Прототип - Георгий Арамаисович Веролайнен

Георгий Веролайнен

Прототип

Отражение иногда показывает больше, чем отражающий его объект.

Москва, 2055 год

***

Глухая темнота окутывает ее. Не слышно ни единого звука. Зияющая пустота вакуума.

– Дыши! – Его тихий уверенный голос в этой звенящей тишине возвращает ее в реальность.

Вдох. Выдох. Она вне времени и вне пространства.

– Не спеша открывай глаза, – продолжает он. Она улавливает едва заметную тревогу в его голосе. Дрожь в связках, которую только ей под силу распознать.

– Не бойся, все в порядке! – говорит он ей. Но явно успокаивает самого себя.

Она медленно открывает глаза. Свет взрывает тьму вокруг. Она стоит посреди залитой солнцем поляны, наполненной звуками леса. Пение птиц, тихое перешептывание листвы, звенящий озон воздуха.

Она видит себя – свое отражение в огромном зеркале, будто на прозрачных нитях левитирующем над землей. Испуганные голубые глаза, слегка вздернутый нос, тонкие губы, поджатые от волнения.

Краем глаза она улавливает едва заметное движение. Синий мотылек кружит рядом, меняя свой окрас с каждым взмахом крыльев. Взмах – и синий цвет переходит в нежно-голубой. Еще взмах – голубой в зеленый. Описав дугу, мотылек садится на ее вытянутую руку. Она подносит его к своим широко открытым глазам и улыбается. Искренне, нежно, как умеет только она.

Перебрав весь цветовой спектр радуги, мотылек становится огненно-красным. Она пристально наблюдает за ним, почти не моргая. И вдруг прищуривается, словно что-то попало в глаз. Пытается проморгаться. Ее веки двигаются быстро-быстро, то открываясь, то закрываясь. Она начинает резко трясти головой, пытаясь избавиться от чего-то невидимого. Стремительно взмахивает руками. Мотылек едва успевает взлететь и теперь кружится рядом.

Она трет глаза, все сильнее и сильнее. Что-то в них причиняет ей невыносимую боль. Они нестерпимо горят – как от песка, или от черного перца, или от жара огня.

Поляна вокруг начинает полыхать, искривляясь в пространстве в алых языках пламени. Огонь стремительно пожирает красоту, которой она только что наслаждалась. Рама зеркала лопается от жара, стекло темнеет и расслаивается. Паутина трещин покрывает всю его поверхность. От боли она кричит. Все громче и громче, пока крик не сливается с треском огня. Ее искаженное от боли и ужаса лицо отражается в осколках зеркала.

Мотылек летает вокруг, резко взмахивая крыльями. Они меняют свой окрас и искрятся помехами, как плохо настроенный телевизор. Помехи становятся все сильнее. На очередном взмахе мотылек вовсе теряет цвет и рассеивается в воздухе бесцветными пикселями.

Она продолжает неистово тереть глаза. Наконец отдергивает ладони от лица, поднимает голову к небу, и из ее груди врывается крик боли, ужаса и отчаянья.

Все вокруг горит, рассыпаясь на пиксели технических помех.

– Варя! Варя! – его голос растерял всю напускную уверенность. Только страх и тревога.

Она оборачивается – в материи леса зияет дыра. Будто что-то прожгло ее в визуальной проекции природы, нарушило целостность виртуальной ширмы. Он стоит посреди этой бреши, окруженный проводами, мониторами, людьми в белых халатах. Она не видит их глаз, скрытых за обезличивающими пластиковыми визорами. Только его глаза. Он смотрит на нее c ужасом. Их взгляды встречаются, и она снова кричит. В последний раз…

Макар резко открыл глаза, пытаясь понять, где он. Вокруг была полная темнота. Он все еще слышал крик. Несколько мгновений потребовалось, чтобы понять – это не крик вовсе: снова сработал предупреждающий сигнал тревоги. Он слился во сне с фантомом из прошлого.

