Запрещённая реальность. Книги 1-10 - Василий Головачёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В горницу вошёл спутник первого «призрака», заметил в руках первого синие книжечки с жёлтым тиснением.
– Кто?
– Батальон «Ганьба», заместитель командира Синерезенко и его телохран-француз.
– Оба-на! Они же в наших списках!
– Повезло. – «Призрак», командир группы «Штык» майор Ухватов, поднял руку, давая понять, что разговаривает по рации; она была вмонтирована в шлем. – Чук, что у тебя?
– Всё тихо, Кум, – доложил Чук, он же сержант Якимчук, обеспечивающий контроль местности.
– У нас три «двухсотых», бери Зура, Ю и ко мне, отнесёте к реке. Быстро!
– Понял.
Через минуту в горнице появились ещё три «призрака», вынесли тела убитых карателей.
– Кир, приведи хозяина, – велел Ухватов.
Сержант, остававшийся во дворе дома, привёл Ивана Даниловича.
Войдя в хату, освещённую единственной тусклой лампочкой на кухне, старик вытаращил глаза на «призраков», фигуры которых зыбились прозрачными изломами как эфемерные стекляшки в цилиндре калейдоскопа.
Командир группы понял ощущения старшего Гордеева – бойцы были экипированы в спецкостюмы «оборотень», сплетённые из метаматериалов и хитрым образом поглощающие и преломляющие световые лучи, – снял очки.
– Не пугайся, отец, мы не черти из преисподней.
– Русские…
– Не только. Скажем так: чистильщики, воздаём должное убийцам и насильникам. Кое-кого уже списали… на тот свет.
– Слишком их много… всех не перебьёшь.
– К сожалению, ты прав, пол-Украины – пособники нацистов. Да мы и не стремимся ликвидировать всех подонков в человеческом облике, так получилось, что мы оказались у вас.
– Вы… их…
– Не бери в голову, отец, они получили то, чего заслуживали. На этом бородаче сотня смертей плюс пытки, да и на остальных тоже. Все эти ублюдки думали, что их забудут и они смогут всю жизнь творить бесчинства. Но никто не забыт, и ничто не забыто! Давай договариваться. Нас здесь не было. Их тоже. Когда их хватятся, к вам придут с вопросами, сможете притвориться, что вы ужинаете и никого не видели?
Иван Данилович пощипал реденькую бородку, с сомнением поглядывая на бесшумно двигавшихся по хате «призраков».
– Не знаю…
– Если не сможете, вам придётся уходить.
– Да куда ж мы пойдём? Всю жизнь тут жили, работали…
– Иначе бравые бандеровские хлопцы с чёрным крепом на рукаве вас пытать начнут, да и расстреляют ни за что. У этого батальона дурная слава, не лучше, чем у «Азова» и «Айдара».
– Поговорить со своими надо…
– Поговори, только побыстрей, уходить нам надо. Зови сюда взрослых, дети видеть нас не должны.
Гордеев вышел, покачивая головой, и вскоре вернулся в дом вместе с семьёй.
Но вместо «призраков» его встретил в горнице один человек, тот, что разговаривал с ним минуту назад, остальные исчезли. Впрочем, майор уже не был прозрачно-кристаллическим, сняв спецкостюм, смущавший старика, и оставаясь в зеленоватом трико наподобие спортивного. Шлем с очками он тоже снял, и на родных Ивана Даниловича смотрели с обветренного сурового лица светящиеся голубовато-серые глаза воина.
Женщины остановились у порога, теребя концы платков и фартуков. Катя спряталась за их спины, огромными глазами разглядывая гостя. Гордеев‑младший, бледный до синевы, с кровоподтёком на скуле, поддерживал ушибленную руку.
– Вот, – сказал Иван Данилович, озираясь, ища глазами гостей.
Ухватов повторил своё предложение.
Гордеевы переглянулись. Однако уходить из дома никто не согласился.
