Спасти Мейерхольда - Роман Апрелев

Роман Апрелев

Спасти Мейерхольда

Все совпадения в тексте абсолютно случайны. Действующие лица являются порождением, пусть не всегда здоровой, но исключительно авторской фантазии. За время написания детектива пострадало 14 животных. Эти твари сами сквозь дыры в москитной сетке залетели в квартиру, громко пища, и стали кусать автора. Так что беллетрист тоже пострадал. Зато ни одно дерево при сочинении не было спилено.

Полный запрет на романы, где главным героем является журналист или ведущий телевизионной программы.

Д-р Джеффри Брэтуэйт

(Julian Barnes. Flaubert’s Parrot).

Часть первая

Что касается меня, то я согласился с превращением Штерна в Дубровского при одном условии: если главного героя будут звать Ромой. Хотел, знаете ли, сделать приятное Арбитману – а то его тезок в детективах почти не бывает…

«Я родился в рубашке. С рукавами до пола. Вот такое сомнительное счастье», – Роман так подумал не то об этой конкретной ситуации, не то вообще о чем-то абстрактном. Он и сам не понял – просто мысль перескакивала с одного тезиса на другой. Как белый медведь по льдинам. Попробуй, разберись, что там имел в виду собственный мозг. Вроде бы, сейчас сделал доброе дело. Но полы так сильно пахнут хлоркой… Фредерико Гарсиа… От этого кажется, будто что-то не так.

«Телефон – это какое-то безумие. Я сотни раз звонил по нему разным людям, многих из которых даже не видел никогда. Но не в этом его главная функция. Сила телефона не в том, что он делает, а в том, чего не делает, хотя должен бы. Ведь какой спрос с бутылки «Буратино»? Никакой. На нее нельзя ни позвонить, ни сбросить SMS. Бутылка хорошая, прозрачная. Но чего не умеет… А вот телефон умеет принимать SMS и умеет не принимать. Ясно, что это не его бездушная прихоть. Это все она. Причем, несколько лет назад была другая она. И телефон был другой. Но действовал точно так же. Смотришь на него, смотришь, умоляешь: позвони, пикни эсэмэской. Веришь в чудо, как после потери близкого человека – вот-вот откроются его глаза и он вернется к нам. Вот-вот загорится дисплей и высветится ее имя. Но ничего. В «Буратине» хотя бы газ шипит. Нет, порой донесется долгожданный рингтон. Нажимаешь на кнопку, а там какая-то херня от МТС. И начинаешь щелкать по телефонной книге. Кому бы написать? У этой, кажется, уже другой номер. И фамилия. И в Москву она уехала. Парень, парень, парень… Ей? А о чем? Этой? Было время, когда она мной интересовалась. Но, во-первых, не взаимно, а во-вторых, это время прошло. Баланс. Не люблю цифры. Сколько ненужных фамилий! Вот, хорошая девушка, но тоже не то. И даже бывшей ей тоже не хочется. Мама. Ха-ха. А тут как раз ее имя. Привет! И ничего. Потому что ни к чему. Зачем ей писать? Мне не объяснить, ей не понять. И пишешь нелюбимой, но доброй девочке. Она неспешно отвечает. Ты снова, а она уже спать легла. Вот так вот, Тиша».

Апрелев мысленно шептал эти слова, сидя в пустом коридоре и смотря в желто-зеленые глаза сибирского кота. Пальцы барабанили по корпусу мобильника. Парень попробовал отвлечься на телевизор, висевший в углу под потолком – там, где на страшных картинках в детских книгах обычно бывает паутина. На экране профессионально-улыбчивый крепыш рассказывал что-то полезное. Похоже, это образовательная передача для школьников.

– Ты часто говоришь: «Мне это параллельно», – вещал телеведущий. – А знаешь ли ты, что такое «параллельно»?

«Знаю», – подумал Роман.

– Почему не «перпендикулярно», например? Но мы сейчас разберемся не с твоей речью – об этом я серьезно поговорю с твоими родителями, если еще раз увижу, что ты пишешь на заборе то короткое слово. Нет, сегодня мы поговорим о геометрической параллельности. Параллельными называются линии, которые не пересекаются на плоскости ни в одной точке. Самый простой пример – это рельсы. Если протянуть железнодорожную ветку прямо, то правый рельс одной колеи никогда не пересечется с левым.

«Феноменально!» – съязвил Апрелев.

– Они идут рядом, но в каждой своей точке, на любом участке пути рельсы параллельны – не пересекаются. Почему? Не судьба! Впрочем, научно это можно…

Справа открылась дверь. Молодой врач протянул справку.