Осталось несколько секунд, пока они будут здесь. Макар заставил себя вскочить с кровати, весь мокрый от тревожного сна. Схватил с подушки визоры, накинул на лоб, не опуская на глаза. Включил ночник. Светлее стало ненамного. Но тусклого луча хватило, чтобы в два прыжка добраться до окна. На подоконнике стояло что-то, скрытое защитным куполом. Макар резко поднял купол: под ним оказалась пустая клетка для грызуна.

– Опять убежал, засранец. Как ты это делаешь? – в голосе звучало беспокойство.

К счастью, зверек сидел рядом с клеткой. Серый любопытный мышонок с черными глазками-точками. Невозмутимый, словно он – хозяин этого дома. Макар нежно взял любимца, привычным движением открыл клетку, отправил туда мышонка и снова накрыл ее куполом.

– Кхм.

За спиной послышался чей-то кашель. Макар повернулся на пятках, и визоры сами упали ему на нос. Емельянов, собственной персоной. Как всегда, в своем дурацком сером кителе. Одновременно сливается с темнотой ночи и будто вырезан по своим очертаниям, как телекартинка со сбитой настройкой контрастности. Подтянутый. Руки за спиной. Старается держать лицо, быть максимально отстраненным.

– Уже с утра не даешь нам расслабиться.

– Мне казалось, вы любите ранние подъемы.

Им обоим явно было неловко от этого разговора.

– Пришло сообщение о запрещенной форме жизни.

– Возможно, это я.

Ни тени улыбки на его лице. Неловкая тишина. Напряжение в воздухе.

– Система сбоит. Больше такого не повторится.

– Пожалуйста, я очень не хочу высылать к тебе группу чистильщиков.

– Не придется, обещаю.

Еле заметно Емельянов кивает. И растворяется в воздухе, как еще один кошмарный фантом этой ночи.

Облегченно выдохнув, Макар снял визоры и подошел к окну. Одернул плотную серую занавеску. Сквозь мутное стекло едва можно было разобрать мрачные очертания старого города: полуразрушенные дома, голые деревья, тусклое зарево солнца над ними. Макар прислонился лбом к стеклу, и визоры больно впились ему в лоб.

Простояв так несколько секунд, Макар снова снял защитный купол с клетки. Мышонок невозмутимо грыз печеньку.

– Засранец, погубишь нас обоих.

– Мне кажется, ты опять опаздываешь. – Нежный, но звонкий голос неожиданно громко звучит в пустоте комнаты за его спиной.

– Который час?

– Семь часов сорок семь минут. Ближайший поезд будет через двадцать три минуты, – покорно отзывается она, – тебе нужно торопиться, чтобы успеть на поезд, – ее голос звучит умиротворенно, без лишних эмоций, контрастируя с его резким тоном. – Пожалуйста, надень их.

Он не отвечает. Надевает визоры и переводит взгляд на окно. Стекло перестало быть мутным, теперь оно прозрачно-чистое. Ни намека на серые дома и голые деревья. Вместо них – яркое солнце и чистейшее голубое небо, не свойственное Москве. Между башнями домов светло-песчаного цвета мчится сверкающий в лучах солнца скоростной поезд. Совсем без звука. Город вообще потерял все свое техническое дыхание, будто кто-то включил бесшумный режим. На месте защитного купола с клеткой на подоконнике красуется нарочито зеленый фикус в кадке.

– Варя, какая погода сегодня? – сухо спрашивает Макар, словно не доверяя тому, что видит.

– Сегодня в Москве от 5 до 7 градусов тепла. Небольшой дождь, – ответ резко контрастирует с солнечным безоблачным утром за окном.

Макар проводит рукой перед собой. Появляется интерактивное меню «Выбор пейзажа». В выпадающем списке он нажимает на «Актуальный».

– Реальная картина за окном может вогнать тебя в тоску, – с нежностью отзывается Варя.

Но Макар не отвечает, и пейзаж за окном меняется. Вместо яркого солнца появляется серое небо мегаполиса.

– Включить утреннее шоу? – все так же бодро, будто заученно, спрашивает Варя.

Макар продолжает игнорировать ее. Закрывает окно интерактивного