Житие архиерейского служки - Виктор Шкловский

Виктор Борисович Шкловский

Житие архиерейского служки

Рождение оного

В 1751 году через город Севск, на сотнях подвод проехали гетман малороссийский Разумовский и епископ Кирилл, человек тоже труднозабываемый.

В 1752 году в семье священника Ивана Добрынина родился и был крещен именем Гавриил мальчик.

Младенец этот нашел в священном звании из родственников своих двух дедов и отца.

Дед священничал в Севском уезде, в пятистах верстах от Москвы, в селе Родогоже, на реке Нерусе, а другой дед, по матери, – в том же уезде, в селе Неваре.

Мальчик рос. В 1756 году родогожский дед его уехал в Москву для окончания тяжебного дела с соперниками своими. А в 1757 году, апреля двенадцатого, умер Иван Добрынин.

Сейчас же при вести о смерти сына старик впал в горячку.

Плакал Гавриил Добрынин на реке Нерусе, жалко ему было отца.

Жить было нечем. Нужно было ехать к другому деду, неварскому.

Переселение к деду

По прибытии к деду неварскому жил у него Гавриил почти год, и исполнилось ему шесть лет.

Велел дед ему положить в землю три поклона перед иконой, и начали они вступление в науку азбуки.

А наука его была свирепая. Говорилось тогда, что ангельское нужно терпение ребенку для того, чтобы научиться складывать слово «ангел».

Учение было замысловатое. По регламенту Славяно-греко-латинской академии оно состояло из фары – класса, где учили читать и писать по-латыни, инфимы, где преподавали славяно-русскую и латинскую грамматику, синтаксис, риторику, философию и богословие.

Префект оной академии по регламенту должен был быть не весьма свиреп и не меланхолик.

Доучивались в академии до вопросов, где сотворены ангелы, могут ли они приводить в движение себя и другие тела, как они мыслят и понимают – посредством соединения, различения или как-нибудь иначе, а также каков объем ангела. Но Гавриил Добрынин до этой высокой ступени не достиг. Говорится, что доброе начало – половина дела. Неварский дед кончил дело на этой половине. Между тем из Москвы прибыл родогожский дед. Прибыл он в севский Спасский монастырь для тяжбы своей с неприятелями.

Природа вложила в него сердце мягкое, хотя и кляузное. Поэтому написал он письмо о присылке ему внука в Севск.

Но неварский дед не находил надобности отягощать себя нарочною подводою.

Жребий Гавриила колебался между двумя дедами немалое время.

Наконец, после светлого праздника, на десятую пятницу, решила судьба послать Гавриила в Севск.

В день этот бывает в Севске ярмарка. И на ярмарку эту послал неварский священник племянника своего Степана за сухой рыбой, называемой таранью, а заодно поручил ему и отвезти внука. Мать Гавриила осталась пока при своем отце.

Переселение от одного деда к другому

Родогожский дед, увидев внука, схватил его на руки с восхищением и, прижимая к груди, называл оставленной ему от бога на утешение отраслью и другими именами.

Дед был по натуре боек, памятлив, понятлив, горяч, предприимчив, неустрашим в злоключениях и терпелив в горестях.

Долговременные по присутственным местам иски правосудия против злодейских и разбойничьих на него нападений послужили ему к знанию в судоведении, и ежели бы ему да образованность, то был бы он человек государственный.

Родогож принадлежал графу Чернышеву, а управляем был смоленским шляхтичем Краевским.

Краевский, злобствуя на деда по причине его судебной предприимчивости, а может быть и за любовную предприимчивость, захватил его насильно, затащил в конюшню и мучил там насмерть.

Рано умерла жена родогожского деда.

По правилам, у священника второй жены нет, а должен быть вдовец монахом.

Потащили деда до монастыря. По монастырям тащил он свою тяжбу с Краевским.

Тоска держала родогожского деда.

С тоски познакомился он с рукоделиями – столярничал, портняжничал, переплетал. По вечерам сидел дед под деревом с внуком.

Уже заперты монастырские ворота.

Не для старика подстенные лазы, а вечер хорош.

И тут под деревом пел запертый старик любимую свою песню:

Ах! Как трудно человекуЖить без счастья в младом веку.Печаль тяжко сокрушает,Сердце в скорбех всегда тает.Ах, младые мои лета,Что дражайши всяка цвета!В несчастии уплывают,Дряхлу старость ожидают;Когда ж пройдет цвет младости,Не чаешь быть уж в радости.С весны зима неприятна.Ах! Жизнь наша так превратна!В старом веке нет покою,Только болезни с бедою;Тогда счастье хоть бы было,Уж в старости не так мило!Счастье, где ты пребываешь?Или с зверьми обитаешь?Перестань, счастье, со зверьми жити,Прийди бедну послужити.

