отнюдь не только героическим самопожертвованием. Дочь миссис Мур не была в восторге от "названого брата", но он платил за ее образование. Брат Льюиса, выйдя в отставку майором, поселился с ним и тоже не был в восторге от миссис Мур. Обстановка в доме была поистине семейная и живая, наподобие куста роз: лепестки облетают, шипы тупеют. Любовь здесь смешивалась с дружбой, дружба -- с неприязнью. Чем старше становились все участники этой небольшой трагикомедии, тем больше миссис Мур превращалась в почтенную пожилую леди, а Льюис -- в почтительного сына. Кто знакомился с Льюисом после войны, с трудом мог заподозрить ее в чем-либо фривольном и, напротив, легко мог счесть ее тяжелым крестом для Льюиса. Истина лежала где-то посередине, будучи милее и добрее людской молвы.

Льюис оставался в Оксфорде до 1954 года. Довольно скоро выяснилось, что он не поэт, и скоро же обнаружилось, что главный его талант, позволяющий заработать, -- читательский. Льюис стал "доном" (слово, происходящее от латинского "доминус" -- "господин", но по значению ближе к отечественному "доцент") по кафедре английской литературы. В число малоприятных обязанностей "дона" входит каждую неделю выслушивать реферат на одну и ту же тему от десятка студентов -- причем порознь от каждого.

Оксфордский университет возник на два века раньше английской литературы, и этот предмет казался подозрительным нововведением. В моде был Север и германская мифология, в почете -- античная литература. А Мильтона читали все, что делало его "несерьезным" научным объектом. Соответствующие "доны" обязаны были читать еще и какой-нибудь "серьезный" предмет, вроде истории или латинской классики. Подозрительно относились и к литературной критике -- и небезосновательно. Но Льюис оказался блистательным литературоведом: ему всегда было важнее не то, к каким обстоятельствам сводится написание книги и психология ее автора, а то, как надо читать текст, чтобы получить максимальное удовольствие. Поэтому его научные труды ("Аллегория любви" -- 1936 г., "Введение к Мильтону" -- 1942 г., "Английская литература шестнадцатого столетия" -- 1954 г.) были не только на порядок научнее среднего академического уровня, по и сами доставляли удовольствие читателю.