Закхей - Кнут Гамсун

Кнут Гамсун

Закхей

Глубокий мир царит над прерией.

На много миль кругом не видно ни дома ни дерева, — одна только пшеница да зелёная трава, насколько хватает глаз. Далеко-далеко, так что они кажутся точно мухи, виднеются лошади и люди за работой, — это косцы, которые сидят на своих машинах и ряд за рядом косят траву. Единственный звук, какой слышен кругом — это стрекотание стрекоз; когда же меняется ветер, ухо время от времени улавливает ещё другой звук — хлопающий шум косилок там внизу, на горизонте. Иногда этот звук раздаётся удивительно близко.

Это ферма Биллибори. Она стоит совсем одиноко на Дальнем Западе, без соседей, без всякого сообщения с остальным миром, и до ближайшего городка прерий от неё несколько дней ходьбы.

Издали дома фермы похожи на крохотные скалы, возвышающиеся над необозримым морем пшеницы.

Зимой ферма необитаема, но с весны до последних чисел октября около семидесяти человек заняты там пшеницей. Три человека работают на кухне: повар и два его помощника, а на конюшне, не считая множества лошадей, стоит двадцать ослов. Но ни одной женщины, ни одной единственной женщины нет на ферме Биллибори.

Солнце жжёт с силой в 102° по Фаренгейту. Небо и земля трепещут от страшной жары, и ни малейшее дыхание ветерка не освежает воздуха. Солнце — точно раскалённая печь.

Вокруг домов тоже тихо. Только из большого, крытого дранкой сарая, который служит и кухней и столовой, слышны голоса и шаги повара и его двух помощников, которые очень заняты делом: они поддерживают огонь в большой плите, подбрасывая сухую траву, и вырывающийся из труб дым смешан с искрами и пламенем.

Когда пища готова, её в больших цинковых котлах выносят на двор и грузят на телеги. Потом запрягают ослов, и эти три человека везут обед в прерию. Повар — толстый ирландец, седой, похожий на военного; он наполовину гол, рубашка широко раскрыта, и его грудь похожа на жернов. Все называют его Полли, потому что он лицом похож на попугая.

Повар был раньше солдатом в одном из портов на юге; он питает склонность к литературе и умеет читать. Поэтому он взял сюда с собой на ферму песенник и старый номер газеты. До этих сокровищ он не позволяет никому дотрагиваться; они лежат у него на полке в кухне, чтобы он в свободную минуту имел их у себя под рукой. И повар с величайшим усердием пользуется ими.

Но вот Закхей, жалкий земляк его, который был почти слеп и носил очки, однажды завладел газетой, чтобы почитать. Предложить Закхею обыкновенную книгу было бы безполезно: маленькие буквы, как туман, сливались перед его подслеповатыми глазами, но тем большим наслаждением было для него держать газету повара и разбирать крупный шрифт объявлений.

Но повар тотчас же хватился своего сокровища, отыскал Закхея в его кровати и вырвал у него из рук газету. И между этими двумя людьми завязалась злобная, смешная ссора.

Повар назвал Закхея чёрномазым разбойником и собакой. Он щёлкнул пальцами перед его носом и спросил, видел ли он когда-нибудь в жизни солдата и знает ли он, как устраивается форт? — Нет, не знает! Тогда пусть будет поосторожнее! Да, да, пусть будет поосторожнее! И пусть держит язык за зубами! Что он зарабатывает в месяц? Может быть, у него собственные дома в Вашингтоне? Или у него отелилась корова?

Закхей ничего не ответил на всё это, он только обвинил повара в том, что тот подаёт сырой обед и хлебный пудинг печёт с мухами.

— Убирайся к чёрту вместе со своей газетой!

Он, Закхей, человек честный, он прочёл бы газету и положил бы её на место.

— Не стой ты здесь и не плюй на пол, грязная собака!

Подслеповатые глаза Закхея, точно шарики из стали, засверкали на его разъярённом лице.

С этого дня между обоими земляками разгорается навеки вражда.

Телеги с кушаньем направляются по прерии в разные стороны, на каждой из них пища для двадцати пяти человек. Люди сбегаются со всех концов, каждый хватает чего-нибудь поесть, бросается под телегу или даже под осла, чтобы во время обеда найти хоть немного тени.

Через десять минут уже всё съедено. Надсмотрщик уже снова в седле и зовёт людей на работу, а провиантские телеги возвращаются обратно на ферму.

И вот, пока помощники повара моют и чистят после обеда миски и чашки, Полли сидит за домом в тени и в тысячный раз читает солдатские песни из драгоценной книги, которую он привёз с собой из форта на юге. И в эту минуту Полли опять чувствует себя солдатом.

