Счастье - Даниэла Стил

Даниэла Стил

Счастье

Любовь отца – как важно детям!

Их взгляд лучист и чист,

Он полон веры, Любви без меры:

Ведь он такой большой и сильный,

Такой родной,

Всегда желанный и любимый.

В их маленьких сердцах

Он – солнце в небесах.

Они – любовь,

Его и плоть, и кровь.

А как его рука надежна и крепка,

И как сильна, и как верна.

И сам он так красив,

Так бескорыстен, терпелив.

Любовь его чиста и безупречна,

Как солнца луч, ласкает их сердца.

Он сказки оживляет,

С улыбкой приглашает

В волшебный звездолет.

Какое счастье, дети,

Что дэдди[1] есть на свете![2]

Глава 1

Снег валил большими белыми хлопьями – прямо как на иллюстрациях к сказкам, которые Сара порой читала своим детям. Она сидела за пишущей машинкой и смотрела в окно на снег, укрывший лужайку и одевший в белое кружево деревья. Она совершенно забыла про рассказ, за который принялась с утра. За окном все было так живописно, так прелестно. Зимняя сказка – сказочная жизнь в сказочном городке. И люди, окружавшие Сару, тоже были не всамделишными. Ей всегда хотелось отличаться от них, но все-таки это случилось, причем довольно давно. Сара Мак-Кормик, бунтарская натура, в студенческие годы заместитель главного редактора журнала «Кримсон», окончившая Редклиффский колледж в 1969 году с отличием и с сознанием своей исключительности, – уподобилась своему окружению. Произошло это как-то незаметно, постепенно, на это превращение ушло двадцать лет. И вот теперь она Сара Ватсон. Супруга Оливера Венделла Ватсона. Живет в Перчесе, штат Нью-Йорк, в красивом доме, который вот-вот станет их собственным после четырнадцатилетней выплаты кредита. У нее трое детей и собака. Раньше был и хомяк, но он умер год назад. Еще есть любимый муж – милый, дорогой Олли.

Он окончил Гарвардскую школу бизнеса в том же году, что она Редклифф, а полюбили они друг друга, когда Сара училась на втором курсе. Олли был ее полной противоположностью. В те счастливые годы он был консервативен, она – сумасбродна. Он считал оправданной вьетнамскую войну, и одно время Сара ненавидела его за это. Она даже перестала встречаться с ним после выпуска, мотивируя это слишком большой несхожестью характеров. Сама же поселилась в Сохо, попробовала писать и, надо сказать, преуспела в этом. Ее дважды печатали в «Атлантик Масли» и один раз в святая святых – «Ньо-йоркере». Она была талантлива и знала это. Оливер жил в Ист-Энде, на 79-й улице, снимал квартиру вместе с двумя приятелями и, имея степень магистра по специальности «менеджер», смог получить весьма неплохую работу в рекламном агентстве на Мэдисон-авеню. Сара хотела возненавидеть его за конформизм, но так и не смогла. Еще тогда она понимала, как сильно любит его.

Олли говорил, что хотел бы жить за городом, иметь ирландского сеттера, четверых детей и жену, которая бы не работала, Сара же только смеялась над ним. А Олли в ответ улыбался своей неподражаемой мальчишеской улыбкой, которая заставляла ее сердце колотиться, даже когда она пыталась убедить себя, что на самом деле мечтает о мужчине с длинными-длинными волосами... художнике... скульпторе... писателе... короче, «творческой личности».

Оливер, однако, тоже был человеком творческим и умным. Он окончил с отличием Гарвард, и настроения шестидесятых годов никогда его не трогали. Когда Сара принимала участие в демонстрациях, он выуживал ее из полицейского участка; когда она спорила с ним, а войдя в раж, даже обзывала, он спокойно и рассудительно объяснял ей свою позицию. И он был таким чертовски порядочным, таким добросердечным. Он был ее лучшим другом, даже когда раздражал ее. Иногда они встречались в Виллидже или Аптауне, пили кофе или что-нибудь прохладительное или обедали. Олли рассказывал ей о своей работе и расспрашивал о том, что она пишет. Олли уважал талант Сары, но не понимал, почему, выйдя за него замуж, она не сможет оставаться «творческой личностью».

– Замужество – это для женщин, которым нужна поддержка. А я хочу сама о себе заботиться, Оливер Ватсон, – говаривала она и старалась этому следовать. Она работала дежурной в галерее в Сохо, а свободное время посвящала литературному труду. И имела от этого кое-какие гонорары. Иногда.

И вот теперь Сара частенько спрашивала себя, смогла бы она позаботиться о себе сама: зарабатывать на жизнь, заполнять собственные налоговые квитанции и следить, чтобы срок медицинской страховки не истек. За восемнадцать лет их совместной жизни она стала очень зависимой от Оливера. Он брал на себя все мелкие проблемы в ее жизни и большинство крупных. Это было похоже на жизнь в герметично закрытом мирке, где на помощь всегда был готов прийти Олли.

Сара полагалась на него во всем, и чаще всего это ее больно задевало. А вдруг с ним что-нибудь случится? Справилась бы она сама? Смогла бы содержать дом, себя и детей? Иногда она пыталась говорить об этом с Олли, но тот только смеялся и говорил, что ей никогда не придется беспокоиться. Он не нажил состояния, но зарабатывал хорошо и обладал чувством ответственности. Он застраховал свою жизнь во многих компаниях. Мэдисон-авеню была к нему благосклонна, и в сорок четыре года он стал третьим лицом в «Хинкли, Берроуз энд Доусон» – одном из крупнейших рекламных агентств в стране. В фирме его ценили и уважали. Олли был одним из самых молодых вице-президентов в этом бизнесе, и жена им гордилась.

Но все равно Саре было обидно. Обидно оттого, что она сидит в этом милом маленьком Перчесе, глядит на падающий снег и ждет возвращения из школы детей, а сама собиралась ведь писать рассказ... рассказ, который никогда не будет написан, который никогда не будет иметь конца, который она никуда не пошлет, как и другие рассказы, которые пыталась написать в течение последних двух лет.

Сара решила снова взяться за перо в канун своего тридцатидевятилетия. Для нее это было важное решение. Встречать тридцать девятый год своей жизни было особенно тяжело, хуже, чем сорок. Сорок лет – это, по ее словам, судный день. Впрочем, Оливер по случаю сорокалетия увез ее на месяц в Европу. Двое детей были в лагере, а свекровь взяла к себе Сэма. Ему тогда было только семь, и Сара впервые оставила его. Попав в Париж, она почувствовала себя на седьмом небе... Ни детей, ни собак, ни родительского комитета, ни благотворительных обедов для школ и местных больниц... никого... ничего... только они вдвоем и четыре незабываемые недели в Европе. Париж... Рим... поездка на машине по Тоскании, краткая остановка на итальянской Ривьере, а потом несколько дней плавания на арендованном катере между Каннами и Сен-Тропе... Затем опять на машине в Эз и Сен-Поль-де-Ванс, обед в Коломб-д'Ор и, наконец, несколько ветреных дней в Лондоне. Во время поездки Сара постоянно вела дневник и исписала семь записных книжек. Но когда вернулась домой... ноль. Ни одна из записей не вылилась в рассказы, статьи или даже стихи. Она просто сидела, уставившись в чистый лист бумаги, которому, кажется, никогда не суждено было заполниться. И теперь, полтора года спустя, все было так же.