Москва необетованная - Галина Полынская

Галина Полынская

Москва необетованная

Часть первая

Все имена и действующие лица вымышленные,

любое сходство с реальными людьми

и событиями является случайным.

Эпизод 1

Петрушевич и сыновья

«Дилижанс – какое красивое слово!» – подумал Лев Петрушевич, перепрыгивая через большую мутную лужу. Приземлился он на самый край и лишь слегка забрызгал грязной водой чистенькую обувь. «Жизнь прекрасна!» – радостно подумал он, энергично постучал ботинком о ботинок и поспешил к большому старому зданию, в подвале коего размещалась крошечная фабрика, а на первом этаже вполне процветал магазинчик, торговавший продукцией этой фабрики. Все это являлось собственностью г-на Петрушевича, о чем и сообщала вывеска, тщательно сделанная под дореволюционную: «Петрушевичъ и сыновья. Светильники и люстры на любой вкусъ».

Лев имел трогательную слабость ко всему старинному и дореволюционному, и частенько сокрушался, что не родился в те времена, когда он мог быть барином и ездить на извозчике. Эта страсть была похожа на давнюю детскую неосуществимую мечту, глуповатую и милую. Семье его странность не мешала.

Младший сын обожал отца и его причуды, ему нравилось жить в придуманном мире Льва, жена считала, что лучше супругу в барина играть, чем пить как все соседи, вот только старший сын Никита стыдился отца и его фантазий, страстно ненавидя все, что связано с фабрикой и магазинчиком.

Полюбовавшись на вывеску, Лев толкнул стеклянную дверь, звякнул колокольчик, и Петрушевич оказался в утреннем полумраке магазинчика. Никита стоял у окна, куря в форточку, младший Дмитрий сидел за прилавком и вертел в руках странную конструкцию непонятной формы.

– Доброе утречко, сынки! – поприветствовал их Лев, расстегивая пуговицы серого драпового пальто.

– Доброе, – вяло ответил старший, выпуская в окно дым.

– Привет, пап, – кивнул младший, не отрываясь от изучения странной штуковины.

– Опять у тетки ночевали, скоро дом совсем забудете, – Лев пристроил пальто на вешалку и одернул серый пиджак, ладно сидевший на круглом упитанном животике.

– Уж такое забудешь, как же! – ядовито усмехнулся Никита.

– Мы просто засиделись до темноты, пап, – Дмитрий посмотрел конструкцию на свет.

– Открываться пора, – Лев зажег свет и с удовольствием взглянул на развешенные под потолком светильники и люстры на любой вкус.

Вообще-то вкус у покупателей должен быть очень уж неприхотлив, потому что светильников имелось всего четыре вида, а люстр ни одной. Пройдясь веничком по полу и сухой тряпочкой по витрине, где красовались все те же творения, что и под потолком, Лев занял свое место за прилавком. Магазинчик тоже был частью его придуманного мира, любимой игрушкой, доставшейся в наследство от какого-то дальнего родственника.

Вскоре пришли рабочие фабрики – Саша, Илюша и Тима, трое тихих застенчивых алкоголиков, преданно любящих Льва за то, что неизменно в конце рабочего дня он платил им деньги. Поздоровавшись, они, как тени, скользнули в неприметную боковую дверку и неслышно спустились по лесенке, ведущей в подвал.

– Дела идут отлично! – сказал Петрушевич, вдохновенно глядя в окно на промозглое мартовское утро.

Он произносил эту фразу ежедневно, как какое-нибудь магическое заклинание. Кто знает, может, именно поэтому его светильники раскупались? А может и потому, что жизнерадостный Лев распространял вокруг себя столько всего положительно-притягательного, что люди просто не могли пройти мимо. Они заходили в магазинчик и там их с распростертыми объятиями встречал симпатичный, излучающий радость и благополучие продавец. И как уйти, ничего не купив? Надо же сделать человеку приятное!

Лев взял из ящичка под прилавком мягкую кисточку и принялся смахивать ею пыль со светильников на витрине. Эти фонари были сделаны из темно-серой пластмассы и украшены трудно прикрепляемыми завитушками. Называлось такое творение «Вечерняя элегия». Рядом стояла «Ночная элегия» – с пластмассой потемней и завитушками, чем-то напоминающими шаловливые рожки.

– Пап, посмотри-ка, – Дмитрий подошел к отцу, – смотри, кажется, я новую форму светильника придумал.

Лев с интересом уставился на непонятную, явно хрупкую конструкцию.

– Я назвал его «Преломление судьбы», – вдохновенно произнес мальчик, – вот здесь будут разноцветные стекла! Вот только я еще не придумал, куда вставить патрон.

Никита незамедлительно посоветовал, куда именно и, не слушая укоры отца, громко хлопнул неприметной дверью, и прогрохотал по ступеням в подвал.

– Не обращай на него внимания, пап, – сказал Дима, осторожно укладывая свое изобретение на прилавок, – у него переходный возраст.

Лев улыбнулся и погладил сына по светлым волосам. Колокольчик у входа тихо звякнул, в магазин вошел первый покупатель.

– Доброе утро! – радостно воскликнул Петрушевич, думая о том, что на следующей неделе надо бы начать выпуск матовых плафонов, расписанных неподражаемыми цветами. Лев поднял голову, взглянул на посетителя и остолбенел.

Эпизод Zеrо

Лидия Семеновна Швах

Эта старая, высохшая, похожая на тщательно обструганный осиновый кол дама, наводила суеверный ужас на всю округу. Кажется, Лидия Семеновна была потомственной аристократкой и никогда не опускалась до общения с остальным миром. Одевалась она в строгие блузки одного и того же фасона: глухой воротничок с маленькой оборочкой и огромная брошь. Казалось, это украшение специально крепилось там, чтобы поддерживать острую птичью голову Лидии Семеновны, убери ее, и голова тут же отвалится, как сучок, давным-давно изъеденный изнутри жучками. Так же Лидия Семеновна носила длинные узкие юбки черных или коричневых цветов и старомодные туфли на низком, аккуратно подбитом каблучке.

В любую погоду, утром, днем и вечером она выводила на прогулку свою собачку. Какой она была породы никто не знал, – напоминала собачка смесь французского бульдога и пекинеса и, несомненно, тоже являлась потомственной аристократкой. И имя у нее, конечно же, было более благозвучным, чем-то, что слышалось гуляющим во дворе – то ли Водка, то ли Глотка.

Когда Лидия Семеновна прогуливалась вокруг большой дворовой клумбы, вокруг нее, казалось, затихало все – и крики детей, и голоса, и даже ветер с птицами. С застывшим выражением лица, бесцветными стеклянными глазами, она бесшумно ступала по дорожке так, словно в целом свете кроме нее никого никогда больше не существовало. Сделав четыре круга, она возвращалась домой. С ее приближением смолкали все сидящие у подъезда старушки. Они провожали Лидию Семеновну настороженными взглядами и украдкой облегченно вздыхали, когда ее прямая спина исчезала в темноте подъезда. В душе они боялись, что однажды Лидия Семеновна остановится, что-нибудь скажет, и сказанное ею, несомненно, будет пророчеством, которое исполнится незамедлительно. В том, что вокруг Лидии Семеновны днем и ночью кружат и веют темные силы, не сомневался никто, даже учитель физики из сорок девятой квартиры. Он же и утверждал, что Лидия Швах, презрев все известные человечеству законы, живет уже четыреста лет и, наверняка, – вампир.