К вечеру, когда уже начинает смеркаться, из прерии медленно возвращаются домой семь телег с сеном, нагружённые рабочими. Большинство из них моют во дворе руки, прежде чем пойти ужинать; некоторые также причёсывают себе волосы.

Здесь представлены все нации и несколько рас, здесь и молодёжь и старые, переселенцы из Европы и уроженцы Америки, все в большей или меньшей степени бродяги и неудачники. Более состоятельные из этой банды носят в заднем кармане своего платья револьвер.

Обыкновенно ужин съедается весьма поспешно, при чём никто не произносит ни слова. Всё это множество людей боится надсмотрщика, который принимает участие в ужине и следит за порядком. И как только ужин кончается, все обыкновенно тотчас же уходят спать.

Но сегодня Закхей решил выстирать свою рубашку. От пота рубашка стала очень твёрдой и шуршит на нём днём, когда солнце жжёт его спину.

Вечер был тёмный. Все уже улеглись, и из большого сарая, где рабочие спали, раздавалось только заглушённое бормотанье.

Закхей пошёл к кухонной стене, где стояло несколько кадок с водой. Эта вода принадлежала повару, он тщательно собирал её в дождливые дни, — вода в Биллибори была слишком жёстка и слишком насыщена известью для того, чтобы в ней можно было стирать. — Закхей завладел одной из кадок, снял с себя рубашку и начал стирать. Вечер был тихий и холодный, он порядочно озяб, но рубашку необходимо было выстирать, и он даже начал слегка посвистывать про себя, чтобы немножко подбодриться.

Вдруг повар раскрыл кухонную дверь. Он держал лампу в руке, и широкий луч света упал на Закхея.

— Ага, — сказал повар и вышел из кухни.

Он поставил лампу на лестнице, подошёл прямо к Закхею и спросил:

— Кто тебе дал воду?

— Я сам взял, — ответил Закхей.

— Это моя вода! — крикнул Полли. — Грязный раб, как ты смел взять её! Лгунишка, вор, собака!

Закхей ничего не возразил на это и только снова стал повторять свои обвинения по поводу мух, запечённых в пудинге.

Поднятый ими шум привлёк рабочих из спального сарая. Они расположились вокруг группами, зябли и с величайшим интересом прислушивались к этому обмену ругательствами.

Полли кричал им:

— Как вам понравится такое свинство? Взял мою собственную воду!

— Возьми себе свою воду! — сказал Закхей и опрокинул кадку. — Мне она больше не нужна.

Повар поднёс к его глазам кулак и спросил:

— А это видишь?

— Да, — ответил Закхей.

— Сейчас угощу!

— А ну, посмей!

И вдруг прозвучало несколько быстрых ударов — и тотчас же несколько новых в ответ им. Зрители разразились воем, — это выражало их одобрение и восторг.

Но Закхей не мог долго выстоять.

Подслеповатый, маленький ирландец был разъярён, как тигр, но его короткие руки ничего не могли поделать с поваром. В конце концов, он покачнулся в сторону и, сделав несколько шагов, упал.

Повар обратился к толпе:

— Ну вот, лежит! И пускай себе! Его положил солдат.

— Он, кажется, умер! — раздался чей-то голос. Повар пожал плечами.

— Ну, и пусть умер! — заносчиво возразил он.

И он чувствовал себя перед этой толпой великим, неодолимым победителем. Он закинул голову и, чтобы придать себе ещё больше важности, стал подыскивать литературные выражения.

— Предоставляю его дьяволу! Пусть себе лежит! Что он, американец Даниил Вебстер? Приходит сюда и учит меня, как готовить пудинг, — меня, который готовил на генералов! Да что он, начальник прерии, что ли?

И все любовались речью Полли.

Тут Закхей опять подымается на ноги и говорит так же злобно и упрямо, как раньше:

— А ну-ка выходи, ты, заячья нога!

Толпа ревёт от восторга, но повар с сострадательной улыбкой говорит только:

— Нелепость! Это всё равно, что я стал бы драться с этой лампой.

И он берёт лампу и медленно, с достоинством уходит в кухню.

На месте происшествия стало темно, — и люди разошлись в свой спальный сарай.

Закхей взял свою рубашку, старательно выжал её и надел. Затем и он поплёлся вслед за другими, чтобы отыскать своё место на нарах и лечь спать.

На следующий день, в прерии, Закхей стоял на коленях и смазывал маслом свою машину. Солнце сегодня пекло так же сильно, и стёкла его очков покрылись каплями пота.