Бессонные ночи - Александр Назаров

Александр Назаров

Бессонные ночи

Предисловие

Приветствую тебя, дорогой читатель. Перед тобой книга о потерянных людях, о людях, что ищут свой путь в этом мире. Это книга целиком погружает в тяжелое моральное состояние главного героя. Поэтому перед тем, как начинать повествование, я хочу прояснить некоторые моменты: это книга не является попыткой ”поныть о жизни”, тем более не является исповедью. Это картина мировосприятия человека, который запутался в себе. Поэтому не стоит воспринимать всё, что описано в Бессонных ночах, как истину об этом мире.

Надеюсь, я не создал у тебя впечатления, что впереди тебя ожидает только монотонный мрачный текст. Нет, думаю, это не так. Бессонные ночи — это в первую очередь эмоциональные качели. В них есть место как грусти, так и драйву.

Перед тем, как начать чтение этой книги, рекомендую тебе ознакомится с предыдущим произведением в этой вселенной, рассказом “Распадаясь”. В “Бессонных ночах” существует довольно много упоминаний событий, произошедших в рассказе “Распадаясь”. Не зная, о чём идет речь, можно счесть некоторые элементы повествования ненужными и не понять их влияния на сюжет этой книги.

На этом всё. Не люблю долгие предисловия в книгах, да и тебя задерживать не желаю, дорогой читатель. Вместо этого, желаю тебе приятного чтения!

1 ночь

Не успел, не добежал. Буквально пару секунд не хватило. Вот так, теперь замерзну насмерть. А вокруг дома, там тепло, но мне нельзя, спешу. Ветер отгибает проржавевшие листы остановки, а затем врезается в плоть, заставляя кости внутри дрожать. Не так я бы хотел умереть. В такой смерти нет ничего интересного. Но я стою и замерзаю на тёмной остановке.

Ниже по течению Города искусственными огнями сияет гигант — Иггдрасиль, наш венец, наша гордость. Древо мира, воплощённое в небоскребе. В зеленом свете дирижабли, кружащие вокруг него, предстают широкой кроною. Даже само небо в центре города светиться зеленым светом. Если бы я сказал человеку прошлого, что в будущем небо будет светиться по ночам, да еще и зеленым, то меня бы приняли за сумасшедшего. Тем не менее, сейчас окрашенное ночное небо стало обыденностью. Свет придает Иггдрасилю некую необъятность.

А я тут, маленький, тонкий стебель, который от холода хочет кусаться. И умудрился же я на пару секунд опоздать на прошлый трамвай! Справа от меня стоит женщина на полторы головы выше меня в длинной пушистой шубе. Хочется с головой зарыться в неё и просто посидеть там, в тепле. Гоню от себя эту мысль. Из тьмы подворотни засверкали хищные кошачьи глаза нового трамвая. Людей внутри мало, большая часть уехала на прошлом. Хоть что-то радует, там бы пришлось ужиматься до такой степени, что под давлением тело бы превратилось в уголь, а он в свою очередь — в алмаз. Грохоча, трамвай двинулся в путь.

Станция, остановка, станция. Остановка затянулась. Вижу, машинистка вышла куда-то наружу. Подхожу к ней:

— Почему мы остановились, что случилось?

— Впереди авария, — ответила машинистка, — там полиция, зафиксируют все и уедут. Подождите.

— А долго?

— Кто знает? Иногда минут две, иногда на пол часа затягивается. Скажите спасибо, что не на мосту. Тут, если хотите можете выйти, там бы надолго застряли.

Так, времени ждать у меня нет, делать нечего, пойду пешком. Выпрыгиваю в сугроб и дохожу до тротуара. Снег попадает ко мне в сапоги, и к ступням спускаются тонкие струйки талой воды. На ногах образуется обруч холода, который со временем начинает ощущаться как раскаленные кандалы. Скоро я оказываюсь прямо на месте аварии.

От вида места происшествия меня бросает в холодный пот. В трамвай с горки на полной скорости врезался грузовик, он превратил заполненный до отказа людьми трамвай в консервную банку с мясом, сам же он влетел в здание, где разрушил магазин и застрял внутри. Холодок пробегает у меня по спине. А ведь я мог ехать на этом трамвае. Буквально пять секунд отделило меня от того, чтобы превратиться в фарш. Десятки людей, у которых были свои жизни, свои дела нынче стали одной ужасающей кровавой массой. Сам трамвай неестественный образом перекосило, он стал напоминать странного хтонического монстра.

Так странно. Когда читаешь книгу или смотришь фильм, где смерти и убийства — это регулярные события, задаешься вопросом, а что ты будешь чувствовать, когда увидишь смерть вживую, как бы парадоксально это не звучало? Я думал, меня будет тошнить или я буду бояться. Но ничего из этого не просыпается в душе моей. Помню, в детстве я один раз шел в больницу с утра пораньше. Вижу, в траве у дороги что-то валяется. Это было тело мужчины: голова его была неестественно повернута, а на затылке виднелся кровавый пролом. Это была моя первая и единственная до сегодняшнего дня встреча со смертью. Но я просто смотрел на мертвого мужчину, ничего не чувствуя. Передо мной лежал уже не человек: лишь груда белков, натянутая на минеральный скелет. То, что когда-то жило, чувствовало, мыслило исчезло в неизвестном направлении.

То же происходило и сейчас, но с единственным отличием, осознанием, что я сам ныне мог быть частью безликого фарша. Мысль это не дает мне покоя на протяжении остального пути. Что прямо сейчас отличает меня от бездушного трупа? То, что мыслю? Машине с отказавшими тормозами было бы все равно. Мне кажется, для природы мы все одинаковы, что живые, что мертвые. В один момент привычная дискретность бытия пропадает из моего разума, я чувствую, что являюсь частью разбитого трамвая и людей в нем.

Сегодня в театральном кружке, расположенном в одном из бывших складов крепости Нордштадт, ныне института, читаем крайне утомительную пьесу. Автор решил не заморачиваться и не создавать красивых предложений. Он просто создал длиннейшие монологи, состоящие из не отличающихся друг от друга фраз. Пьеса таким образом превратилась в ужасающую по своей скукоте мантру:

— Вы должны понимать эту конструкцию. Конструкция эта необычная. Когда я впервые осознал эту конструкцию, я сначала даже не поверил, что такая КОНСТРУКЦИЯ возможно, — во мне было два желания в момент чтения: рыдать и смеяться, — всё я не могу. Автора заклинило что ли? Он не мог хоть одного синонима, черт его побери, подобрать?

— Ты не понимаешь, — говорит сидящая рядом со мной девушка, — так автор передает уникальный стиль речи и характер героев.

Я не понимаю, она сама прикалывается, или, не дай бог, говорит