Женитьба Эдды - Франсис Бебей

Франсис Бебей

Женитьба Эдды

Франсис Бебей — камерунский писатель. (Род. в 1929 г.) Окончил технический коллеж, изучал литературу и журналистику в Сорбонне и Нью-Йоркском университете. Работал на радио в Аккре (Гана) и Лагосе (Нигерия). До недавнего времени был сотрудником отдела информации ЮНЕСКО в Париже. Профессиональный гитарист, композитор, автор исследовательского труда «Музыка Африки» (1969). Советскому читателю известен по повести «Сын Агаты Модио» (1967, рус. перев. 1974), удостоенной в 1968 году Большой литературной премии Черной Африки, и рассказам, опубликованным на языке оригинала в сборнике «Помехи и прочее» (1968). Автор романов «Ашантийская куколка» (1974) и «Альбер, король Эффиди» (1976).

Больше всего на свете юному Эдде хотелось завести жену, притом жену собственную, которая бы всецело принадлежала ему, обслуживала его, держала в чистоте хижину, готовила еду — словом, делала все, что ей полагается.

Нколло тоже хотелось завести жену. Разумеется, не себе, поскольку Нколло приходился Эдде отцом, а мать юноши была жива. Мужчина не женится вторично, пока первая жена не умерла и находится при нем, если, конечно, она не отравляет ему чрезмерно существование и сумела родить наследника. Наследнику мужчина всегда рад, даже если отлично знает, что ему нечего завещать сыну. В каждом человеке живет инстинкт продолжения рода, который даже у самого ничтожного субъекта вызывает стремление оставить в этом мире след, прежде чем предсмертный вздох окончательно развеет его надежды.

Нет, не себе искал Нколло жену, он хотел найти супругу сыну, а вместе с тем и всему нашему роду. Так ведется у нас в деревне испокон веков: никто не бывал еще полновластным хозяином собственной жены. Ни один муж не осмеливался принять какое-либо решение относительно своей жены, не выслушав всех родичей или не спросив мудрого совета почтенного старца Билонго.

Но Эдда вырос в городе у дядюшки Мендуа. А в городе, он убедился, можно командовать женой, ни с кем не советуясь, посылать ее туда или сюда, обращаться с ней ласково или грубо, как захочется. Он одобрял действия дядюшки Мендуа, колотившего жену всякий раз, как она запаздывала с обедом. В городе человек из бруссы в конце концов постигает цену времени. Недаром наша поговорка гласит: город открывает глаза слепому из самой глухой деревни. Эдде выпало счастье познать прелести городской жизни… Невероятное везение!

Вся деревня восхищалась этим молодым человеком, когда он приехал навестить отца. Восхищалась тем, как он одет — совсем иначе, чем его деревенские сверстники; тем, как он смотрит на окружающий мир — вовсе по-другому, чем местные жители; и, наконец, тем, как он превосходно разбирается во всем, что касается белых.

Ну а поскольку все любили его и восхищались им, Эдда вообразил, что может позволить себе делать в деревне то, что допустимо лишь в городе. Он попросил отца подыскать ему жену, которую собирался увезти с собой. Молодым людям нашей деревни никогда не пришло бы в голову требовать жену — они всегда дожидаются, пока отец сам предложит им жениться, а это обязательно раньше или позже случается. Но Эдда считал идиотством предоставлять старикам распоряжаться судьбой молодежи и в одно прекрасное утро заявил, что намерен жениться.

Дядюшка Нколло чрезвычайно уважал сына, воспитанного в городе и знавшего все, что знают белые. Он ничуть не возражал, чтобы мальчик женился в семнадцать лет, на год раньше, чем принято. Нынешняя молодежь так отличается от прежней…

Но отец и сын по-разному представляли себе будущую жену. Одного при выборе невесты заботили интересы племени, другого — свои собственные. Эдда не допускал даже мысли, что его супруга станет когда-нибудь готовить обед его двоюродным братьям, словно она — общая жена.

Как бы то ни было, в принципе вопрос был решен: у молодого Эдды будет жена. Его собственная, как полагал Эдда, его и всего племени, как полагал дядюшка Нколло. Чье мнение возобладает, могло решить только будущее.

И вот дядюшка Нколло отправился сообщить почтенному старцу Билонго о намерении женить сына. Все мужчины деревни были немедленно созваны на большой совет, чтобы решить, из какой деревни следует взять невесту, и обсудить условия женитьбы Эдды. Последние два года мы всех жен брали либо в Афане, либо в Эффиди. Последним женился в нашей деревне Атаби. Как раз тогда мы взяли женщину из Афаны. Ну и ободрали они нас! Никогда еще не платили мы такого выкупа! Афанцы, проведав, что в этом году у нас собран большой урожай, а двое или трое из наших работают в городе, вообразили, что все богатства мира сосредоточены в Мелунди, нашей маленькой деревушке. Мы навсегда запомним эту свадьбу, тем более что супруга Атаби, которая нам так дорого обошлась, никак не являет собой наилучший образчик покорной жены. «Хватит с нас этих афанских индюшек», — твердо решили мы на большом совете у Билонго.

