У каждой улицы своя жизнь - Елена Кирога

Предисловие Т. Ветровой Перевод С. Вафа Редактор Н. Матяш

КИРОГА Е. У каждой улицы своя жизнь: Повесть. /Пер. с исп. С. Вафа. Предисл. Т.

Ветровой. -М.: Радуга, 1987. -224 с.

Повесть знакомит советского читателя с творчеством известной писательницы, члена

Королевской Академии литературы и языка, прозу которой отличают тонкий психологизм и

лиричность. Рассказывая о сложных взаимоотношениях героев, автор воссоздает духовную

атмосферу Испании 50-х годов.

© Предисловие и перевод на русский язык издательство "Радуга", 1987

ПРЕДИСЛОВИЕ

Женщины-писательницы в испанской литературе второй половины XX века занимают достойное место. Имена Аны Марии Матуте, Кармен Лафорет, Долорес Медио, чьи произведения многопланово и ярко представляют направления испанской словесности послевоенного времени, хорошо знакомы советским читателям. Елена Кирога, признанный мастер психологической прозы, автор двенадцати романов, переведенных на многие языки мира, до сих пор остается неизвестной у нас в стране.

Расцвет ее творчества пришелся на 50-е — начало 60-х годов, но и в последующее десятилетие книги писательницы часто переиздавались, а в 1983 году вклад Елены Кироги в национальную литературу получил почетное признание: она была избрана в испанскую Королевскую Академию, и это событие в значительной мере оживило интерес к ее искусству.

Биография Е. Кироги не изобилует бурными событиями, напротив, писательница всегда предпочитала тихую уединенную жизнь. Она родилась в 1921 году в городе Сантандере, но детство провела в тихом местечке Барко-де-Вальдеоррас, что в самом центре Галисии, в старинной усадьбе предков (отец ее происходил из знатной галисийской семьи), и этому краю отдала навек свою душу. Однажды в интервью, которые вообще писательница дает крайне редко, она заметила: "Галисийцы, возможно потому, что они родом из страны туманов, подвержены магии и фантазии, а это во многом помогает, когда пишешь..." Отец Елены Кироги рано остался вдовцом, и девочку с ее многочисленными братьями и сестрами воспитывали тетки. Маленькая Елена воспринимала природу как живой, наделенный душой мир и любила часами разговаривать с деревьями и цветами, рекой и облаками. Тети отказывались понимать свою поэтически настроенную воспитанницу и называли ее не иначе, как "очень странной девочкой". А когда они узнали, что в тринадцать лет Елена прочитала Вольтера, то потребовали изолировать вольнодумницу от кузин, дабы она не оказала на них пагубного влияния. Позже Елена Кирога вспоминала, что в детстве часто чувствовала себя одинокой, не такой, как все. Это ощущение одиночества войдет лейтмотивом в ее автобиографическую книгу "Грусть".

С 1950 года, после того как она вышла замуж за историка Дальмиро де ла Вальгому, Елена Кирога живет в Мадриде, но ее родная Галисия с прекрасными пейзажами и простыми тружениками остается одной из сквозных тем творчества. Недаром, по признанию писательницы, самым радостным для нее оказалось сообщение о том, как встретили в Галисии известие о ее избрании в Испанскую Академию: "Люди выбегали на улицу и кричали: "Победила Кирога, победила Кирога!" И это значило для меня больше, чем все до сих пор полученные поздравления..."

Приход Елены Кироги в художественную литературу ознаменовался премией имени Эухенио Надаля, полученной ею за роман "Северный ветер", изданный в 1950 г. Кстати, первой женщиной-писательницей, награжденной этой премией, была Кар мен Лафорет, современница и ровесница Е. Кироги (она получила ее за роман "Ничто", 1944). Премией Надаля отмечались и произведения Аны Марии Матуте и Долорес Медио.

Если литературный дебют Е. Кироги — повесть "Звучащее одиночество" (1948) — остался незамеченным, то роман "Северный ветер" в течение одного только года выдержал подряд три издания. Написанный в традициях костумбризма XIX века, он посвящен сельской Галисии. Критиков покорили литературный стиль произведения, тонкость живописных зарисовок и богатство оттенков в изображении характеров. Эти качества свойственны и последующим работам Е. Кироги.

