Служебный роман - Геннадий Евтушенко

Геннадий Евтушенко

Служебный роман

Был конец мая. Солнечный такой, тёплый денёк. Юрий Михайлович Карелин возвращался в офис в хорошем настроении. Переговоры прошли успешно. Осталось уточнить некоторые детали контракта, и договор можно подписывать. Он прикидывал в уме выгоды от предстоящей сделки и усмехался. Толя будет доволен. Толя, Анатолий Фёдорович Смоленцев, был его шефом и старинным другом. Когда-то, более сорока лет тому назад, они вместе окончили военное училище, три года сидели за одной партой, спали на соседних кроватях, рядом стояли в строю. Разъехавшись после окончания училища в разные концы необъятного Союза, они вновь встретились во Вьетнаме, где оба служили военными советниками. И хотя командировка Юрия Михайловича вследствие полученного ранения оказалась не столь длительной, как у его боевого товарища, но пребывание вдали от родины, тревожные дни и ночи, бои и постоянная опасность окончательно породнили их.

К концу службы оба оказались в Москве, а уволившись в запас, сдружились ещё больше. Вместе пережили перестройку, зарождающийся дикий капитализм, наконец, создали свою фирму. Анатолий Фёдорович по обоюдному согласию (а может, как старший по воинскому званию) стал генеральным директором, а Юрий Михайлович – заместителем.

Конечно, каждый жил своей жизнью, своими семейными делами и заботами. Они были людьми различного темперамента и различной внешности. Анатолий Фёдорович с годами погрузнел, обзавёлся животиком, в поведении появились вальяжность, эдакие барские замашки, он был неравнодушен к дорогим напиткам и ресторанам, во время переговоров не прочь был помянуть о своём генеральском прошлом, порассуждать о высоких материях, в общем – поважничать.

Однако это не мешало ему успешно руководить компанией. Он был энергичен, в любом деле мог уловить главное звено, мёртвой хваткой брал, как говорится, быка за рога и настойчиво шёл к намеченной цели. На лице его не было ни единой морщины, розовые, словно наливное яблочко, щёки подчёркивали жизнерадостность и здоровье, а голубые, не тронутые временем глаза светились задором и энергией. Сотрудники считали его строгим, но справедливым. Вместе с тем нерадивые побаивались. Анатолий Фёдорович легко мог простить ошибку подчинённому, но лень, халатность вызывали в нём бурю эмоций. Вот здесь уж лучше не попадаться ему под горячую руку. Вызов к шефу на ковёр был событием, и никто не мог сказать, чем этот вызов закончится. Знали одно: виновный выйдет из кабинета шефа мокрым как мышь. А останется ли на работе – один бог ведает.

В отличие от генерального Юрий Михайлович был помягче. На его плечах лежала львиная доля задач компании. И он решал их успешно. Работал спокойно, без шума и мелочных придирок к подчинённым. Его принципиальность сочеталась с желанием досконально разобраться в той или иной ситуации, порой сложных взаимоотношениях между подчинёнными и деловыми партнёрами. Только после этого он принимал решения. Спокойная рассудительность, знание законов и педантичность Карелина уравновешивали кипучую энергию и взрывной характер Анатолия Фёдоровича.

Юрий Михайлович в свои шестьдесят пять был по-юношески строен, подтянут, хотя его несколько старили небольшая бородка с усами да тёмные очки – неизменные спутники на протяжении многих лет жизни.

Несмотря на различие характеров, друзей объединяли одни жизненные принципы и ценности. И жили, и работали они душа в душу, удачно дополняя друг друга.

Суровая требовательность одного смягчалась демократичностью и мягкостью второго. Но оба были честны, принципиальны, трудолюбивы, и это давало хорошие результаты. Их компания была небольшой, но успешно развивалась, доходы росли, сотрудники были довольны, партнёры охотно сотрудничали с ними.

Конечно, и в их компании имелись подводные камни, различные течения, интриги и интрижки, столкновения интересов, симпатии и антипатии, в общем – как везде. Но Смоленцев, руководивший и не такими коллективами, твёрдо держал нити управления в своих руках. Кажется, он знал всё и обо всех, но к своим источникам информации не подпускал никого, даже лучшего друга.

Карелин считал, что и сегодняшний договор в случае его подписания мог стать достойным вкладом в общее дело. Удовлетворение от удачно выполненной работы несколько расслабило его и настроило на лирический лад. Юрия Михайловича вдруг потянуло на природу. Он тронул за плечо водителя.

– Коля, давай в Сокольники, к главному входу. Тот молча кивнул, неспешно перестроился в правый ряд и свернул с Садового к трём вокзалам. Скоро подъехали к парку. Юрий Михайлович отпустил машину, дальше решил идти пешком. Маршрут был знакомый.

