Татуировки. Истории современников - Серафим Попов

Татуировки

Истории современников

Серафим Попов

© Серафим Попов, 2017

ISBN 978-5-4483-6462-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Татуировки

Их не стереть – они сидят под кожейЦветною краской иcковерканной судьбы…Мы все в тату, хотя и не похожи:Несчастной жизнью заклеймённые рабы…

Ангел с хомузом

Михаил родился в семье хиппи. Он так никогда и не узнал – кто же был его отец, так как в то время, когда одна малюсенькая клетка в теле его матери, под напором другой, ещё меньшей, решила начать делиться, гдепроцветала свободная любовь, спида ещё не изобрели и его мама спала со всеми, кто забредал в её жизнь и постель.

Он родился лопоухим, с большим улыбающимся ртом и серо-зелёными глазами, смотревшими на этот мир на земле с добротой и доверием. Мама его, как не странно, решила Михаила окрестить в протестанской церкви – наверное, ей понравилась серебрянная купель и весёлая матушка-священница этой обители протестантов. Она посоветовалась с матушкой, и было решено наречь этого безотцовского коллективного младенца – Михаилом – в честь Архангела-Михаила, убивающего искусителя-змея и охраняющего ворота в рай от всех нежеланных гостей, интересующихся, что же там, за воротами, происходит.

Посмотрев на младенца своим эстетическим взглядом молодой хиппарки, мама решила убрать лопоухость младенца ещё до крещения, подвергнув неразумное дитя косметической операции в возрасте двух недель. Когда хирург увидел большие, отстоящие от черепа на 90 градусов прозрачные, розовые уши Михаила, он решил отрезать их совсем и сделать новые, изящные, небольшие ушки, которые он взял от недавно умершей девочки. Так за Михаила другие люди начали решать – как ему выглядеть, кем называться, какой религии принадлежать и в какой семье воспитываться.

Операция закончилась успешно, но хирург забыл, что маленькие ушки умершей девочки были мёртвыми и не росли вместе с увеличивающейся в размерах головой Михаила. Так он и вырос – с малюсенькими, неживыми, чужими, девочкиными ушками, пришитыми к его голове. Он вырос мальчиком странным, непохожим на всех, несущим в себе коллективные гены свободного хиппарского поколения.

Мама его со временем остепенилась, стала обычным членом признанного общества, которое всё время пыталось создать из входящих в него людей удобную группу покорных, хорошо предсказуемых индивидов, выполняющих нужную для поддержания общества работу и никогда не выступающих против всех нелепостей этого общества.

Она вышла замуж, купила дом и пыталась всячески забыть дни своей хиппарской свободной от условностей молодости, включая и Михаила. Его она не любила, его жизни не одобряла и им не интересовалась, хотя сама его и произвела на этот свет неизвестно с какой целью.

Он жил, как мог, приторговывая одеждой, которую контейнерами закупал дёшево из Непала и перепродавал её втридорога своим хиппи-сотоварищам. Он был продуктом того хиппарского поколения, которое использовало – и зря – наркотики, амфетамин, алкоголь и секс как к средства, приводящие к скорейшему познанию тайн жизни.

Он стал наркоманом уже с четырнадцати лет, так и не закончив школы и не став уважаемым членом общества, говорящего на одном с Михаилом языке, но совершенно не интересующегося им, Михаилом, рассматривая его как бесполезного и даже вредного для этого общества элемент. А Михаил и сам условностей общества не любил и не признавал, на мир смотрел из туманного дыма наркоты, где он часто встречал ангелов, демонов и химер. А без симулянтов он считал жизнь скучной, неинтересной и заорганизованной другими.

Дома, в малюсенькой однокомнатной квартирке, у него, кроме мешков с одеждой на продажу и кровати, где он отбывал часы забытья от мира, была ещё труба из Австралии, называемая странным словом дидчериду, которую он купил на обмен у другого хиппи, и вечерами, пыхнув самокруткой, он выдавливал из трубы совершенно нечеловеческие и неземные звуки, уносившие его в другие, далёкие и более счастливые миры. Он умел играть, как все хиппи, на хомузе, верил в судьбу и кристаллы, а бог Михаила был ближе к танцующему и курящему богу шаманов Сибири, чем к женообразному, слабому, и скучному богу Библии.

Так он и жил на нашей планете, где из конопли делали не только веревки, а дураков с деньгами, покупающих одежду втридорога, по-рабски следуя веяниям изменяющихся вечно, как ветер, модных направлений, создаваемых известными дизайнерами, часто геями и наркоманами, ещё больше. Так что Михаил никогда не страдал отсутствием ни денег, ни родной свободы.

