Некрочип - Синтия Хэррод-Иглз

Синтия Хэррод-Иглз

Некрочип

Посвящается моему другу Тони, чьи тектонические усилия помогли появиться этой и прочим мышам.

Глава первая

Все беды от бутылки

Было необычайно спокойно в эти последние несколько дней. Скорее всего, по-летнему теплая, солнечная погода, установившаяся на какое-то время в конце холодной и сырой весны, расслабляюще подействовала на известного рода публику. Но продержись такая благодать чуть подольше, общественный организм вполне мог пострадать от приступа какого-нибудь нового криминального зуда. И тогда уж никто не позавидовал бы сотрудникам уголовной полиции. А пока греться на солнышке было интереснее, чем злоумышлять на своего ближнего.

К полудню атмосфера в столовой департамента уголовной полиции Шеферд-Буша сгущалась до такой степени, что ею, вместо молочного крема, можно было сдабривать яблочный пирог. Совсем как солдаты-окопники во время затянувшейся передышки между боями, посетители сосредоточенно пили чай, играли в карты или сдержанно выражали недовольство.

Инспектор Слайдер всего каких-нибудь полчаса назад выпил чашку чая, которую принесли ему прямо в кабинет, но, подпав под влияние охватившей всех летаргии, согласился выпить еще одну, за компанию со своим ближним подручным сержантом Атертоном. Посетителям, которые до них занимали столик в самом углу зала, удалось немного приоткрыть окно, и теперь живительный аромат свежей листвы платана, стоявшего неподалеку, потихоньку вытеснял характерную для таких мест малоприятную смесь запахов жареной картошки и человеческого пота.

Слайдер сидел и с отрешенным видом то погружал пакетик с чаем в горячую воду, то вытягивал его – верный признак того, что его мозг работал на холостых оборотах.

Нельзя не сказать, что к тому времени в столовой заметно расширился ассортимент чая в пакетиках. На раздаче можно было выбрать себе, скажем, Эрл Грей или Ориндж Пикэу, Лэпсанг Сучонг или Брэкфаст Бленд, специально ориентированный на общепит. Таков был ответ администрации на недовольство посетителей переходом на чай в пакетиках, который был в свою очередь вызван тем, что этот популярный напиток постепенно, при традиционном способе заварки, превратился в желтоватую жижицу. Так как чай покупал Атертон (пришел его черед), Слайдеру достался Эрл Грей, бывший ему совсем не по вкусу, но он тем не менее решил промолчать, потому что трепетал перед левой бровью своего приятеля, которая имела обыкновение резко вздыматься вверх при малейшем проявлении мещанства. Атертону было скучно до такой степени, что в его руках оказался свежий номер газеты «Джоб», официального органа столичной полиции, исследовательский стиль которого выдавал руку Дэвида Эттенборафа. Он открыл вторую полосу и обнаружил помещенный там репортаж о легкоатлетических соревнованиях в Садбери.

– Пишут, что «после того, как констебль Терри Смит упал на стометровке с барьерами, он несколько минут лежал в прострации». Какое железное здоровье!

Слайдер взглянул сбоку на первую страницу. Там была фотография двух очаровательных щенков восточноевропейской овчарки в полицейских фуражках козырьками назад, помещенная под смелым заголовком, набранным крупным шрифтом: «Зевающий патруль». Слайдер заинтересовался содержанием статьи. «Работу полиции в нынешнее время можно сравнить разве что с игрой в догонялки, которой так самозабвенно предаются крошечные Доон и Династи. Но всего двенадцать месяцев назад...» Дальше читать не было смысла. На последней полосе были еще какие-то спортивные новости и карикатура, не имевшая отношения к юмору. Слайдеру невольно вспомнилось, что говорила ему Джоанна о том, как музыканты-духовики отзываются о своей работе: «Половину всего времени безумно скучно, другую половину – безумно страшно». Сейчас она была далеко от него, уехала на гастроли. Но мысли все равно были поглощены образом любимой женщины, и единственное, что ему с трудом удавалось, так это не вспоминать о ней чаще, чем один раз в десять минут. Атертон перевернул страницу.

– Вот, – вырвалось у него. – Здесь о Диксоне. Некролог. – На некоторое время он погрузился в чтение. – Можно было написать и побольше, – сказал он с огорчением.

– От них дождешься, – согласился Слайдер. Умереть прямо на работе, имея позади тридцать лет самоотверженной службы, а в итоге для такого человека в газете меньше места, чем для крошечных Доона и Династи. Те, правда, фотогеничнее... Но если по существу, то только смерть от сердечного приступа спасла шефа от расправы. – Ты что-нибудь слышал о нашем новом начальнике? – спросил Слайдер, дабы отвлечься от воспоминаний о Диксоне, смерть которого он переживал, как личную утрату, и считал следствием тех гонений, которым несправедливо подвергался его бывший начальник. – Как его фамилия – Бойкот?

– Бэррингтон, – поправил Атертон. – Старший полицейский офицер И. В. Н. Бэррингтон.

