Ди-Джей - Александр Берник

Александр Берник

Ди-Джей

Глава 1. Локация 0. Что у пьяного на уме — трезвому не догадаться, а тому потом не вспомнить.

Дима был пьян. Нельзя сказать, что находился совсем в невменяемом состоянии, машину же он вёл. И достаточно долгое время. Притом с превышением скорости по ночной трассе, обгоняя редкие «тормоза» через двойную сплошную, и до сих пор не убился. Даже тот факт, что молодой человек пристегнулся ремнём безопасности, говорил, что он ещё что-то соображал, пускай и на автомате.

А ещё Дима не стал мочиться под себя, когда приспичило. Правда, пожалел не штаны и собственное человеческое достоинство, а почти новый автомобиль, за который ещё кредит не выплачен.

Только добравшись до обочины экстренно отлить, не удержал равновесия и нырнул в кювет, продолжая при этом справлять физиологическую потребность. Благо, откос оказался неглубоким, да и мощный борщевик принял на себя падение бренного тела, не дав бедолаге закончить начатое, лёжа в кювете с разбитым носом, застопорив его размякшее туловище между своими травинами в руку толщиной, в экстравагантной позе с прогибом спины. Вот и говори после этого о вреде сорняка. Он, может, тогда Диме жизнь спас!

Как назло, ни один гаишник по пути не тормознул, чтобы арестовать злостного нарушителя ПДД, отобрать права к чёртовой матери, загнав машину на штрафстоянку, а заодно конфисковать оставшуюся недопитой бутылку водки, которая, к счастью, уже сама где-то потерялась, скатившись на пол салона.

Да и какие стражи «дорожного развода» в глухой ночи и так далеко от Москвы, где-то в дебрях одичавшего «Замкадья»? Хотя, где он вообще находился в данный момент, пьяный Дима уже давно не понимал. А дорожные указатели категорически отказывались читаться, назло превратившись в абракадабру нерусскую.

Как он покинул столицу — ни помнил напрочь. Потому что проревел этот момент. Даже не так. Прорыдал в голос от обиды и отчаяния, колотя по рулевому колесу, торпеде, по соседнему пассажирскому креслу. Притом последнее лупил наотмашь, со всей дури и с особым остервенением.

Даже несколько раз порывался пнуть, но правая рабочая была занята педалью акселератора, а левая постоянно запутывалась между коленом и рулём, ни в какую, не выходя на траекторию пинка. После очередной попытки слетел ботинок и непонятно куда девался. Найти не смог. Хотя и не искал.

Казалось, всё выпитое за свадебным столом, где они с Ольгой гуляли в качестве друзей жениха, вылилось через слёзы практически сразу, одним сплошным потоком. Ну, может быть, за первые полчаса. После чего наступило полное отупение. Время и какие-либо мысли в опухшей голове замерли. Так он проехал ещё непонятно сколько.

Далее вспомнил о прихваченной со стола бутылке водки. Не останавливаясь и не сбавляя скорость, откупорил беленькую и хлебал мелкими глотками, цедя, как воду, абсолютно не чувствуя, что за дрянь употребляет. А после падения в борщевик вообще обозлился на весь мир. И вот в этом «приподнятом» из кювета настроении и находился всё последнее время.

Все стёкла в машине опустил, кроме лобового и заднего. Их тоже пытался, да кнопки не нашёл. А к ночи значительно посвежело. Градусов десять, не больше. Зачем-то в полную силу молотил кондиционер, направленный в ноги. Но при всём при этом ему было жарко. Особенно горело лицо, словно его абразивной шкуркой натёрли.

Дима открыл окна машины, ни сколько вентилируя поганое настроение, сколько выплёскивая его на всю округу, голося непристойные ругательства в адрес своей теперь уже ненавистной супруги, полоща её светлый образ в помоях и нечистотах разной консистенции, изредка перемежая маты битьём головы о руль. Затем какое-то время бесслёзно выл и опять принимался костерить вторую половину, всякий раз обещая, как можно скорее развестись с этой сукой — к членам собачьим.

А всё начиналось вполне благопристойно и добропорядочно, как и любой семейный праздник подобного уровня. Они с Ольгой, нарядные, трезвые и влюблённые друг в друга, по крайней мере, на вид со стороны, сидели за свадебным столом и счастливо кричали молодым «Горько!». Их собственный брак длился уже больше двух лет, и для молодожёнов они считались благополучной семейной парой со стажем.

За их столом, поставленным несколько отдельно от родственников жениха и невесты, сидели только друзья жениха. Пацаны прибыли на торжество кто с молодыми жёнами, кто пока ещё только с подругами, но все парами. В своей компании сиделось комфортно, непринуждённо, весело, пока не напилась Ольга. Дима даже не заметил, как это произошло. Да и не следил он за ней особо, общаясь в большей степени с друзьями.

Он не помнил, кто из них или их половинок завёл разговор на постельную тему. Все ржали. А вот Оленька сначала ни с того ни с сего пьяно разревелась, да так, что не остановить. Затем с супругой вообще случилась истерика, и благоверная при всех, кто сидел за их столом, хотя и за другими наверняка слышали, начала такое говно на Диму выливать, что он теперь за всю свою жизнь не отмоется.

Оказалось, что её муж, то есть он, как мужик — полный ноль, ничтожество с членом на полморковки, скорострелка конченая, что только сунул, тут же кончил. И что она, бедная, оказывается, за всё время их близко-телесного знакомства ни одного оргазма от мудака не испытала. И что каждый раз, как козёл, то есть опять же он, сделает свои два «дрыга» и, отвалив на бочок тут же уснёт. Она, разнесчастная, чтобы получить хоть какую-то разрядку, вынуждена была заниматься мастурбацией, а потом реветь в подушку.

Да она много там чего наговорила. Дима и не запомнил всего. Но такого публичного унижения — в жизни не испытывал. И как только смог всё это пережить? После такого, либо её надо было убивать прямо там, за столом, либо кончать с собой, не пережив позора.

Вот последним, прилюдно униженный молодой человек в данный момент и занимался. Потому что, положа руку на сердце, посчитал, что супруга была всё же в чём-то права. Он как-то о подобных вещах даже не задумывался никогда. Но зачем при всех то…

— Сучка драная! — с особым остервенением процедил он сквозь сжатые зубы, обгоняя очередную полуночную фуру, — Ненавижу, потаскуха! — и, закончив манёвр, ныряя обратно в правый ряд, вдруг резко высунул голову в окно и что было мочи заорал встречному ветру, — Суккуба вонючая!

— Это, с какого перепуга, вонючая? — раздался истерично обиженный