Он путешествовал по всему миру, видя одно и тоже: дураки пахали день и ночь, устраивая свои земные дела в обществе, где они покупали в долг дома и машины, залезая на долгие годы в кабалу к банкам, заводили семьи, страдая всю жизнь от своего выбора, рожали детей, которых они не умели воспитывать, и обманывали друг друга. Те, кто умел хорошо обманывать других, становились богатыми и влиятельными и менять ничего в этой безумной, в глазах Михаила, жизни не хотели. Богатые старались отделить свою жизнь от основной массы, создавая систему привилегий себе и своей семье, и дорого платя за охрану своего пятизвёздного мирка, но и там у них были стимулянты, секс-скандалы и самоубийства.

Михаил старался не участвовать в жизни этого сумасшедшего мира и занимался больше своей жизнью и поисками своего счастья через ежедневное забытьё от уродливой действительности. Жизнь забросила его однажды в Марокко, где он изучал арабскую, двуличную жизнь: одну, заорганизованную до мельчайших деталей – для Аллаха, а другую – тайную – для себя. Во время второй части Аллах, предполагалось, или закрывал глаза, чтобы не видеть содеянного – алкоголя, конопли, насилия над маленькими невинными девочками с изуродованными их родными мамами клиторисами, или, вероятно, был занят другими, более важными для него, мировыми делами.

Но судьба и Михаил Архангел повернулись однажды спиной к Михаилу: это произошло в аэропорту Марокко, где полиция нашла в его кармане маленький пакетик с белым порошком без особого запаха, но имеющим очень специфичный вкус, проявляющийся после смешения со слюной.

Он был отправлен в тюрьму за провоз десяти грамм наркотиков в аэропорту, где происходил постоянный перевоз различных действующих на сознание людей и запрещённых официально наркотических средств, происходивший ежедневно и в количествах, выражающихся в килограммах и даже тоннах. Но попался именно Михаил, с его маленьким пакетиком, забытым им в кармане пиджака по рассеянности, и не со злым умыслом.

Суд в этой муслимской стране был быстрым и безапелляционным – десять лет тюрьмы. Михаил был в то время в середине своих тридцатых годов жизни на нашей красивой планете, и такое наказание показалось ему несправедливым. Но делать было нечего: он знал, что от тюрьмы и от сумы страховки в жизни ни у кого не было. И он провёл пять долгих лет в неприветливой, но богатой наркотой и гомосексуализмом тюрьме в пустыне Марокко, пока его родное государство, после письменного обращения забытых им родственников, не обменяло его на сошедшего с праведного, европейского пути марокканца-террориста.

Он вернулся на свою северную родину больным, разбитым и заражённым гепатитом А (приравненным к спиду) через грязные иголки тюрьмы и ночные сексуальные оргии сидевших в тюрьме правоверных мусульман. Он был теперь законченным наркоманом и обречённым на умирание человеком. Из тюрьмы своей страны его отпустили по амнистии, дали малюсенькую пенсию и предложили сделать пересадку печени, от чего от отказался, помня о своих мёртвых маленьких ушах на своей голове и не веря в медицинские чудеса.

Он по-прежнему продавал одежду из Непала для добывания денег, раскуривал самокрутки по вечерам – теперь глушащие его нарастающие боли в большом, круглом, как арбуз, животе, где булькала гнилая вода, и играл на дидчериду, призывая Архангела Михаила сжалиться над ним и совершить чудо – исцелить его, Михаила, печень и убрать нарастающие после каждой еды боли в его болотистом животе.

Но то ли Архангел Михаил был больше занят борьбой со змеем-искусителем, то ли он стоял на страже ворот в рай, не пропуская недостойных и тратя всё своё время на эту работу, но он не отзывался на довольно громкие призывания Михаила, своего тёзки, и болезнь терзала всё больше внутренности наказанного за провинности Михаила, не позволяя ему уснуть без сладкого тумана морфия или кокаина.

Он продолжал верить в ангелов, силуэты которых он видел почти каждый день в своей комнатке, но и в демонов, терзавших его по ночам. Михаил слабел с каждым днём, выходя ненадолго погулять в лежавший по соседству с его домом парк, где он обнимался с деревьями, говорил с птицами и играл на хомузе для маленькой девочки, приходившей в парк с плюшевым медвежонком под мышкой.