– Вот, Роман. Можете ее предъявить на работе. И у вас есть право на еще один отгул. Можете взять его в любое время. Во всяком случае, такое право дает вам трудовой кодекс. А уж там сами смотрите, как начальство отреагирует. И еще раз спасибо за сознательность. Вообще-то у нас всегда есть кровь в запасе. Даже четвертая группа с таким резусом. Но получилось так, что за два дня до этого случая нам привезли тяжелого больного с той же группой. Пришлось все издержать на него. Пациентке повезло, что нашелся человек, который может быть донором для нее.

Апрелев поблагодарил доктора и повернулся к выходу. Кота уже не было. Хотелось еще раз заглянуть в палату, но молодой человек пересилил себя. Хотя, может, все же стоило зайти? Эти «победы над собой» – такой ли уж повод для гордости? Сам победил себя – это то же самое, что сам себе и проиграл. Разумеется, Милана не могла позвонить ему или написать сообщение. У нее и телефона нет при себе. Главное, что ее жизни теперь ничто не угрожает. Врач так и сказал: «ничто не угрожает». Апрелеву было и радостно, и грустно. Да, он спас жизнь любимой девушке. Правда, не каким-то романтическим способом: не выкрал из гнезда разбойников, не заслонил от пули, не победил банду насильников, отчисленных из ПТУ за то, что читали письмо Белинского к Герцену. Так получилось, что у него та же редкая группа крови, что и у Милы. Ему позвонила ее подруга Зара и начала нести какой-то вздор. Еле-еле Роман разобрал, что произошло несчастье. Он связался с больницей, и там уже рассказали по существу. Он пригодился ей. Это было приятно. Его жертвенная любовь, для которой еще довольно древние греки придумали название «агапэ», оказалась не напрасна. Теперь в теле Миланы текла его кровь. Однако даже такой безраздумный порыв (разумеется, поступить иначе Роман просто не мог) оказывался теперь не вполне бескорыстным. Апрелев надеялся, что девушка будет признательна ему. Распоясавшаяся фантазия даже уже приступила к созданию красочной картины, на которой Мила понимает, что лучше Романа ей никого не найти. И целует его, и так далее.

Он сам видел, как по прозрачной трубочке побежала от него к ней красная ниточка. Путеводная нить, по которой Милана должна найти дорогу к жизни и выздоровлению через мрачный лабиринт болезни. В этом лабиринте белые – до зевоты – потолки, полы пахнут все той же хлоркой, а Минотавра переименовали в Минздрав.

Роман представил себе прекрасное лицо с ироничной улыбкой. И тут перед глазами возникло ее имя. Это уже не была фантазия – слово было написано на красно-черной ткани. Апрелев удивленно воззрился на крашеного парня, у которого на груди белело ее имя. Тьфу, ты! Это же просто майка футбольного «Милана». Там Milano. Роман раньше не задумывался, что имя его любимой имеет такой спортивный аналог. Тут же вспомнился матч «Серии А», который смотрел по телевизору с друзьями. «Милан» – «Рома». Обе команды играли симпатично, хотелось пожелать успеха обеим. Но правила таковы, что всем нужно победить. И не игроки придумали эти каноны – они существовали до них.

– Роман, я надеюсь, вы понимаете, что сорвали важную съемку? – мягко спросил директор.

– Ваша надежда оправдана, Никанор Олегович. Я полностью отдаю отчет в этом. Однако речь шла о человеческой жизни.

– Почему же вы не предупредили? Бросили все и побежали спасать кого-то. Непрофессионально. Эта справка прикрывает ваш зад перед законом, – шеф расслабил пухлые губы в улыбке сытого льва. – Но вернуть доверие коллектива вам еще предстоит. Вы подставили своих товарищей, всех нас.

– Готов искупить, Никанор Олегович.

Апрелев смотрел на самодовольное гладко выбритое лицо начальника без боязни. Вообще-то связываться с этим человеком – себе дороже. Об этом знали все в телекомпании. Но сегодня душу грело сознание того, что все сделал правильно. Роман кивал, делая вид, что слушает вкрадчивую нотацию директора. Но творческое воображение уже взялось за карандаш. Несколько мысленных штрихов – и на голове у Никанора выросли симпатичные рожки. Еще линия – и вот между ними пробежала ниточка электроразряда. А теперь бороду! Что там еще в детстве рисовали на портрете Пушкина? Да, конечно, фингал под глазом! А на левой щеке пластырь крест-накрест.

«Всё, стираем!» – подумал Апрелев, почувствовав, что готов засмеяться.

– Ром, что снимаем? – спросил оператор Паша.

– Деда.

– Деда! Это хорошо. С бабой?

– Не знаю, посмотрим.

Машина подрулила к подъезду. Со скамейки встал старик.

– Здравствуйте, вы Радий Радимович?

– Да, добрый день. А вы корреспонденты?

– Да, будем вас снимать.