– В таком случае вам придётся объяснить тем, кто придёт, причину синяков на лице сына, – с усмешкой сказал майор. – И вообще вести себя естественно. Вы ужинали, шума никакого не слышали, никто к вам не заходил, а ты… – Он посмотрел на хилого Александра.
– Упал сослепу во дворе на дровяник, – криво улыбнулся сын Ивана Даниловича.
– Пластырь есть, залепить кровоподтёк?
– Нет…
– Тряпицей перемотаем, – торопливо проговорила жена Александра.
– Не надо, смажьте чем-нибудь, мукой, что ли, чтоб меньше заметно было, а то придерутся, что прячете рану. – Ухватов посмотрел на хозяина. – У вас лодки нет?
– Была, да отобрали ещё в прошлом году. Там на берегу кое у кого есть.
– У Стрыгиных осталась, – сказала жена Гордеева. – Через дом от нас.
– И у Шурки Петренки, – добавила мать Кати. – Только они не дадут, ихний Вовка в нацгвардии служит.
– Ладно, сообразим. Нам в Донецк надо, отец, подскажи дорогу покороче.
– Покороче – по водохранилищу до Дикого Поля, а там на Макеевку… либо через Святые Горы на правом берегу реки. Не этой, нашей, Кальмиуски, а Северского Донца. Но пёхом, если у вас транспорта нету, всё равно долго будете добираться.
– С транспортом мы уладим.
– Тогда идите вдоль правого берега Кальмиуса на север, пересечёте овраги, балки, меловую террасу, карьер, и по прямой до Северского Донца.
– Спасибо, отец, так и сделаем. Приведите всё в порядок, а главное – не суетитесь и не прячьтесь. Мы следы во дворе уничтожим, а вы здесь в доме уберитесь.
– Сделаем… благодарствуем… за Катеньку.
– Берегите девочку. Если вдруг придётся признаваться, скажете, что есаула и его солдатиков увели с собой иностранцы в чёрном. Мол, не по-нашему гутарили. Но лучше бы до этого не дошло. Прощайте.
Ухватов повернулся и исчез, будто привидение.
Домочадцы Гордеева молча дивились на дверь в сени, оставшуюся открытой.
В саду за сплетённой из ивняка стенкой майора ждала группа.
Он натянул масккомплекс, превращавший человека в почти невидимого даже днём призрака, проверил оружие.
– Чук?
– Клиенты на берегу, – доложил сержант.
– Раздеть, обмундирование взять с собой, документы, оружие тоже. Найдите лодки.
– Уже нашли.
– Тогда грузимся и плывём на тот берег.
Отряд «Штык» в составе семи бойцов, не принадлежащих ни к одной армии мира, если не считать частной русской военной организации ЗРП «Возмездие», дислоцирующейся в Чечне, рассредоточился вдоль берега речки Кальмиус и, не производя ни малейшего шума, подвёл лодки к захламлённому обломками причала берегу, погрузил тела убитых карателей, разместился в них сам, и лодки отчалили от берега, погружённого во тьму близившейся безлунной ночи.
Городок Павлополь тоже был почти весь погружен в темноту, только в центре, возле здания бывшего горсовета, занятого штабом батальона «Ганьба», царило оживление, здание и улица перед ним были освещены, туда-сюда сновали боевики Добровольческой армии, слышался иноязычный говор, мат и хохот. Каратели считали себя здесь полновластными хозяевами, на чиновников местного самоуправления, назначенных Киевом, смотрели как на своих холуёв, что, между прочим, соответствовало истине, и развлекались как могли.
Жители городка, в котором когда-то проживали шестьсот с лишним человек, а сейчас осталось не больше трети, предпочитали по вечерам не выходить из домов и квартир, чтобы не нарваться на «дружеское хамство», а то и на пулю.
Тела Синерезенко и его спутников утопили в речке,