Итак, нам оставалось обратиться в Эффиди или в Заабат.

В деревне уже были женщины из Эффиди, и, признаться, они вполне нас устраивали.

Зато наш опыт с женщинами Заабата оказался неудачным. Тем не менее мы не собирались вновь умолять жителей Эффиди осчастливить Эдду какой-нибудь девушкой. У природы свои законы: не следует постоянно брать жен из одной и той же деревни. Вот и пришлось нам обратиться к жителям Заабата. Они мне совсем не нравились, но, если б я только посмел воспротивиться почти единогласному мнению большого совета, все наши старики, без сомнения, конечно набросились бы на меня. Поэтому я промолчал и только скрестил большой палец правой руки с указательным, моля небо, чтобы нам не пришлось сожалеть о столь необдуманном решении.

И вот как-то утром дядюшка Нколло в сопровождении двух наших молодчиков покинул Мелунди и направился в Заабат, где должен был подыскать сыну супругу. По возвращении он сообщил, что мы все приглашены через девять дней в Заабат.

Путь от Мелунди до Заабата дальний — километров сто. Но что такое сотня километров для таких ходоков, как мы, особенно когда все идут вместе, да еще за женщиной? В нашем походе не участвовал только Эдда. Я всю дорогу спрашивал себя, не решил ли он подшутить над нами. Никогда не знаешь, что этим горожанам втемяшится в голову. Может, ему просто хотелось заставить нас прогуляться? А вдруг он раздумал жениться? Какой позор для нашей деревни, если мы, придя в Заабат, не сможем показать товар лицом, не сможем сказать: «Вот наш молодой человек, он приехал из города. Дайте-ка нам подходящую женщину…» Такие слова произносят особенно торжественным тоном, если среди мужчин в набедренных повязках красуется юноша в брюках цвета хаки. А что нам делать теперь, когда юного Эдды с нами нет?

Мы пришли в Заабат на следующий день, около пяти часов вечера. Была суббота. Переговоры должны были начаться в воскресенье. Всю дорогу ярко светило солнце. Если и завтра нам повезет, мы без всяких трудностей раздобудем Эдде жену. Но куда же запропастился этот паршивец? Его все еще не было, а главное, никто не знал, куда он девался, ни его отец, ни дядя — брат отца, ни тем более мать.

В шесть часов вечера, когда наше беспокойство достигло предела, к великому, но приятному удивлению собравшихся, на площади остановился большой грузовик, из которого, словно куль, вывалился Эдда. Ну и хваты эти горожане, ничего не скажешь!

Ночь я промаялся на циновке, брошенной на земляной пол, и, конечно, не мог сомкнуть глаз; дожидаться, пока запоет петух, пришлось томительно долго. Жители Заабата не придумали ничего лучшего, как устроить предполагаемых свойственников на циновках, валявшихся на голой земле. Я сгорал от желания высказать им свое возмущение во время дружеской встречи, которая должна была состояться наутро. Узнают они у меня, как следует принимать гостей. Я с трудом удерживался, чтобы не вскочить прежде времени, но лунный свет, проникавший в хижину сквозь щели, свидетельствовал о том, что до рассвета еще далеко.

Наконец наступило утро, и все собрались под гигантским манговым деревом.

— Я привел сына — он здесь перед вами, — дабы вы дали ему жену.

Вы, конечно, узнали голос дядюшки Нколло.

— И, как видите, все соплеменники сопровождают меня.

— Послушай, Нколло, — громко обратился я к нему, — скажи нашим хозяевам, что им следует поучиться принимать гостей. Я провел нынче ночь на мокрой циновке, брошенной прямо на землю. Если б я знал, как они меня встретят, я велел бы сыну захватить мою бамбуковую кровать.

— Да что он в самом деле думает, этот тип? Не воображает ли он, что у нас нет кроватей? Послушайте только, что он говорит!.. И откуда такие берутся!

Я поднес огонь к пороховнице, едва мы приступили к переговорам. Нколло понимал, что ничего хорошего из этого выйти не может и Эддина жена обойдется нам теперь вдвое дороже. Но о чем думали эти мужланы, когда положили циновку на холодную землю? По правде сказать, мокрой она не была, эта циновка, но бамбуковая кровать у меня действительно есть, и сын мог бы ее принести.