Час Предназначения - Джеймс Гарднер

Джеймс Алан Гарднер

Час Предназначения

Линде: если меня собьет вдруг автобус, тебе не придется дочитывать эту книгу

Спасибо все той же группе писателей (Линде Карсон, Джону Макмалину, Дейву Тиллу) за те первые отзывы, которые я получил, как только еще теплые страницы начальных глав появились из принтера. И Роберту Дж. Сойеру, Ричарду Кёртису и Дженифер Брехл, которые прочитали весь роман целиком. И Шелли Гетц, которая сообщила мне, как называется эта маленькая выпуклость на позвоночнике (пока она делала мне УЗИ сломанной ноги… но это уже совсем другая история).

В заключение я благодарю Криса Блайта, Эрика Бристова, Дункана Бристоу и Ларри Хэкмана, которые первыми прошли со мной путь от Тобер-Коува до Кипарисовой топи.

И да сгинут навеки дикобразы!

Глава 1

СЕТКА ДЛЯ УТКИ

В ночь перед Предназначением я сидел на покрытом засохшей грязью бревне посреди болота в обществе лягушек и рыб, ожидая, когда боги пошлют мне утку. В детстве я провел здесь немало времени, упражняясь в игре на скрипке. Возможно, старики-москиты до сих пор рассказывают своим личинкам про человеческого детеныша, который был настолько увлечен извлечением всевозможных нотных сочетаний из струн своего инструмента, что ему даже некогда было прихлопнуть назойливое насекомое. По словам нашей целительницы, она трудилась от рассвета до заката, собирая травы и приготовляя из них снадобья, которыми приходилось смазывать мою кожу каждый раз, когда я вечером возвращался домой.

В то время Кипарисовая топь была единственным местом, где старейшины Тобер-Коува разрешали мне играть, утверждая, будто от звуков моей скрипки у коров сворачивается молоко. Теперь, когда мне исполнилось двадцать, на мою музыку давно уже никто не жаловался, более того, я стал приносить поселку немалый доход: меня посылали в глубь полуострова на свадьбы, праздники урожая и весенние торжества, где удавалось зарабатывать впятеро больше любого рыбака или фермера. Мой приемный отец рассказывал, что старейшины время от времени спорили о том, кому из них я больше всего обязан своими успехами; но на самом деле больше всего следовало благодарить стрекоз, быстро обнаруживших, что там, где играет скрипка, всегда носятся полчища москитов, которыми можно наесться до отвала. Можно сказать, они спасали меня от этих кровососов… и даже сейчас стрекозы Кипарисовой топи прилетали на звук скрипки, словно дети, услышавшие зовущий к обеду колокольчик.

Сидя на бревне, я подумал о том, не взять ли смычок и не сыграть ли в честь стрекоз благодарственную серенаду. Естественно, скрипка была со мной – я никогда не покидал дом без нее, даже отправляясь выбирать рыболовные сети, что являлось моей ежедневной работой. Скрипка значительно облегчала мне жизнь: как правило, в середине дня кто-нибудь обязательно говорил: «Фуллин, сыграй, чтоб стало веселее». И следующие часа два я наигрывал мелодию «Девушка и голодный свинопас», пока остальные гнули спины. Все считали, что это вполне честная сделка.

Взяв скрипку, я начал мягко водить смычком по струнам, как вдруг с дальнего конца болота до меня донеслась песня:

Я приду к тебе зимой,И хотя все вокруг будет лежать в снегу,Холода мы не почувствуем…

Каппи, романтическая душа. В те годы, когда она была мужчиной, ее прекрасный бас, рокочущий и проникновенный, напоминал рыдания Господина Грома над погибшим сыном. Я много раз говорил, что подобный голос мог бы приносить немалые деньги, стоит лишь приложить немного усилий. Но теперь женщина-Каппи обладала отвратительным голосом – тонким, словно тростинка, готовым сорваться на следующей же ноте. К великому сожалению, именно в этом облике она полюбила петь, прежде предпочитая молча сидеть у костра, угрюмо уставившись на огонь.

Я проведу с тобой всю весну,И пусть дует влажный ветер с северо-запада,Сырости мы не почувствуем…

В последнее время она пела каждый день слезливые сентиментальные песенки, причем манеру исполнения, похоже, позаимствовала у некоей особы из бродячей труппы, пару недель назад посетившей Тобер-Коув. Тогда по просьбе публики я поднялся на сцену, чтобы аккомпанировать певице, которая изо всех сил пыталась возбудить нездоровую страсть у собравшихся на площади мужчин. Вы наверняка догадываетесь, о чем идет речь, – когда певица зазывно, как ей кажется, виляет бедрами, и не поймешь, то ли она поет, то ли просто страстно стонет. Поскольку я находился на сцене рядом с ней, большая часть этих призывов была адресована мне, впрочем, я старался их попросту не замечать. Певица прижималась ко мне, а я думал лишь об одном – чтобы случайно не попасть ей смычком в глаз. Каппи, похоже, почему-то решила, что сумеет подобным образом прельстить меня, хотя, признаюсь, она мало походила на профессиональных соблазнительниц с Юга.

Я буду танцевать с тобой все лето,И даже если жара иссушит реки,Зноя мы не почувствуем…

Ее к тому же живо интересовало, какой пол я собираюсь выбрать себе в Предназначение. Патриарший закон строго запрещал обсуждать с кем-либо выбор, но Каппи-женщина пренебрегала любыми законами, считая их бессмысленными и бесполезными – лично для нее. «Мне нужно это знать, как ты не понимаешь! – возмущалась она. – Вдруг мы оба выберем один и тот же пол, тогда о женитьбе не может быть и речи».

Подобный вариант я просто не рассматривал. Впрочем, говорить об этом казалось мне жестоким, но желание раз и навсегда объясниться возникало, едва лишь она спрашивала, насколько сильно я ее люблю, причем данный вопрос задавался неоднократно.

Я давно перерос Каппи. Меня знали на всем полуострове Бруйс и хорошо платили за музыку – коза за вечер, овца за день, корова за праздник. И мне не хотелось, чтобы нас видели вместе. Ее любовные песни и попытки соблазнения не вызывали никаких чувств, кроме жалости, какую испытываешь к старому покалеченному псу, все еще пытающемуся гоняться за кроликами.

Я буду держать тебя за руку всю осень,И когда сияние солнца потускнеет,Наша любовь все же не оставит нас,Наша любовь не оставит нас…

Песня закончилась. Мне хотелось крикнуть: «Хватит обманывать себя и мучить других!» – но, конечно, я промолчал. Иначе Каппи сразу прибежала бы ко мне, спрашивая, что я имел в виду, или в очередной раз требуя, чтобы мы поговорили о нашем будущем, «пока еще не поздно!». И это было последним, чего бы я желал. Любая попытка завести разговор на подобную тему вынуждала меня изобретать все новые и новые способы, чтобы увильнуть от ее вопросов.