Смысл этих стихов понятен.

Под опекой деда прожил Гавриил в монастыре почти три года, и научился он не только читать, но даже и писать.

Архимандрит, прослышав об этой образованности, подарил Гавриилу старый свой полукафтан из зеленой китайки на вате.

Перешили этот самый кафтан, и стал сам Гавриил похож на архимандрита.

Сей архимандрит именовался Иннокентий Григорович. Был он из казначеев Троице-Сергиевской лавры. А после Севска переведен в серпуховский Высокий монастырь.

Наступило в монастыре междуцарствие.

Есть греческое слово «стомах».

Стомах – значит желудок.

И есть послание апостола Павла к Тимофею: «Не пей воды, но мало вина приемли, стомаха ради твоего».

В силу этого текста пили монахи ради стомаха.

Священное писание – вещь мудрая.

Например, существует предписание о постах.

Но существует и другое предписание – что в гостях нельзя отказываться от пищи, даже скоромной.

Поэтому, когда требует стомах скоромной пищи, ходят монахи друг к другу в гости по кельям.

Едят, запивают.

В таких упражнениях случилось в один вечер старому монаху Илиодору поссориться с дедом Гавриила.

После этой ссоры дед лег спать и положил внука подле себя. Но чернец не был забывчив.

Когда погасили свечу и все позаснули, взял чернец полено и прошел в комнату деда.

Удар пришелся по Гавриилу.

Гавриил закричал.

Вздули свет, все встали.

В междуцарствие управлял монастырем казначей, отец Савва Требартенский. Дело слушалось ночью. Разбудили другого старца монастырского, Варфоломея, пошли по комнатам со светильниками. Чернец был схвачен, биение сердца его выдавало. Сам он чинил запирательства.

Дед настаивал, чтобы черноризца допрашивали под пристрастие – или он такой напишет донос, что завтрашний день и судимый и судьи забраны будут в севскую провинциальную канцелярию.

Судьи этими выговоренными с гневом словами были напуганы. Ключник был совсем безграмотный, а у казначея дед вел приходные и расходные книги и все дела, значит, знал.

А допрос с пристрастием – это допрос в пыточном отделении, называемом также немшонной баней.

Допрашивали при дыбе, а дыбой назывался прибор для подвешивания. К ногам человека привязывали бревно, а на бревно становился палач.

А по спине допрашиваемого водили зажженным веником и били кнутом.

Снимали с дыбы, вправляли руки.

Пытали до трех раз, и звалось это – служить три обедни.

Пытка наказанием не считалась, а считалась только средством узнать истину.

Вот почему испугались судьи, и выдали они чернеца деду головой.

Чернец пал деду в ноги.

Дед настаивал, что по монастырскому уставу должен быть наказан чернец трапезными четками, а трапезные четки состояли из тяжелых шаров, нанизанных на веревке длиной почти в аршин. Били этими четками с медленным прочтением трех раз покаянного псалма.

Чернец запросил пощады и во избежание большего зла просил наложить на него цепь. Постановили: возложа на обидчика цепи и рогатку, посадить его в пустую башню на неделю, чем и кончилось все действие.

Монастырские же оковы были более чем полуторапудовые, а рогатка – это железный обруч с тяжелой железной палкой, вбок идущей.

Рогатка не давала человеку ни лечь, ни встать.

Сидел чернец в башне, и какие песни он там пел, неизвестно.

Приехал в это время новый архимандрит, старец Пахомий.

Человек старый до дряхлости. Не успел он водвориться в своих покоях, как произошло на него большое среди монахов недовольствие.

Недовольствие это было в двух пунктах.

Пахомий по дряхлости в праздничные и торжественные дни не просил братию к себе на водку.

Пахомий уничтожил печение по субботам блинов, а по воскресеньям пирогов.

Донос взялся составить монастырский служка Семен Малышев. Этот человек, несмотря на молодость свою, соревновал по славе родогожскому деду и не менее того считался искусным в приказных делах. Искусство это приобрел, будучи в бегах и проживая в городе Кинешме в качестве слуги у тамошнего воеводы, которого ябедничеством своим довел до Тайной канцелярии.

Опытный этот человек уверял монахов, что архимандрит богопротивник и нужно крикнуть на него по первому и второму пункту.