Интенсивный, настойчивый поиск собственной манеры ощутим в следующем большом романе писательницы "Кровь" (1952). Это своеобразная семейная сага, оригинальность которой зиждется на выборе рассказчика — "хроникера". В его роли выступает старое каштановое дерево, растущее напротив окон родового замка. Оно свидетель радостей и несчастий обитателей замка, игр детей, любви и ненависти взрослых, их привычек и причуд, предательств и преданности, смертей и рождений. В этой необычной летописи четырех поколений семейства все время подчеркивается мотив предначертанности в судьбе многих персонажей, "голос крови", определяющий их поведение. При этом читатель знакомится с целой галереей ярко вылепленных, не похожих друг на друга образов: романтическая фигура сурового и гордого Амадора, больше жизни любящего море, его жизнелюбивая темпераментная дочь Амалия, слабовольный и меланхоличный внук Хавьер... В изображении этих и других характеров книги преобладает романтическая приподнятость и даже порой экзальтированность, иногда автор впадает в риторику или мелодраматичность. В целом книга написана в духе традиционного событийного романа, однако специфическое авторское "я" каштанового дерева видоизменяет привычный ход романного изложения. У дерева возможность видеть и слышать происходящее ограничена: это сад и верхняя комната в башне замка, когда в ней открыты окна. Такой эффект фрагментарности в описаниях, внезапность обрывов, кинематографические "затемнения" создают некую таинственность, загадочность, обостряют интерес читателя, заставляя его домысливать некоторые детали и факты. Кроме того, эта экзотическая повествовательная перспектива позволяет раскрыть тонкое и глубокое чувство природы, присущее писательскому дарованию Кироги, ее умение поэтично и любовно передать на страницах романа жизнь растений как независимый и сложный мир. Правда, зачастую ощущается некоторая искусственность в философских размышлениях каштана относительно поведения людей, их обычаев и нравов в сравнении собственным образом существования дерева.

Оба первых романа Е.. Кироги — и "Северный ветер", и "Кровь" — обращены в прошлое, и только в третьей своей книге "У каждой улицы своя жизнь" (1954) автор сталкивает испанского читателя с современностью и современниками.

Тема современной, послевоенной Испании в период 50-х годов характерна для многих произведений молодых испанских прозаиков, с именами которых связано обновление национальной литературы, пережившей тяжелый кризис в 40-е годы, время репрессий и утверждения франкистского режима. Проза Санчеса Ферлосио, Аны Марии Матуте, Хуана и Луиса Гойтисоло, Лопеса Пачеко и многих других являла собой правдивое свидетельство времени, попытку разоблачения трагических последствий гражданской войны, "крестового похода", как принято было называть ее во франкистской Испании. Парадно-оптимистической официальной идеологии, насаждаемой фалангистами в литературе и искусстве, первыми отважились противостоять писатели, создавшие течение так называемого "тремендизма" (от испанского слова "ужасный", "страшный"): Камило Хосе Села и Кармен Лафорет. В их программных романах "Семья Паскуаля Дуарте" и "Ничто" приоткрылась страшная реальность с ее жестокостью и насилием, с безмерным одиночеством человека во враждебном ему обществе. Авторы, еще не осмеливаясь открыто на социальный анализ действительности, делали это опосредованно, показывая безрадостно-гнетущую атмосферу испанского общества, апеллировав главным образом к эмоциям читателя.

На смену тремендизму, расцвет которого связан с первой половиной 40-х годов, пришел "объективный", или "социальный", роман 50-х. Его представители провозгласили своей задачей протокольно-репортажное изложение событий, отказ от психологизма, авторских рассуждений и комментариев, отдавая предпочтение точности детали, диалогу, документальности повествования. Это был немаловажный шаг в раскрытии объективного положения в стране.

Творчество Елены Кироги, много и плодотворно работавшей именно в 50-е годы, не укладывается в рамки того или иного направления испанской литературы, хотя оно и вбирает их некоторые черты. Кирога шла своим путем, упорно совершенствуя технику письма, оттачивая мастерство в создании психологического портрета: так, социологичность отдельных ее произведений, перекликающаяся с объективным романом, неизменно сопряжена с психологической разработкой характеров персонажей. В своей творческой эволюции писательница испытала влияние, можно сказать запоздалое, тремендизма. В соответствии с концепцией этого течения выстроен ее роман "Маска" (1955), опубликованный уже после книги "У каждой улицы своя жизнь". Над героем "Маски" Моисеем Эстебесом тяготеет страшное проклятие собственной совести: он повинен в смерти матери во время гражданской войны, и об этом его предательском поступке не знает никто. И сам Моисей, и окружающие его нарисованы как существа, обуреваемые темными страстями, словно ведомые по жизни силами зла. В романе показаны члены семьи, спаянной не любовью, а взаимной ненавистью, презрением, завистью и прочими чувствами, призванными не скреплять, а разъединять души людей. То, что случилось в прошлом, в пору гражданской войны, навсегда искалечило жизнь и психику Моисея Эстебеса, калечащего в свою очередь и души других; в частности, он избирает своей жертвой боготворящего его двоюродного брата Агустина и всячески измывается над ним.