– По-моему, это кто-то из любителей крикета. – Атертон, которому вообще ничего не было известно о предмете разговора, выглядел озадаченным. – Я никогда с ним не сталкивался. Может, тебе что-либо известно?

– Его перевели к нам из Кенсингтона, как мне кажется, а где он был до того, не имею понятия. Но начинал он на севере, там, где царство моркови. – Он оглянулся по сторонам и увидел за соседним столиком констебля Мак-Ларена, только что присланного из Лэмбета на место Ханта. Тот, не отрывая глаз от газеты «Сан», методично поглощал разогретый в микроволновой печи гранвикский мясной пирожок, не освободив его полностью от целлофановой обертки. Атертона чуть не передернуло. – Эй, Морис, ты ведь, кажется, работал в Кенсингтоне? Может, видел там старшего офицера Бэррингтона? Что он за человек?

Мак-Ларен оторвался от газеты и недоеденного пирожка. Он даже не заметил, как какая-то тягучая масса коричневого цвета соскользнула с корочки и шлепнулась на стол.

– Бэррингтон? Он ничего, здоровый такой. А лицо все в отметинах от прыщей. Вид, как у битого-перебитого грузовика.

– Это не главное. Ты лучше скажи, какой у него характер? – не выдержал Атертон.

– А какой характер может быть у человека, если в лучшие годы его юности он сильно смахивал на пиццу? Вообще-то, он отставной военный. Боксировал за свою часть, хороший стрелок. Числится в каком-то там стрелковом клубе по дороге на Уотфорд. В Кенсингтоне все его называли Иван Грозный.

– Звучит устрашающе.

– Просто у него инициалы такие: И. В. Н. – охотно пояснил Мак-Ларен. – Но в любом случае, это человек из Йоркшира. Думаю, не надо рассказывать, какие там порядки. В провинции вообще начальник – это все равно, что бог. В столичной полиции руководство как-то человечнее, что ли. – Было ясно, что он так и не заметил сидевшего в углу Слайдера – высокая фигура Атертона полностью загораживала шефа. – Наверно, любит дисциплину? – нарочно перебил его Атертон.

– Сами скоро увидите, – ответил Мак-Ларен не без злорадства. – Конец вашей вольнице. И больше ни одного нераскрытого убийства – это вам не Диксон. А что до тебя лично, Джим, то ему не захочется услышать два раза, что сотрудники какого-то отдела заняты в течение всего рабочего дня только чтением полицейской газеты и при этом норовят закончить пораньше, да прямиком в Хэрродз-Фуд-Холл.

– Вы что, действительно так делаете? – мягко спросил Слайдер, обращаясь к Атертону. – А я и не знал.

Мак-Ларен привскочил на стуле.

– Простите, шеф, – сказал он, краснея. – Я вас не заметил.

– Это не беда. Спасибо, что просветил. Так значит, мистер Бэррингтон любит, чтоб все было как на флоте?

– Отставной военный. Говорили, что он служил в почетном карауле. Но я не берусь утверждать. Скажу только, – что ему нравится, когда все как на параде.

– Что ж, это меня устраивает? – вяло произнес Атертон, откидываясь на спинку стула и протягивая под столом свои элегантные ноги. – Пусть запретит наконец МакКэю носить нейлоновые сорочки.

– Боюсь, что у нас с ним разные представления о «парадном», – сказал Слайдер. Он отодвинул от себя чашку с давно остывшим чаем и поднялся с места. – Я, пожалуй, пойду, надо разобраться с бумагами.

Возвращаясь в свой кабинет, он размышлял по дороге о последних днях старшего полицейского офицера Роберта Скотта Диксона, которого подчиненные называли меж собой просто Джордж. Нет, он не умер за своим рабочим столом, как ему предсказывали не остывшие от хорошей взбучки констебли нескольких поколений. Правда, отчасти так и вышло – он потерял сознание, когда его поразил первый сердечный приступ и кроме врачей скорой помощи понадобились усилия еще четырех сотрудников, чтобы вытащить его из-за стола и снести вниз к машине – шеф отличался крепким телосложением.

На следующий же день Слайдер навестил его в госпитале и с трудом узнал Диксона в человеке, который лежал на высокой белой кровати, опутанный множеством проводов, соединявших странным образом уменьшившееся тело с электрической сетью и полдюжиной мониторов. Он совсем затерялся среди массы окружавшей его аппаратуры. Лицо его было бледное и такое чистое, что создавалось впечатление, будто санитарки постарались не просто вымыть пациента, но и соскрести с него тот налет бесцеремонности, который был всем хорошо знаком. Только вот руки, лежавшие поверх белой простыни, смогли все же противостоять процедуре очищения – указательный и средний пальцы на каждой из них были до самого сгиба рыжего цвета, как будто он всю жизнь курил одновременно две сигареты. Впервые он выглядел, как пожилой человек, и Слайдера неожиданно посетила тревожная мысль о скором конце того, кто в его глазах имел настолько мало общего с обыкновенными людьми, что и смертным был едва ли.