Он любил Сокольники, нередко гулял по тенистым парковым аллеям. Прикинул: до офиса через парк минут сорок-сорок пять ходу. Таким временем он располагал. Май уже позеленил деревья и лужайки, молодая свежая листва радовала глаз. Редкие мамаши выгуливали в колясках своих детишек. У центрального круга скучали пони, кое-где на лавочках сидели с газетами пенсионеры. Центральный фонтан уже работал. Мощная струя воды била высоко в небо и брызгами опадала в бассейн. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь водяную пыль, распадались на мглистые облачка и светились радугой. У фонтана суетился фотограф, приглашая желающих запечатлеть себя на память о Москве, Сокольниках и прекрасном месяце мае.

Юрий Михайлович с лёгкой улыбкой смотрел на него, вспоминая далёкий шестидесятый, когда он со Смоленцевым и Мишкой Мищенко – их третьим другом – сразу после окончания училища приехали в столицу и здесь, в Сокольниках, долго гуляли и фотографировались у такого же мастера. «Только аппаратура была другая, да люди вокруг победнее одеты, – подумал он, – а больше ничего и не изменилось».

Юрий Михайлович двинулся по кругу. Вот и «Берёзка». Небольшое кафе выглядело мрачновато. А когда-то здесь был весёленький павильон, соответствующий своему лёгкому названию. Эта «Берёзка» была одним из любимых мест Карелина. И он решил зайти. Внутри было пусто. За стойкой скучал одинокий бармен. Юрий Михайлович сел за столик в углу, заказал кофе с круассаном, подумал: «Пообедать сегодня вряд ли успею, хоть здесь слегка перекушу». Пока несли заказ, задумался, вспомнил былое. Когда-то, давным-давно, впервые после Вьетнама именно здесь он встретился со Смоленцевым. Не виделись они года три. Тогда Смоленцев сидел как раз на этом месте. Был задумчив, крутил в руках бокал шампанского и рассеянно поглядывал в окно. Волна счастья подкатила к горлу Карелина, стало трудно дышать. Давно он мечтал об этой встрече, да разыскать друга не мог. Однако, уняв внезапно возникшую дрожь, не ринулся сразу к Тольке, а решил разыграть его. Надел тёмные очки и бочком, бочком продвинулся к угловому столику, плюхнулся на соседний стул и стал подбираться ближе вместе со своим стулом, нещадно скрежеща его ножками по полу. Радость встречи настолько переполняла его, что он вытворял чёрт знает что! И вдруг вместо возмущения услышал спокойный голос Смоленцева:

– Чего ты, Юрка, пихаешься?

Ошарашенный Юрка вмиг отодвинулся, снял очки, удивлённо уставился на друга.

– Узнал?

– Да я тебя, брат, по запаху за версту чую.

Юрий Михайлович вскочил, Смоленцев не спеша поставил свой бокал на стол, медленно, словно нехотя, поднялся, повернулся к другу. Только после этого они крепко обнялись и стояли так неподвижно несколько минут.

Заговорили, когда волнение от неожиданной встречи несколько улеглось, но всё ещё влюблённо смотрели друг на друга.

– Ты как?

– А ты как? Смоленцев засмеялся.

– Закакали… Я, брат, в академию поступаю. Приехал вот экзамены сдавать. Да сдам, не сомневаюсь. А ты?

– А я просто Москву люблю. Служу на Севере, в Заполярье. Но каждый год во время отпуска сюда на три-четыре дня заезжаю.

– Да знаю я, что на Севере служишь. Искал же тебя, но сам всё по заграницам мотался, сейчас вот в Москву приехал, решил – теперь точно найду, а ты – вот он, явился, не запылился!

– Я тебя тоже искал, да где там!.. В загранкомандировке – вот и весь ответ!

Смоленцев улыбнулся.

– Ну, теперь не потеряемся! Как удачно ты в Москву заглянул! Каждый год, говоришь, наезжаешь? И что тебе в этой Москве? Большая деревня…

Карелин пожал плечами.

– Да, была когда-то большая деревня. Кучково называлась. Но с тех пор, как приглянулась она князю Юрию Долгорукому и стала городом Москвой, вот уж более восьмисот лет народ в неё тянется. Ругает, а тянется. И не только русский.

Смоленцев удивлённо глянул на него.

– Да чего это ты вскипятился? Шучу я. Деревенские и называют деревней. А люди с понятием… – он сделал паузу и закончил шутливо: – вот, как я – ценят. Москва – столица, моя Москва! Ты лучше расскажи, как в Заполярье оказался? Как тёплую, тихую Украину на холодный Север променял?

Карелин улыбнулся.